Все трое чертыхаются, когда очередная слеза скатывается по моей щеке, но я не обращаю на них внимания, зная, что если остановлюсь еще раз, то, вероятно, не смогу продолжить.

— Меня отвезли в церковь. Там была вся ваша семья, и они смотрели на меня с насмешкой на лицах, зная, что во мне течет кровь Джии. Им было наплевать, что я обычная девушка, которую заставляют выйти замуж за мужчину в три раза старше ее. Им было все равно, что со мной случится, и им даже было насрать, когда он ударил меня на глазах у всей гребаной аудитории.

Я прерывисто вздыхаю и опускаю глаза в пол.

— Когда дело дошло до клятв, я отказалась. Я хотела бороться, но он заставил меня сделать это. Он…

— Что он сделал? — Маркус выплевывает сквозь сжатые челюсти.

Мой сломленный и испуганный взгляд поднимается к темным глазам Маркуса, которые смотрят на меня в ответ только с любовью. Он не жалеет меня, не смотрит на меня как на грязную или использованную. Не поймите меня неправильно, он взбешен. Чертовски взбешен тем, что узнал об этом несколько дней спустя, взбешен тем, что я открылась не сразу, взбешен тем, что это вообще произошло, но эта любовь в его глазах придает мне как раз ту толику сил, которая мне нужна, чтобы рассказывать дальше.

— У него была прямая трансляция с тобой в твоей камере. Один из его парней… они причиняли тебе боль. Они собирались убить тебя, если я не сделала бы того, что он хочет, и я… я не могла позволить этому случиться. Нет ничего, чего бы я не сделала, чтобы спасти вас, парни. Вы должны это знать.

— Шшш, — успокаивает Роман, вытирая мою слезу. — Ты не обязана оправдываться перед нами. Мы бы поступили точно так же, будь ты на нашем месте. Ты — наш приоритет номер один. Мы любим тебя, Шейн, той глубокой, выворачивающей наизнанку любовью, которая однажды определенно убьет нас. Мы знаем, что ты спасла бы нас, даже если бы для этого пришлось пожертвовать собственной жизнью, потому что мы сделали бы то же самое для тебя.

Он снова прижимается губами к моему виску, и я делаю несколько успокаивающих вдохов, позволяя своему сердцу снова замедлиться. Закрыв глаза, я пытаюсь сосредоточиться.

— Он затолкал меня в машину, и меня отправили обратно в замок. Водитель затащил меня обратно внутрь, и, клянусь, я пыталась сопротивляться. Я пыталась вырваться, но платье и габариты охранника… я просто… я не смогла. Он отвел меня обратно наверх, запихнул таблетку мне в горло и ушел.

Холодок пробегает по моему горлу, когда я вспоминаю, как охранник навис надо мной, запихивая таблетку мне в рот, а затем залил меня водой.

— Как только он ушел, я побежала в ванную, чтобы меня вырвало, но к тому времени, как я вышла, ваш отец уже был там… я не знаю, что это было, но у меня уже кружилась голова и болели мышцы… я не могла себя контролировать. Я упала, и ваш отец схватил меня за волосы и потащил к кровати.

Слезы текут по моему лицу, пачкая майку, голос срывается, боль быстро настигает меня.

— Я пыталась отбиться от него, клянусь. Он вырезал противозачаточный имплант из моей руки и нес всякую чушь о том, как легко он взял Фелисити и…

Я оборвала себя. Нет смысла рассказывать остальное. Они знают, что произошло.

Леви встречает мой взгляд и отталкивается от противоположной стены, направляясь ко мне. Маркус и Роман отходят в сторону, и я падаю на его сильную грудь, закрывая глаза, а его руки обвиваются вокруг меня.

— Ты выбралась оттуда, Шейн. Это все, что имеет значение. Ты выжила, чтобы рассказать свою историю, и теперь ты станешь той, кто уничтожит его.

19

Чем глубже мы заходим в особняк, тем больше находим того, что уцелело после полыхающего пожара. В подземном гараже остались нетронутыми автомобили, полностью укомплектованная кухня, спальни и жилые комнаты. Если бы этот особняк был меньше, возможно, он не дожил бы до наших дней, но сейчас у нас достаточно места, чтобы залечь на дно и составить план уничтожения Джованни ДеАнджелиса… и, черт возьми, если этот план затронет и Джию, то я не буду против.

