Шаги мужчины, смешанные со стуком туфелек, слезных причитаний и угрожающего шипения дамочки неумолимо приближаются. Из моих обветренных губ вырывается тяжелое дыхание. Еще немного и меня заметят! Этот одаренный превратит меня в глыбу льда, скует тело льдом и будет допрашивать, до тех пор, пока я буду в состоянии говорить!

Сердце колотится с такой силой, что закладывает уши. Уже не думая о лишнем шуме, я с силой дергаю дверную ручку. От безысходности внутри поднимается ярость, сдерживать ее в тисках воли и искать выход — уже не выйдет. Там, за полукруглым витком длинного коридора спиной ко мне стоит та, что уже через минуту поднимет визг, едва увидев меня. К многочисленным прозвищам одаренных огнем прибавится еще одно, предназначенное лично мне: блудница, продажная девка, шлюха. Эти и еще многие другие слова мне будут выкрикивать в лицо толпящиеся на безопасном расстоянии одаренные, когда с обручем на шее меня поведут в пыточную.

В груди тяжелеет, к глазам подступают слезы, кулак опускается на дверное полотно и обреченно скользит вниз, оставляя на коже красную полосу.

— Аарон, подумай! Тебе нужна жена с сильным даром, — надрывно произносит женщина, заламывая руки на шее мужчины. Её спина и длинное светлое платье уже виднеются за поворотом. — Одаренные гаснут, не будь эгоистом! — она делает шаг вперед, вновь скрываясь из вида. — Наши дети смогут возродить одаренных!

— Ты не единственная одаренная с которой я могу связать себя узами брака, — прерывает ее голос мужчины. — Не стоит показывать свой скверный характер. Леди непозволительно вести себя так. Ступай.

Дамочка давится громким вздохом возмущения. От ее всхлипываний меня передергивает. Сделав вздох, я жмурюсь и вжимаю голову в плечи. Еще немного и тяжелой поступью ко мне подойдет палач. Тот, с которого начнется моя пытка. Мужчина, со столь приятным бархатным голосом, станет для меня последним, с кем я смогу встретиться взглядом, ведь никто более, когда всем станет известно кто я, не рискнет посмотреть мне в глаза. А может и вовсе, помимо обруча, который по какой–то из глупых легенд не смог сдержать огонь дракона, мне оденут на голову плотный мешок.

От столь живого воображения приступ удушья сдавливает горло, на лице выступают капли пота, а по венам течёт к кончикам пальцев долгожданное тепло. Приглушенная, едва заметная искра срывается с указательного пальца и очерчивает замочную скважину, постепенно заполняя ее изнутри.

Сердце ухает вниз в ожидании, зрачок расширяется, от напряжения тело колотит дрожью. Слабое свечение от живого огня играет бликами на металлической вытянутой ручке, дразня возможным спасением. Каждый звук, раздаваемый в пустом коридоре, приближающейся пары, пульсирует в висках болью. Чтобы быть незаметнее как можно дольше, я припадаю к двери, наваливаюсь на нее всем весом, отчего, как только раздался щелчок отпираемого механизма, я с громким вздохом вваливаюсь в комнату, едва успев выставить перед собой руки, чтобы не пробороздить лицом пушистый ковер.

Боль от содранных коленей из-за бьющегося адреналина не чувствуется. Я мечусь в поисках укрытия. Просторная вытянутая комната явно жилая, да и к тому же, судя запаху горящего недавно фитиля свечки, была совсем недавно покинута своим хозяином. Прятаться кроме как в шкафу для одежды некуда, но и тот, вместо вороха различного тряпья, наполовину заполнен различными книгами, которые и без того были повсюду. Книжные полки тянутся вдоль стен, упираются в громоздкий стол, над которым нависает высокая спинка стула, которую из-за неудачно падающего на нее лунного света можно было принять за сидящего над разложенными бумагами человека.

Можно, конечно, забраться под кровать, но выбраться оттуда незамеченной будет в разы сложнее, да и находится она далеко от двери, за небольшим диванчиком, стоявшим напротив вычищенного от золы камина, скрытого по обе стороны грубыми складками не зашторенных тяжелых портьер.

Неприятное гадкое чувство тревоги никуда не уходит. Дар ведет себя странно. Не отзывавшийся прежде, он рвётся и пускает нити искр в сторону рабочего стола. Даже забравшись в шкаф и укутавшись в пропахшую хвоей и морозной свежестью одежду, я не могу его контролировать.

