Мост, разделяющий зиму и позднюю весну, перехожу с опаской. Находу снимаю шубу и перекидываю её через локоть, чтобы, если кому-то попадусь на глаза не привлекать внимание. Глубоко вдыхаю, стараюсь запомнить столь резкий контраст морозного воздуха и цветущей вишни.

Идти по открытому пространству не решаюсь, прячусь среди деревьев, стараясь быть не заметной. Слышу веселый щебет птиц и стараюсь не подавиться кашлем, который раздирает грудную клетку. Опускаю руку в карман и с удовольствием сжимаю мешочки с монетами. Решаю, что сейчас самое время их пересчитать, чтобы понимать смогу ли себе позволить купить трав, снять комнату и заодно заплатить за молчание хозяину постоялого двора. Сажусь на корточки и высыпаю содержимое первого мешочка в подол платья.

— Ого! — удивленно восклицаю. — Ничего себе, — добавляю, с недоверием и подношу золотой кругляш к глазам.

Хватаю второй мешочек, раскрываю его и надуваю щёки. Меня бросает в пот. Этих денег хватит, чтобы выкупить мою жизнь. Спешно убираю монеты, вскакиваю и хватаюсь за ветку вишни. От волнения меня шатает. Решаю завтра же отправиться на поиски посыльного, который сможет доставить письмо и привести ответ. Встряхиваю руками, чтобы унять дрожь и вспоминаю, кем в скором времени я стану. Если верить словам Рыси — так все обращались к моему нанимателю, потому что настоящее имя он никому не раскрывал, мои документы давно были готовы. Он получил их с помощью лишившегося рассудка графа, который настолько обезумел, что не узнавал собственную дочь.

В город вхожу вместе с сумерками, иду долго, прежде, чем попадаются какие-то вывески, всматриваюсь в них, стараясь определить где лавка лекаря. Сейчас, когда я уже могу здраво рассуждать и не списывать плохое самочувствие на излишнюю тревогу, понимаю, что разболелась достаточно сильно. К кашлю прибавился насморк, а тело стало знобить. Мне пришлось даже накинуть на себя шубу, чтобы не стучать зубами. Когда мне начинают попадаться люди, прячу спутанные волосы и неумытое лицо в капюшоне.

— Девушка вам помочь? — вздрагиваю от голоса и с опаской поднимаю глаза.

Вижу перед собой улыбчивого парня, в белой рубахе с вышивкой у горла и свободными рукавами в простых тёмных брюках. На контрасте с ним я выгляжу нелепо и решаюсь ответить, чтобы прояснить, отчего я в столь тёплой одежде.

— Мне что-то не хорошо, — прикладываю ладонь ко лбу, — подскажите, где лекарь.

Он кивает, и я радуюсь тому, что мне не придётся учить новый язык, ведь раньше мы были единой страной.

— Я вас провожу, — протягивает незнакомец руку.

— Не стоит, — качаю головой с вежливой улыбкой и шмыгаю носом. — Просто укажите дорогу.

Парень прищуривается, осматривает меня от носов моих ботинок, выступающих из под платья, до глаз.

— Как скажите, — хмурится он. — До конца улицы идите прямо, возле круглого здания сверните направо и идите к домам, пятый будет домом лекаря. Определить легко, возле его калитки всегда уйма котов сходит с ума от запаха валерьянки, — парень морщится и подмигивает.

— Спасибо, — шепчу едва слышно и стараюсь уйти как можно скорее.

— Откуда вы? — прилетает мне вопрос в спину.

— Молодой человек, — разворачиваюсь и намерено тяну слова, чтобы было время подумать. — Вы пугаете меня. Сейчас не то время, чтобы разговаривать с незнакомцами на улице.

Парень хмыкает и смотрит на меня, а я отворачиваюсь и иду, чувствуя его взгляд на себе. Едва дохожу по его указке до круглого кирпичного здания — поворачиваю налево и прижимаюсь к стене, оборачиваюсь, смотрю, не следует ли он за мной. Убедившись, что за мной нет слежки, иду дальше. К лекарю решаю не идти, а вместо этого искать постоялый двор и просить помощи уже там.

Постепенно улицы пустеют, по стуку копыт по выложенному на дороге камню определяю издалека редкие экипажи и одиноких всадников, что помогает мне их избегать, но длится это не долго. Моё самочувствие ухудшается, из-за чего я на свой страх и риск, остаюсь на месте и поднимаю руку, привлекая внимание извозчика.

— Помогите, пожалуйста, — бормочу, едва увидев, что он обернулся. — Я заблудилась, — добавляю громче. — Укажите дорогу к постоялому двору.

Из-за плохого тусклого освещения мне не видно эмоции мужчины, но самое главное, он указывает мне рукой направление и говорит:

— Вы совсем рядом, первый же поворот направо и вы будете на месте.

