— Хоть ты и выросла не среди нас, но ты должна понимать, как опасно жить среди людей. Тебе придется остаться.

— Дак ты меня отпустишь?

— Эмма, — укоризненно протягивает Аарон. — У тебя на пальце мое кольцо.

— При желании от него можно избавиться, если будешь согласен, знай, меня даже держать не придется. О, нет! — восклицаю, вспоминая условия моей жизни рядом с ним, и от возмущения вскакиваю. — Пальца я все равно лишусь! Тебе же нужен ребенок, а после выкинешь либо в темницу, либо на улицу.

— Думаю, когда дойдет до дела, ты потеряешь сознание от страха. Но, этого мы не узнаем, — Аарон встает вслед за мной и разминает шею, а затем смотрит на меня в упор, задумчиво хмыкает и говорит: — В плохое ты быстро поверила, а поверишь ли в хорошее?

— Разве мне стоит ждать от вас нечто другое? Вы явно указали кто я, и что все это лишь для того, чтобы я привыкла. Если я правильно понимаю, вы не можете меня просто изнасиловать, если на мне обруч и нет выброса силы, иначе я сгорю изнутри. А если мой дар выгорит, то и ребенок будет не одаренный. Вам же это не интересно. Сейчас вы будете рассказывать любые сказки, чтобы я поверила и не оттолкнула, но после, — я вздыхаю и наклоняю голову, всем своим видом показываю, что не поддамся, не поверю так просто в искусную ложь и в хорошее отношение, ведь цель ясна, и в ней я, увы, лишь марионетка, способ получить желаемое.

Выражение лица Аарона меняется, становится жестче и мрачнеет и хоть он быстро берет себя в руки, но говорит осторожно, стараясь не напугать меня.

— В своих рассуждениях ты упустила важный момент. Я могу не ждать твоего расположения. Достаточно снять с тебя обруч, пригласить одаренных и спровоцировать выброс силы, чтобы ты осталась пуста. И тогда твой дар никак не навредит, и я смогу сделать все что угодно, но…

Я едва не подпрыгиваю на месте от того, какой шанс он только что мне дал и прерываю его наигранным гневом.

— Для этого ты снимаешь с меня сегодня обруч!

— Эмма! — закатывает мужчина глаза и проводит ладонью по лбу. Он раздосадован и не скрывает этого. — Я не буду ничего делать насильно, — он делает пару шагов ко мне, а я наоборот пячусь от него.

— Я не хочу снимать обруч. И по доброй воле туда не пойду, — упираюсь в стену и начинаю двигаться вдоль нее, избегая контакта с мужчиной. — Всплеск силы будет огромный, я сразу стану пуста, а ты, — направляю на Аарона палец и едва не касаюсь его, — едва из меня выльется дар, воспользуешься этим.

— Ни одному моему слову ты не поверишь. Ведь так? — он упирается руками об стену возле моей головы, лишая меня возможности отступать.

— У меня есть причины.

— Верно, — соглашается он. — Но и выбора в этой ситуации нет. Тебе придется довериться. Знаешь, почему в твоей груди жжет? Потому, что ты не являешься одним целым со своим даром, а он у тебя настолько силен, что волен доставлять неудобства. Если бы ты приняла себя такой, какая ты есть, обруч бы не причинял тебе неудобства. Сейчас такое встречается часто. Это наказание за недовольство своим даром, за то, что засматриваются на другие возможности, думая, что их сила самая бесполезная. Я ловлю именно таких преступников, такие одаренные оступаются чаще.

Мои плечи опускаются вниз, а я сама едва не оседаю.

— Эй, неженка? — Аарон придерживает меня за локоть и тихо добавляет: — Пойми, что мы рискуем оба. Ты мне не доверяешь, думаешь, я воспользуюсь случаем, но и я рискую быть прижатым к стенке, когда сниму с тебя обруч. Мне нужна подстраховка, чтобы ты не сбежала и ненароком не убила меня.

— Из нас двоих меня погубишь ты, — отвечаю бесцветным голосом, обдумываю его слова про принятие дара и про то, что он на самом деле может сейчас лгать, чтобы я согласилась, а после, вечером, разложит меня на кровати. — Можешь меня заставить, но я до последнего буду сопротивляться.

