Поливные плитки эти вместе с кафелями Голландского домика настоятельно требуют монографического изучения, образуя материал, еще совершенно не тронутый русскими исследователями искусства.
Музейный характер кусковской усадьбы как бы подсказывает создание в комнатах Оранжерейного дома бытового ансамбля во вкусе рококо; хотелось бы видеть здесь собранными бесполезно загромождающие кладовые фондов предметы убранства середины XVIII века, совершенно так же, как нетрудно было бы восстановить в духе петровского времени Голландский домик, в типе венецианского казино Итальянский павильон и отреставрировать Эрмитаж с его подъемным столом и обстановкой зала и кабинетцев.
Воздушный театр, еще сохранивший свои очертания, партер французского сада со статуями, обелиском, колонной — солнечными часами, стриженые аллеи-коридоры — все это в руках опытного знатока-реставратора могло бы создать из Кускова единственный в своем роде памятник прямого провинциального искусства XVIII века, стилистически протянувшимся от северного барокко петровского времени до тонкой и успокоенной грации стиля Людовика XVI. Грустное впечатление производит в Кускове Эрмитаж, прекрасно спропорционированный двухэтажный павильон в виде четырехлистника, украшенный в нишах скульптурными бюстами, с превосходно нарисованными наличниками окон и решетками балконов. Окна забиты досками, в кухне нижнего этажа рухнул подъемный стол, в кабинетцах полуободрана дубовая отделка стен; кое-где еще видна облезлая позолота и остатки расписных плафонов с летящими по голубому небу амурами, намокшие и ежегодно обсыпающиеся куски штукатурки. Подобно беседкам, павильонам и садовым украшениям, мебель и обстановка старинного одноэтажного кусковского дома относится также к ранним эпохам. Несомненно, стулья с высокими гнутыми спинками, обитые тисненой кожей, частью находящиеся в портретной комнате, частью в столовой, составляли некогда обстановку Голландского домика, где они превосходно соответствовали кафельным стенам, — вероятно, оттуда же происходят глубокие кресла Чиппендейл* (* мебель в стиле рококо, середина XVIII века.), обитые старинными ковровыми тканями, столь редкие в России образчики английской мебели, находящиеся теперь в одной из портретных комнат. Остальная мебель в Кускове большей частью домашней работы; но среди этих в различные цвета окрашенных кресел, стульев и канапе попадаются и очень редкие образчики обшивки; таковы столь редкие в декоративных искусствах псевдоготики в XVIII веке ширмы в спальне, превосходные резные консоли перед зеркалами, и среди них одна в особенности, с фигуркой [нрзб ] собаки, преследующей зверя, в оконных простенках золоченые рокайльные консоли, наконец, такие уникальные вещи, как совершенно исключительный стол наборной работы, маркетри. На крышке его мастером Никифором Васильевым при помощи мелких кусочков разноцветного дерева выложен кусковский дом, с его колонным портиком-въездом под гербом, подъезжающим экипажем и частью пруда впереди, в перспективе же с изображением партера французского сада, павильонов и прочих садовых сооружений в перспективе. Это мастерское произведение столярно-мозаичного искусства заслуживает, подобно кусковскому гроту, монографического описания, свидетельствуя о том, что трудная техника маркетри была широко известна и в России XVIII века, где она нашла превосходных художников-исполнителей. И в то время, как во Франции, Англии, Германии, даже в Скандинавских странах учтен или изучен почти каждый предмет — в России не только нет ни одной работы по этому вопросу, но даже не выявлено самое наличие памятников. Столы, комоды, бюро, секретеры украшались наборной мозаикой; букеты цветов, хитросплетенные орнаменты, жанровые сцены, нередко виды составляют излюбленные мотивы этих вещей, несомненно, во многих местах изготавливавшихся в России, но за редким исключением не помеченных ни именем мастера, ни ярлыком фирмы или мастерской, их выпускавших. И пожалуй, только имя мастера [Опишмеева], подписавшего два столика, находившихся в Полотняных Заводах Гончаровых, наряду с именем Н.Васильева всего лишь и известны, пока не произведены еще более тщательные поиски и исследования.