С благодарностью киваю, заходясь кашлем и бреду, стараясь ненароком не упасть.

До нужного мне здания добираюсь едва шевеля ногами.

— Вот возьмите, — опираясь об стену, протягиваю подоспевшему на звон колокольчика хозяину заведения монету. — Мне нужна комната и лекарь. За молчание дам еще одну монету.

— Конечно, проходите, — услужливо говорит он. — Я размещу вас на втором этаже, за лекарем сейчас отправлю.

Как я оказываюсь в комнате, не помню, мне становится настолько плохо, что я ложусь в кровать прямо в ботинках, наспех спрятав мешочки монет под матрас возле головы, и проваливаюсь толи в сон толи в бред от охватившего меня жара. Вокруг меня всё гудит и смешивается, мелькает пятнами перед глазами. Находиться в таком состоянии невыносимо. Обрывки слов, которые долетают до моего воспаленного разума, не несут никакой смысловой нагрузки. Я не понимаю, что от меня хотят, о чём меня спрашивают, и меньше всего думаю о том, как выгляжу в этот момент. Хочу провалиться в темноту, но меня будто что-то держит, не даёт затеряться в тишине. Кажется, что такое состояние длится вечно, прежде чем моё тело окутывает мягкое тепло и боль отступает.

— А теперь отдыхай и восстанавливай силы, — слышу первую понятную для себя фразу и охотно соглашаюсь с ней.

Ведение приходят почти сразу, называть сном то состояние в котором я нахожусь сложно. Меня слышится смутно знакомый голос, который никак не могу вспомнить, где слышала. Он обвиняет меня, говорит, что я украла его вещи и теперь он придёт за мной. Кольцо возмущённо пульсирует на пальце, камешек начинает светиться голубым и тянется к говорящему, освещает крепкий мужской силуэт, обвивает его запястье и тянет его ко мне под щебет птиц.

— Нет! — просыпаюсь от собственного возгласа.

Рывком подскакиваю, подбегаю к окну и распахиваю его настежь, всовываю голову, смотрю по сторонам и, не заметив никакого оживления и чего-либо странного, что могло бы меня смутить, пячусь назад, пока мои ноги не упираются в кровать. Падаю на неё с тяжёлым вздохом облегчения, на мгновение закрываю глаза, чтобы собраться с мыслями и решить стоит ли мне и дальше оставаться здесь.

Решение приходит быстро, едва я подхожу к небольшому зеркалу, закреплённому прямо к стенке шкафа, и вижу в моих волосах еловые иголки, понимаю — лучше поискать иное место для проживания. Морщусь от досады, понимая, что сюда могут нагрянуть с проверкой в любой момент. Помню, как, помощница лекаря, за неимением нужных трав отважилась пойти к снежной границе, и как её повели на допрос после того, как в её корзине увидели пару шишек. Всё что людям напоминало об проклятом лесе уничтожалось: ели вырубались, а приход зимы ассоциировался лишь с холодом голодом и смертью.

Наспех стараюсь привести себя в порядок, распутывая длинные светлые волосы пальцами, бью ладонями по щекам, стараясь придать румянец. К столику с оставленными лекарем настойками подхожу, когда уже полностью собралась. Задумчиво верчу в руках тёмные и светлые пузырьки. Мне интересно, что за чудо-средство так быстро смогло поставить меня на ноги, ведь кроме кашля и слабости во всём теле я не ощущаю никаких последствий отступившей болезни. Волшебных названий на флакончиках, которые смогли бы объяснить столь скорое моё выздоровление, не вижу, но всё равно решаю забрать их с собой. В любом случае общеукрепляющая настойка, микстура от кашля и средство от боли в горле мне понадобится.

Из постоялого двора ухожу, ничего не сказав хозяину заведения. Когда я спускаюсь в холл, он разговаривает с группой мужчин. На улице сразу иду к торговым прилавкам, расхаживаю по рядам, неспешно рассматриваю товары, даже пробую ложку мёда, чтобы задержаться возле женщин передающих друг другу новости так, что иначе как сплетницами их не назовёшь. Каждая из них чересчур сильно удивляется и восхищается предстоящим балом маскарадом, который в прошлом году свёл между собой такое количество замечательных пар, что его решили проводить ежегодно. Они обсуждают, в каких платьях и масках были девушки, сумевшие заинтересовать, с особо не примечательной внешностью, достаточно видных мужчин. Если верить их словам то у одной из невест вместо носа клюв, а у другой такой широкий лоб, что спасти его невозможно ни одной причёской. Послушав их немного и решив для себя, что самое главное я уже услышала, двигаюсь в сторону лавки с изображенной на вывеске иголкой с ниткой.