— Я понял, — скрипит зубами Аарон и едва сдерживается, чтобы не применить силу. Он настолько напряжен, что не обращает внимания, как соприкасаются наши тела. — Тебя пугает выброс силы? Значит, буду тебя стабилизировать. Как я это делаю, ты уже знаешь. Предугадаю твой вопрос: да, для этого необходим контакт кожа к коже. Если думаешь, что этого недостаточно, то знай, выбросить все не успеешь, Эдгар будет держать обруч наготове и, если не будешь заниматься глупостями, все закончится быстро.

— Ты не понимаешь, — качаю головой и кладу ее на грудь мужчины. — Ничего не понимаешь. — Ты и в клетку меня не усадил, потому что нужна, держишься и не наказываешь, но все вскоре изменится. Дознаватель не может быть мягким. Я видела в начале, какой ты. Как тебе противно ко мне прикасаться! Хватит! Хватит притворяться! — я кричу и ударяю его рукой по груди. Ты первый же кинешь меня на растерзание!

Аарон устало изучает меня, его глаза пробегаются по моему лицу, опускаются в вырез рубашки. Он даже выдавливает из себя какую-то вымученную улыбку и цепляет мои подборок пальцами, приподнимает его, заставляя меня поддаться, и, пока я ничего не успела понять, накрывает мои губы поцелуем. Я стараюсь отстраниться, но мужчина придерживает меня за затылок. Он прижимается ко мне так крепко, что мне становится тяжело дышать. Второй рукой Аарон касается моей груди, лезет в вырез, вырывая у меня изумленный вдох, и, воспользовавшись моим смятением, углубляет поцелуй. Он сминает мои губы жадно и поспешно, будто давно этого хотел и сейчас, получив желаемое, не может остановиться. Его язык раздвигает мои губы, но уловив, что я по-прежнему сопротивляюсь, Аарон нехотя отстраняется.

— Эмма, разве можно так целовать, если противно? — вкрадчиво спрашивает он. Его голос немного хриплый, а взгляд тяжелый. — Я был зол, что мне досталась продажная женщина и многое наговорил. Но к тебе хочется прикасаться не ради того, чтобы расположить к себе, а потому что мне действительно нравится.

— Не врите, господин дознаватель. Теперь вам придется вымыть рот, — делаю небольшую паузу и после добавляю: — С мылом.

— Думал, огреешь меня пощечиной, — лукаво улыбается Аарон.

— Не льстите себе, вы обхватили мои кисти и не дали мне такой возможности.

— Ты и не пыталась.

— Знала, что бесполезно.

— Мы снова на вы? Я думал, совместная ночь пошла на пользу нашему сближению, — мужчина нехотя отходит и стягивает с себя рубашку, бросает в мою сторону насмешливый взгляд, а я давлюсь вздохом от возмущения. — Мне надо переодеться, — он поворачивается спиной и идет к шкафу, — и тебе тоже, — бросает обернувшись.

Я вижу, как он надевает белую рубаху и отворачиваюсь под его смешок, когда он спускает штаны, чтобы надеть светло-бежевые брюки.

— Надо было сразу при тебе раздеться и загнать твое лицо в краску, не потерял бы столько времени, — я слышу в его голосе веселье, но она быстро уходит со следующим вопросом: — Кстати, Эмма, как ты оказалась в доме утех?

— Пыталась спрятаться, — цежу сквозь зубы и оборачиваюсь, решая, что он уже переоделся. — Но не получилось.

В руках Аарона вижу длинное платье и нижнюю женскую рубашку, намного длиннее той, которая сейчас на мне.

— Решил меня одеть должным образом? — язвлю я и принимаю из его рук одежду. — Отвернись, — выжидаю мгновение и, видя его изогнутые брови, повторяю: — Отвернись! Ну?

— Думаешь, есть нечто, что я не видел? Если хочешь, можешь идти так.

Чувствую, как краска заливает лицо, щеки пылают.

— Давай, Эмма, не тяни. Раз мой план несколько меняется, не стоит медлить.

Я отворачиваюсь к стене и переодеваюсь. Чувствую его взгляд и стараюсь как можно быстрее натянуть на себя платье.

— А теперь маленьких штрих, — руки Аарона ложатся ко мне на плечи и разворачивают. — Только не ори, — предупреждает он, когда я вижу в его руках нож. — И не шевелись.

Аарон разрезает ткань платья и нижней рубашки у меня на талии, теперь, чтобы коснуться моей груди возле сердца ему просто необходимо просунуть руку в образовавшуюся дырку.

— Уверена, что не хочешь, чтобы сила немного вышла из тебя? Тебе же будет проще, если дар немного ослабнет, восстанавливаться с обручем он будет дольше. Одаренные подстрахуют.