Естественно, с электричеством в особняке все так же хреново, как и с Джованни, но пока у нас есть еда и вода, мы будем в полном порядке. Хотя, не буду врать, полностью заряженный арсенал, переживший пожар, — тоже бонус.

Мы сидим в темной гостиной, у меня на коленях одеяло, и я прижимаюсь к Маркусу на диване. Леви исчез на единственной уцелевшей кухне десять минут назад, а Роман обыскивает особняк в поисках какой-нибудь зажигалки или спичек, чтобы разжечь огонь перед нами.

Ночь холодная, и хотя мы могли бы разойтись по отдельным спальням, которые выглядят так, будто в них никогда не жили, мысль о разлуке сейчас мне не по душе. Несмотря на то что последние несколько дней мы практически жили друг на друге, я все еще не могу выпустить их из виду. Итак, пижамная вечеринка на диване в гостиной.

Маркус опускается на огромный диван, натягивая на колени толстое одеяло, а его пальцы рисуют маленькие круги на моем плече.

— Ты в порядке? — шепчет он, поворачивая ко мне лицо и прижимаясь губами к моей голове в долгом поцелуе.

Я сжимаю губы в тонкую линию и сильнее прижимаюсь к нему. Прошел всего час с тех пор, как мы вчетвером стояли в обугленном фойе, и я выплеснула свой глубочайший стыд, и с тех пор мальчики ни на секунду не оставляли меня одну. Один из них всегда рядом со мной: поддерживает меня, наблюдает за мной, проверяет, что я не сломалась.

— Я в порядке, — пробормотала я, переводя взгляд на массивный камин прямо перед нами, обнаружив, что в этой темноте мне легче расслабиться.

— Я просто… я бы хотела, чтобы вы, ребята, не знали обо всем этом. Это заставляет меня чувствовать себя… не знаю… немного грязной.

Его тело напрягается рядом с моим, и Маркус без колебаний хватает меня и усаживает на свои мощные бедра, чтобы смотреть прямо мне в глаза.

— Послушай меня, Шейн Мариано, — требует он, беря меня за подбородок и удерживая мой взгляд, пока мои руки опускаются к его талии, запутываясь в мягкой ткани его футболки. — В тебе много чего есть. Когда мы впервые схватили тебя, ты была невинна…

— Невинна? — Я усмехаюсь, обрывая его. — Вряд ли я была невинна. Я позволила тебе заковать меня в цепи и трахнуть рукояткой ножа, и, если я правильно помню, я умоляла о большем. Вряд ли это кричит о невинности.

Маркус ухмыляется.

— Нет, ты права. Ты определенно не была невинной, но ты точно была другой, более мягкой версией той женщины, которой ты являешься сейчас. Ты прошла через ад, и да, кое-что из этого было нашей виной. У тебя есть шрамы, которые не должна носить ни одна женщина, и такие кошмары, которые напугали бы даже самого дьявола. Ты свирепая, преданная, разрушительная и чертовски великолепная во всех отношениях. Мне и моим братьям еще никогда так не везло, до того как мы встретили тебя. Ты снова сделала нас целыми и дала нам цель, когда мы были на грани того, чтобы сдаться. Ты много кто, но грязная — не входит в это число.

Я отвожу взгляд: его слова в равной степени распространяют тепло по мне, но в то же время заставляют меня чувствовать холод и опустошенность.

— Да, — настаиваю я, беря его руку и кладя ее себе на бедро. — Но когда ты касаешься меня здесь, я представляю только его руку. Когда ты наклоняешься ко мне, я вспоминаю, как он прижимался к моему телу. Мне так страшно, что когда я наконец снова почувствую тебя внутри себя, я точно знаю, что пронесется у меня в голове, и ничто не сможет избавить меня от этого грязного чувства. Я знаю, что ты не видишь меня такой, никто из вас не видит, но я не могу не чувствовать этого. Когда я с вами, ребята, я добровольно отдаю свое тело, но с ним… он украл его и надругался над ним, как будто имел на это полное право, и тело, которое я получила обратно, не ощущается как мое собственное… больше нет.

Маркус проводит пальцами по моему лицу, откидывая волосы назад, и я откликаюсь на его прикосновение, желая, чтобы он избавил меня от этой боли.