Подольский уезд — один из самых богатых усадьбами в Московской губернии. Иные из них хранят памятники искусства едва ли не европейского значения, подобно Дубровицам, Остафьеву. Другие, как Суханово, Красная Пахра, связаны с историческими воспоминаниями. Наконец, большинство — это те дворянские гнезда, те бесконечно типичные дома с колоннами, что являлись местом действия романов Маркевича, Валуева, К.Леонтьева[163]. Иные сохранились еще, иные разрушены частью давно, частью недавно. Здесь возможны еще неожиданные открытия. В Полуэктове дом во вкусе псевдоготики; в Мещерском барона Боде целый ансамбль старинных построек, окруженных парком, изображенным на двух старинных акварелях, сохранившихся в Историческом музее. По речкам Рожае, Пахре, Десне, Лопасне раскинуты эти старые имения. Скорее — остатки их. От Константинова в сторону Подольска было село Борисоглебское с деревянной церковью, несколько старинных парков с заглохшими дорожками на берегу Рожаи, село [Серенково][164] с каменным храмом XVIII века, украшенным граненым фонарем с барочными волютами по ребрам, точно отдаленнейшее воспоминание церкви Санта Мария Маджоре в Венеции.

Около самого Подольска — усадьба Ивановское[165], в конце XVIII века с большим размахом устроенная графом Толстым, большим любителем цветов. Дом в Ивановском громадный; садовым фасадом своим он выходит на крутой склон Пахры. Здесь колонный портик на аркадах под треугольным фронтоном достойно украшает трехэтажный массив, с двух сторон обрамленный высокими вековыми липами. Откос берега укреплен каменной террасой; широкая арка вписана в мощную каменную кладку, как бы подводящую фундамент под все здание. Рассчитанный на отражение в реке, на чудесную раму зелени, дом в Ивановском со стороны сада кажется очень стильным и выдержанным. Иной характер носит дворовый фасад; здесь тот же массив, украшенный портиком с гербом в треугольном фронтоне, со статуями на лестнице, приводящей под аркады подъезда. Под прямым углом отходят от дома двухэтажные крылья, скупо украшенные только широким окном с полуколоннами. Решетки и ворота, снова колонные, на главной оси планировки замыкают двор. Казалось бы, достаточное количество комнат заключается в этом обширном доме с его крыльями. Однако уже в XVIII веке с правой стороны дома наросли новые корпуса, где, по-видимому, еще графом Толстым был устроен зимний сад. Все эти постройки запечатлены еще на старой картине начала XIX столетия, изображающей Ивановское. Прямая береговая дорога, ориентированная по главной оси дома, приводит в усадьбу; слева от нее сохранился старинный каменный сарай в аркадах на полуколоннах, лишний раз свидетельствующий о том, как требовательны в старину были вкусы людей, стремившихся украсить каждую, даже самую “прозаическую” по своему назначению постройку. От Толстых по наследству досталось Ивановское известному, но не слишком популярному московскому генерал-губернатору гр. А.А. Закревскому. Летние месяцы проводил он или здесь, в этом обширнейшем дворце своего тестя, либо на подмосковной даче “Студенец” у Трехгорной заставы, где еще целы некоторые остатки старины. При графе Закревском продолжалось строительство в Ивановском — был огорожен каменной стеной парк, узкой полосой тянущийся вдоль реки, появились каменные беседки и павильоны. Строительный материал для них ведь был тут же поблизости, в обширнейших каменоломнях, откуда издавна брали известняк для московских построек. Каменные плиты и остатки фундаментов одни свидетельствуют об этих "затеях". Только перед домом, романтически осененный деревьями, еще стоит каменный монумент, похожий на надгробный памятник — он был посвящен Закревским памяти фельдмаршала Каменского, которого незнатный и неродовитый граф считал своим благодетелем. Почти ничего не осталось внутри дома. В нижнем этаже — низкий вестибюль через весь дом с колоннами, образующими внутреннюю ротонду; отсюда парадная лестница расходящимися маршами приводит в средний, главный этаж, где в центре находится только большой зал в два света, еще сохранивший кое-что из своей лепнины, и красочный [камин], орнаментированный во вкусе Людовика XVI. В левом крыле дома осталось, однако, мало испорченным последующими предметами помещение домашнего крепостного театра — со сценой и зрительным залом. Ведь только в Останкине, Архангельском, Ольгове и Люблине сохранились деревенские театры, этот колоритный образчик крепостного быта. О театре в Ивановском не сохранилось никаких прямых свидетельств. Но иногда становится вымысел действительностью, и верится, что на сцене театра в Ивановском ставили “Гамлета”, чудится в опустелых комнатах старого дома и в тенистых аллеях старого парка прекрасный поэтический образ княжны Лены, выведенный Маркевичем в известном романе его “Четверть века назад”. Воображаемые, но вместе с тем столь реальные герои писателя вытесняют здесь, в Ивановском, далеко не поэтическую память о московской Мессалине, графине Закревской, и мало в чем уступающей ей дочери Лидии[166]. Обстановка дома давно вывезена на многих десятках подвод при продаже усадьбы графу Келлеру. С тех пор всегда полупустым был дом, ставший после 1917 года грязным, загаженным, засоренным обиталищем каких-то рабочих и служащих из Подольска. Через Ивановское проходит дорога в соседнее знаменитое село Дубровицы.

Дворец в усадьбе гр. Ф.А. Толстого (позднее гр. А.А. Закревского) Ивановское Подольского уезда. Современное фото

 (Статьи у автора нет)

Восточные ворота усадьбы Дубровицы у реки Десны. (Не сохранились). Фото конца XIX в.

Дворец гр. А.М. Дмитриева-Мамонова в усадьбе Дубровицы Подольского уезда. Фото конца XIX века

Гербовый зал дворца в Дубровицах. Фото начала ХХ в.

"Красная гостиная" во дворце усадьбы Дубровицы. Фото 1920-х гг.

Знаменская церковь (1690—1704) в усадьбе кн. Б.А. Голицына (позднее гр. Дмитриевых-Мамоновых) Дубровицы. Современное фото

"A.N. Crech. A Wreath for Country Estates. Solovetsky Islands, 1932".

These are the words inscribed on the first page of the manuscript which is hereby brought to the attention of our readers. The unusual title is matched by the mysterious history of this manuscript book (no one knows how it found its way into the Moscow History Museum) and by the tragic life story of its author. Like so many members of the Russian intelligentsia, he had to serve a term in a labour camp in the north of Russia, on Solovetsky Islands; was arrested a second time and ended his days in another labour camp, near Tula in Central Russia.

In point of fact, the few scattered biographical references, which do not give the date of Alexei Grech's death, fail to present even a general picture of his life. Even his family name has not been reliably ascertained. The pen name “Grech” is traceable to Nikolai Grech (1787—1867), a well-known literary figure and publisher of the journals “Syn Otechestva” (Son of the Fatherland) and "Severnaya Pchela” (The Northern Bee), whose efforts the manuscript's author held in the highest esteem. Some light on this matter is shed by the following inscription on Alexei Grech's letter to Vasily Arsenyev, probably made by the addressee:“From the historian Alexei Nikolayevich Grech (chairman of the Society for the Study of Russian Country Estates; previous names: Zaleman and Stepanov). May 1928.”