— Добрый день, София, — улыбка любезная, но прохладная.

Ничего хорошего мне эта встреча не принесет, понимаю внезапно.

Продолжать разговор нет желания.

— Добрый день. Спешу.

В планах было погулять еще немного, но теперь я решаю, что лучше вернуться домой.

Направляю коляску по направлению к подъезду, отчим перегораживает тропинку.

— Разговор не займет много времени, — заявляет он и сразу же добавляет. — Прекрати настраивать Демида против моей дочери.

— Что? Вы ничего не перепутали, Дмитрий Янович? Это вашей дочери было бы неплохо держаться подальше от моей семьи. Именно она лезет к женатому мужчине, а не я.

— Так-то оно так… Вот только когда Лена сообщила ему о беременности, а на носу была твой свадьба. Демид обещал, что женится на тебе лишь потому, что свадьбу уже оплатил и не хотел выставлять тебя совсем бедняжкой.

Делает шаг вперед, наступает.

Давит.

— Обещал, что надолго это не затянется. Даст время твоему ребенку окрепнуть и женится на той, что подарила ему сына. Кажется, ты продолжаешь давить на жалость и удерживаешь мужчину возле себя слезами и якобы серьезными болезнями!

— Вы все выдумали! Все… выдумали.

Он складывает руки под грудью и смотрит на меня свысока, с жалостью:

— Я давно знаю, что Демид — отец нашего Макса. Лена мне все рассказала. Я не позволю обижать свою дочь. Пора взять это в свои руки. Тебе придется двинуться в сторону!

— Или что?

— Кто знает…

Отчим усмехается нехорошо.

По позвоночнику заструился противный холод.

Отчим отступает, не сводя с меня холодного взгляда.

— Кто знает, что может случиться…

Глава 25

Она

Я долго стою на одном месте, провожаю машину отчима взглядом. Трогаюсь лишь тогда, когда оказываюсь уверена, что отчим точно уехал и не собирается вернуться прямо сейчас.

Поднимаюсь, меня колотит.

Пальцы застыли, с трудом справляются с коляской, а еще Ева…

Обычно все как-то легко и просто, справляюсь. Но сегодня — ни туда, ни сюда. Я словно рохля, все валится из рука. Прижимаю к груди самое ценное, что у меня есть, это дочку.

— Вам помочь? — интересуется кто-то.

Голос мужской, звучит приятно. Обернувшись, смотрю на незнакомца, застывшего рядом.

— С коляской помочь? — уточняет, переводит взгляд на коляску. — Сестра родила несколько месяцев назад, у нее такая же коляска. Иногда на холоде механизм застывает, сложно складывается, а так — хорошее средство передвижения, никаких проблем.

— Да, спасибо. Если не сложно, — покачиваю Еву, которая начала просыпаться.

Мужчина складывает коляску, открывает передо мной дверь подъезда, пропускает внутрь. Направляемся в лифту, мужчина затаскивает коляску.

— Вам какой?

Услышав ответ, улыбается.

— Я двумя этажами выше живу. Купил квартиру, только собираюсь поселиться.

— Поздравляю с хорошей покупкой и с будущим новосельем, — пытаюсь быть вежливой.

— Меня Егор, кстати, зовут, а вас?

Я не расположена сейчас к общению, но все-таки отвечаю.

— Значит, София, теперь я буду знать, к кому забежать за солью, в случае чего.

Как же долго поднимается лифт!

У меня настолько паршивое настроение, что я с трудом выдерживаю любезность и дружелюбие соседа, который просто… помог… с коляской!

— Спасибо большое за помощь, еще раз поздравляю! — торопливо прощаюсь с соседом.

Скрывшись за стенами квартиры, испытываю колоссальное облегчение. По спине крупными каплями струится пот, волосы под шапкой взмокли.

Бросаю взгляд на отражение в зеркале, ужаснувшись: я выгляжу так, словно месяц болею, взгляд отчаянный, губы бесцветные.

Сегодня каждое действие какое-то сложное и даже простой наклон, чтобы расстегнуть сапоги, вызывает у меня приступ слабости, до легкого головокружения.

Подташнивает.

