Видя, что я в полном порядке, Леви и Роман возвращаются к своим делам, оставляя меня целовать Маркуса. С тех пор как я нашла их в камере, я не осмеливалась поцеловать никого из них больше, чем просто чмокнуть, и я не сомневаюсь, что ревность снедает Романа и Леви, но они также очень терпеливые мужчины… но не Маркус. Он другой породы.

Мое тело тает в его объятиях, и я целую его еще мгновение, пока тихий стон не вырывается из моего горла. Я не собираюсь расширять свои границы, а лишь исследую, где они находятся, поэтому осторожно отстраняюсь от него, а мое дыхание становится тяжелым и быстрым.

Марк держит меня прямо перед собой, наши глаза встречаются в темноте.

— Ты в порядке? — бормочет он, его пальцы касаются моей щеки, откидывая назад ту же прядь волос, которую он убрал всего несколько минут назад. Нервозность все еще светится в его глазах, и он выглядит неуверенным, правильно ли поступил.

Тяжело сглотнув, я киваю, чувствуя, как тепло взрывается во мне, растекается по венам и укрепляет то, чего, как я думала, у меня больше нет.

— Никогда не было лучше, — шепчу я, и на моих губах играет улыбка. — Спасибо.

— Вау, — говорит он, его нервозность исчезает. — Не могу сказать, что меня когда-либо раньше кто-то благодарил.

Леви усмехается, отправляя в рот хрустящий чипс.

— Вероятно, потому, что ты никогда раньше не прислушивался к тому, чего хочет женщина, — говорит он, прежде чем добавить с озорной ухмылкой. — А может, потому, что наша девочка не знала, что ты способен удовлетворить ее без помощи члена.

Маркус хватает бутылку с водой, стоящую сбоку от дивана, и запускает ею в голову Леви, его прицел, как всегда, идеален. Я смеюсь и соскальзываю с колен Маркуса, возвращаюсь к нему и сворачиваюсь калачиком у него под боком, чувствуя себя в миллион раз лучше. Это был всего лишь поцелуй, чертовски хороший, но я не сомневаюсь, что на этом мои проблемы не заканчиваются. Есть еще одно важное испытание, но я к нему не готова, пока нет.

Огонь потрескивает и освещает комнату мягким оранжевым свечением, которое каким-то образом помогает мне расслабиться. Мальчики опускаются на свои диваны, откидываясь на спинки и наслаждаясь тишиной, каждый из нас погружен в свои мысли. Мои веки тяжелеют, и как раз в тот момент, когда я собираюсь провалиться в глубокий сон на коленях Маркуса, я слышу тихое бормотание Леви на другом конце комнаты.

— Это наш последний шанс, — бормочет он, не сводя глаз с пылающего огня. — Что бы мы ни решили сделать, мы должны учитывать это. Мы не можем потерпеть неудачу, потому что альтернатива… он победит и снова заберет Шейн. Я этого не приму. Мы сделаем это или умрем, блядь, пытаясь.

Роман кивает.

— Хватит валять дурака.

— Итак, какой у нас план? — Я бормочу, зевая. — Найти ребенка, убить Джованни, уничтожить то, что осталось от семьи ДеАнджелис, и занять его место?

Леви усмехается.

— Близко, но нет. Мы больше не можем забрать этого ребенка.

Я поднимаюсь с колен Маркуса, и хмурюсь в замешательстве.

— О чем, черт возьми, ты говоришь? — Спрашиваю я, глядя на Романа в поисках какой-нибудь поддержки, но ничего не получаю. — Мы спасем этого ребенка, несмотря ни на что. Мы говорим о твоем брате.

Губы Леви сжимаются в жесткую линию, и на мгновение он выглядит несчастным от того, что собирается сказать, но преодолевает это.

— Нет, Шейн. Я знаю, у тебя доброе сердце, но раньше мы думали, что этот ребенок — сын Романа, наш племянник, но это не так. Поскольку выяснилось, что ребенок биологически принадлежит моему отцу, это уже не спасение — это похищение.

Я усмехаюсь.

— С каких это пор вы, ублюдки, испытываете отвращение к похищению людей?

Леви смотрит на Романа, который наклоняется вперед, упираясь локтями в колени и опуская подбородок на руки.