Таких отдельных предметов, заслуживающих монографического изучения, немало в Кускове. Никем до сих пор не затронута была история русского тканья и художественного шитья в XVIII и первой половине XIX века. А между тем именно в усадьбах ткались крепостными девушками чудесные ковры, вышивались скатерти и даже целые картины. В Кускове сохранился такой вышитый ковер с медальонами, заключающими в себе букеты и вазы, с цветочными гирляндами и бордюрами; другой ковер типа “обюссон” во весь пол Зеленой гостиной, шитая картина работы П.И.[Ковеловской] и, наконец, шпалеры на стенах, являющиеся, вероятно, также русской работой середины XVIII века, уже дают кое-какие материалы для изучения русскою декоративного шитья и тканья в позапрошлом столетии. Особенно интересны гобелены — в красивых градациях зеленых тонов представлены на них виды регулярных парков с павильонами и беседками, с прогуливающимися среди аллей стриженых деревьев кавалерами и дамами и с размещенными среди травы и листвы животными и птицами. Эти ковры, не вполне пришедшиеся к стенам и даже частью безжалостно разрезанные в свое время, придают комнате особую нарядность. В своей брошюре о русских художественных промыслах гр. П.С. Шереметев[95] указывает на ряд усадеб, где были славившиеся в свое время мастерские ковров и вышивок — были они в Уборах Шереметевых, в Купавне Юсупова, Студенце Енгалычевых, в Сыромясе Пензенской губернии, где изготовлялись знаменитые колокольцевские шали. Такое же важное музейное значение имеют в Кускове скульптуры и среди убранства комнат четыре портретных бюста работы Шубина, представляющие фельдмаршала и его жену и графа Петра Борисовича с супругой, любопытный, еще издающий звуки заводной механический органчик, кое-какие неожиданные по формам осветительные приборы.
Наконец, и самая отделка некоторых комнат дает чудесные уцелевшие до наших дней interieur'ы* (* интерьер (внутренний — франц.), архитектурно и художественно оформленное внутреннее помещение здания.) XVIII столетия. Главный зал, с фальшивыми окнами-зеркалами соответственно окнам наружным, белый с золотом, с резными гирляндами, позолоченными фигурными рельефами и орнаментами, с живописным плафоном, простенными зеркалами, торшерами у дверей, люстрами и бра, обсыпанными грушевидными подвесками, — является несомненным отражением галереи, или Большого зала Царского Села, в свою очередь восходящим к версальской Salle de glaces**(** Зеркальный зал, или Светлая галерея (франц.).). Отделка здесь, уже в соответствии с характером наружной архитектуры дома, выдержана в изящном вкусе стиля Людовика XVI. Очень близкой по своей декорации является и столовая зала. С несколько более скромными золочеными гирляндами по белому полю, плафоном работы Лагрене и низким буфетом в расписанной трельяжем нише. Более архаичны по стилю три спальни — парадная с резьбой, заказанной в Петербурге, и две другие, голубая и зеленая, — в каждой из них по старинной традиции устроены против окон ниши альковов и две двери, приводящие в уборную и гардеробную. В орнаментации гирляндами, вазами, решеточками чувствуется здесь еще стиль, переходный от рококо к Louis XVI. Самый же тип алькова с кроватью между двух дверей, конечно, идет от петербургских дворцов и восходит, подобно Зеркальному залу, к Версальскому дворцу, где сложились законченные формы придворно-аристократического быта XVIII века.
В низких антресолях верхнего этажа, обклеенных старинными “бумажками”, были детская и девичьи, но судить об их обстановке почти невозможно по разрозненным остаткам меблировки, хотя именно эти комнатки с бытовой стороны являлись бы едва ли не самыми любопытными. Таков кусковский дворец внутри, — и здесь небольшие восстановительные работы, некоторая фильтрация предметов могли бы создать цельный и интересный провинциальный памятник русского искусства XVIII века накануне расцвета классицизма. Настолько стильны залы и комнаты дома даже сейчас, что по-особому звучали здесь Моцарт, Гайдн и Хандошкин[96] на концерте, устроенном в Зеркальном зале летним вечером 1923 года.