— Будь ты проклят! — стиснув от злости зубы, на ходу натягивая на плечи мужскую рубашку, шиплю я.

Холод внутри и огонь по венам мучает тело. Впервые дар обжигает и приносит боль, он не успокаивается даже, когда я падаю на колени и прижимаюсь грудью к холодному полу под столом. Теперь едва заметная искра тянется к услужливо распахнутой дверце одного из ящиков.

Выругавшись, я тянусь и, нащупав деревянную шкатулку, хватаю ее, прижимаю к груди, дрожащими пальцами откидывая крышку. Приятное тепло согревает руки, мерцание окутывает ладони, когда я двумя пальцами подцепляю золотое кольцо с сапфиром. Синий камень сверкает и блестит при слабом свете живого огня, нежно окутавшим металл. Необычное сочетание теплого цвета металла и холодного голубого камня.

Странное не похожее ни на что ранее воодушевление заполняет грудь. Не отрывая взгляда от кольца, я надеваю его на палец и глубоко вздыхаю. Пространство под столом вновь заполняет темнота, дар успокаивается и таится, оставив после себя усталость.

— Я никуда не уйду! — легкий удар обрушивается на дверь, возвращая мне слепой страх.

— Тебе не месте в моей спальне!

— Но все мои вещи у тебя! — возмущенно восклицает женщина. — В отведенных мне комнатах, было слишком пыльно, — презрительно фыркает она, — чтобы я оставалась там, и я распорядилась оставить мои вещи у тебя.

— И кто же тебе разрешил? — слишком холодно выдыхает мужчина, да так, что у меня бежит по спине холодок.

— Аарон, я сказала, что я твоя невеста.

— Кто? — пробирающим до самых костей голосом, уточняет он.

— Я, — запинается женщина, заметно стушевавшись, — так думала, — обреченно шепчет она.

— Я дал повод? — спрашивает Аарон, выдерживает небольшую паузу и, недождавшись ответа, продолжает: — Жди здесь, я перенесу твои вещи туда, где им следует быть.

Поймав свой вздох ладошкой, я взмахиваю рукой, наспех запирая дверь. Успеваю как раз в тот момент, когда мужчина вставляет ключ в замочную скважину.

— Аарон, — со вздохом приглушенно пытается его остановить женщина. — Ты не простил меня?

— Я просто тебя не любил, Лиз, — бросает Аарон через плечо, заходя в комнату. — Мы оба об этом знали, — добавил, направившись к кровати, где возвышалась парочка сундуков. — Не реви, — с легкостью подхватив один из них, тихо произносит он и, пройдя вдоль комнаты, выходит в коридор, захлопнув за собой плечом дверь.

Едва приглушенные шаги мужчины и тихий лепет девушки удаляются, я выскакиваю из своего укрытия и бросаюсь к сундукам с одеждой, которые не заметиоа ранее. Откинув крышку назад, запускаю руку вниз, вытаскивая на ощупь, теплое платье. Нежное, мягкое, почти невесомое, с высоким горлом и обтягивающими рукавами, оно приятно висит в руках.

Сердце колотится, сбивая дыхание. Ненавистное тряпье из дома для утех, насквозь пропахшее похотью и приторно-сладкими духами, летит на пол. Вместо него приятная ткань окутывает тело теплом, согревая покрытую мурашками кожу. Теплые меховые ботинки и светлую шубу я попросту хватаю и спешу вновь спрятаться под стол и уже там надеваю их.

Ждать долго не приходится. Аарон возвращается один. Уперев руки в бока и широко расставив ноги, устремив свой взор на ларь, он бурчит что-то неразборчивое про неугомонность женщин и проводит рукой по волосам. Широкая мощная прямая спина и мускулистые, обтянутые брюками ноги, внушают трепет. Статный и высокий мужчина был красив даже в темноте.

Будто чувствуя мой взгляд, он вальяжно разминает плечи, расстегивает пару пуговиц на светлой рубашке и решительно закатывает рукава, обнажив руки по локоть. В каждом его движении чувствуется плавная грация хищника, которая неизбежно появляется у тех, кто легко может оборвать чужую жизнь. Идеальный палач, одаренный без толики жалости к себе подобным.