Выпрямляюсь, переводя дыхание… Со вторым сапогом повторяется та же история. Я с трудом и паузами разуваюсь, взмокла насквозь.

Хочется принять теплую ванну.

Плюнув на то, что сейчас не время, позволяю себе эту маленькую слабость, взяв с собой Еву. Она и рада поплескаться. Согреваюсь, взвинченные нервы успокаиваются, но тревога за грудной клеткой остается, касается самого сердца, заставляет его биться учащенно.

Отчим совсем берегов не видит за своей заботой о счастье дочери. До угроз скатился…

Демид всего два дня к Лене не ходит, и вот что вышло.

Всего два… чертовых… дня!

Еще одно подкрепление того, что та семья у него на первых ролях, а мы с Евой — так… просто приложение.

Плюс это требование Демида, мол, ты пойдешь к психологу. А сам к нему сходить не пробовал?

Не хочу и не пойду.

Пусть для начала сам к нему походит на курсы и расскажет о той Санта-Барбаре, которую развел со второй семьей вне брака…

***

Наверное, слабость и головокружение у меня от голода. Последние дни я почти ничего не ела, только пробовала еду Евы и немного, пока готовила. Можно сказать, ни крошки во рту не побывало. По кусочкам заставляю себя поесть немного творога со сметаной, но дурнота не отступает.

В голове крутятся словам отчима. Его угрозы… Намеки в словах…

Прислушается ли Демид?

И, если прислушается, то к кому?!

Он же явно считает, что я не в себе, к психологу меня тащить собирается против моей воли.

А дальше что? В психушку сдаст?

Кто же тогда будет присматривать за Евой? А за его Максом…

Демид спит и видит, как в нашей семье — двое детей, вместо одной дочери! Он планирует мне и сына сплавить, чтобы уберечь Макса от нерадивой мамаши, а сам… наверное, с той самой Ритой отправится отдыхать и наслаждаться обществом друг друга.

Так, стоп. Накрутила. Накрутила себя! Все это надуманное…

Но так просто не удается себя остановить.

Я взвинчена и не просто так. Поводы более чем серьезные.

Болтаю с Евой, пока она играет на любимом коврике, а сама… вытаскиваю сумку из шкафа и бросаю туда первые несколько вещичек Евы.

Не думая.

Потом все дается легче и быстрее. Складываю только все самое-самое необходимое для дочери и себя.

Выходит две немаленькие сумки…

Только после этого я устало опускаюсь на пол, прямиком на ковер, Ева мгновенно пытается взобраться сверху, агукает от радости.

Подношу телефон к уху, набираю номер. Слушаю гудки, потом — родной голос.

Слезы текут по щекам, заползают в уши, щекочут их…

— Соня? Соня, не молчи. Или случайно набрала? — сомневается отец.

— Нет, — отвечаю хриплым, гундосым от слез голосом. — Не случайно. Папа… Мне некуда идти. Забери нас, пожалуйста. Все очень плохо.

***

Мне кажется, отец опешил. Явно такого поворота не ожидал!

А я начинаю объяснять, плачу, сбиваюсь, снова пытаюсь начать с самого начала.

Обозначаю самое главное - семьи с Демидом не получится...

Когда рассказываю о причинах вслух, они будто мельчают. Мне и самой начинает чудиться, будто я просто слишком много нервничаю! Неужели преувеличила?

А как же угрозы и прочее?!

— Еще этот… муж мамы… намеки разные бросает.

— Какие еще намеки?! Он к тебе, что, пристает?! — возмущается отец. — Ну, я ему рыло начищу!

— Нет. Боже, па… Не пристает. Он примчался отстаивать права Лены на моего мужа и ее место рядом с ним. Она мне так и сказала, при первом же разговоре. Счастьем нужно делиться. Они хотят получить… мое. И намеки отчима такие, что я… не знаю, как быть. Он намекнул, быть осторожнее, мало ли что может случиться.

— Дурдом. Дурдом настоящий! Так, успокойся. Успокойся, слышишь? Выпей чаю, поиграй с Евой, собери самое нужное. Через час-полтора буду у тебя.

***

Время ожидания тянется мучительно медленно.

На исходе часа кто-то звонит в дверь, я спешу открыть.