— Я не знаю, императрица. Думаю, сначала нам нужно сосредоточиться на том, чтобы уничтожить Джованни. Остальное приложится. Идти за ребенком — слишком рискованно.

Я встаю и качаю головой.

— Ни в коем случае. Подумай о своем детстве. Этот человек собирается устроить такой же ад и твоему брату, твоей крови. Вы трое нужны ему больше, чем когда-либо. Я дала обещание Фелисити, когда она умирала у меня на руках. Я сказала ей, что буду защищать ее сына, что я спасу его, и пока он остается на попечении Джованни, у меня ничего не получится. Мы будем искать этого ребенка, чего бы это ни стоило. Даже если мне придется делать это в одиночку.

Я пристально смотрю на парней, давая им понять, насколько я серьезна.

— Итак, что мы будем делать? Вы со мной или против меня?

Роман сжимает челюсти.

— Этот ребенок родился в результате обмана и предательства.

— Да, — усмехаюсь я, гнев закипает глубоко внутри меня. — Это так. Женщиной, которую ты любил, на которой хотел жениться, манипулировал и насиловал снова и снова, а вы все трое не знали этого, как и мы все не знали того, что ее держали в пустынных камерах Джованни. Возможно, она лгала тебе, чтобы защитить себя, но она также любила этого ребенка, и поэтому мы обязаны спасти ее ребенка — твоего брата. Я знаю, что тебе больно. Я знаю, что ты надеялся, что этот ребенок станет твоим сыном, но тебе нужно отложить это в сторону, чтобы понять, что важно в жизни. У тебя есть шанс изменить жизнь к лучшему, и, черт возьми, Роман, если ты этого не сделаешь, я не думаю, что когда-нибудь смогу смотреть на тебя так же.

Затем, я разворачиваюсь на пятках и выхожу из комнаты, оставляя парней размышлять над этим, прекрасно зная, что в конце концов они поступят правильно..

20

Холодок проносится по большой гостиной, и я поднимаю голову с груди Маркуса, щурясь в ночь. Огонь едва держится, и я издаю тихий стон, откидывая одеяла и отрываясь от тепла дивана и широкой груди Маркуса.

Сейчас, наверное, около четырех утра. Я действительно не знаю, но что я точно знаю, так это то, что трое парней практически мертвы для этого мира. Несмотря на то, что они не были в комфорте собственного дома с собственными кроватями, им давно пора было хорошенько выспаться ночью, где они могли бы по-настоящему расслабиться.

Крадучись пересекаю большую гостиную, сажусь на корточки перед угасающим камином и тянусь за несколькими поленьями, чтобы подбросить дров в пламя, надеясь не разбудить ребят.

Посидев некоторое время, я наблюдаю, как загораются новые дрова и пламя становится больше, уже начиная заново обогревать комнату. Незаслуженная гордость теплится в моей груди, и я улыбаюсь про себя, когда встаю и возвращаюсь к дивану.

В то время как у мальчиков дела идут намного лучше, и они практически могут противостоять всему, что бросает на них этот гребаный мир, я не могу представить, насколько ужасным было бы добавить мужской грипп к нашему списку дел, которые нужно преодолеть. Черт, трое одновременно болеют “мужским” гриппом…

Дрожь пробегает по моей спине.

Черт возьми, — "нет".

Быстро осмотрев парней, я убеждаюсь, что они все еще спят, и тихонько вздыхаю. Неделя без них была сущим адом, особенно первые три четверти, когда я думала, что они мертвы. Но видеть, как разглаживаются морщинки на их обеспокоенных лицах, когда они спят, раскинувшись на диванах и полностью расслабившись, — это то чувство, от которого я никогда не устану.

С ними все в порядке. Они в безопасности. Они поправляются.

С нами все будет в порядке.

Возвращаясь к Маркусу, я протягиваю руку к кофейному столику и беру еще немного обезболивающего и антисептический крем. Взявшись за одеяло, я стягиваю его ровно настолько, чтобы не потревожить его, прежде чем хватаюсь за подол его футболки.

Почему это всегда должен быть Маркус? Не так давно он оправлялся от огнестрельного ранения. Не поймите меня неправильно, я буду бодрствовать день и ночь, чтобы помочь ему выздороветь, но мое сердце разрывается, когда я вижу его раненым.