— Не спится, — коротко отвечаю ему не поворачивая головы. — Ты сегодня поздно. Много работы?

Немного с издевкой спрашиваю, потому что не знаю, где он был. Воображение рисует яркие картинки, как, где и с кем он проводил все это время, и сцены там далеки от рамок приличия, а в главной роли всего двое людей, которым очень хорошо друг с другом, которым нравится быть в компании друг друга.

Мерзко это все, очень мерзко. Противно от самой себя, от всей этой ситуации, не хочу знать ответ на этот вопрос, но я его уже задала, значит, получу ответ.

— Решил поработать, с Ромой встретился, не хотел вам, девочкам, мешать. Или что надо было вернуться вовремя и помешать вам секретничать, строить заговоры против меня? — эти заговоры он так выделяет, что меня передергивает.

Нервно поворачиваюсь к нему и пытаюсь понять, что он хотел этим сказать, что он имел ввиду под этим словом, но его взгляд нечитаемый. Хотя нет, он скорее смотрит на меня с интересом, с легким любопытством.

Странно, конечно, но что имеем, как говорится, то имеем.

— Ну, если это правда, то спасибо. Мы хорошо поговорили, может быть, не договорились, но зато были честны, откровенны, и нам действительно это было нужно.

Говорю обтекаемо, потому что не хочу привлекать лишнего внимания к тому, о чем мы беседовали. Я надеюсь, он это понимает. В конце концов, разговоры о девичьем, они ведь на то и разговоры о девичьем, чтобы мужчина не совал в них нос.

— Рад за вас. Если надо, можешь почаще устраивать такие встречи с подругой. Если не хочешь, чтобы я на них присутствовал, то просто позвони или напиши сообщение, буду задерживаться. Ничего страшного, сейчас дел в компании навалом. Так что, возможно, ваши встречи будут мне на руку.

И я почему-то слушая такой его ответ, представляю себе то, как он радостно потом пишет сообщение любовнице, а та пищит от неописуемого восторга. Даже как-то резко встречаться с Региной не хочется, во всяком случае, в вечернее время.

Во мне резко просыпается собственница. Хочется, до дрожи в руках хочется, чтобы он каждый вечер вовремя возвращался домой, проводил время со мной. Мне хочется его наказать вместе с собой, но будет ли это столь эффективно?

Если ему изменять, он и днем изменит. Господи, можно что угодно делать. Если мужику гулять, он будет гулять, в этом я согласна с подругой. Это надо только звонить ему каждые пять минут и требовать, чтобы хоть что-то отвечал. Он тогда или будет слишком зол из-за того, что он не сможет воплощать свои планы в жизнь, либо ему будет все равно, потому, что он не изменяет.

Я запуталась. Все. Голова плывет.

— И еще, Лилль, я не против вашего общения, но все же постарайся донести до подруги более четко и ясно, что за попытки сговориться с Дариной, она получит по первое число. Я это гарантирую.

— Что? Ты что, прослушивал меня? Игорь, ты с ума сошел?

Срываюсь на крик, потому что не могу поверить, неужели он до такого опустился? Нет, я, конечно, понимаю. Ему хочется все контролировать, и это вполне себе в его духе, и чего-то подобного надо было от него ожидать, но я отказывалась верить, что он сделает что-то такое.

Похоже, я слишком хорошо о нем думала, слишком, и зря, очень зря открылось ему когда-то давно. Надо было бежать от него без оглядки в свое время. Но что уж.

— Скажем так, ты заслужила мое доверие. Молодец, все правильно ей сказала, — подняв руку, гладит костяшками пальцев щеку, а я отворачиваю голову.

Меня обжигает его прикосновение, оно, кажется, каким-то не знаю, не просто обжигающим, а словно уничтожающим.

— Ты спятил, Игорь, это уже даже для тебя слишком. Это паранойя. Что ты еще делаешь, что еще, помимо прослушки? Это ненормально. Тебе лечиться надо. Ты больной, Игорь, ты больной, у тебя мозги поехали, — не слушаю его, просто выплескиваю все то, что сейчас клокочет внутри.

Хочется стукнуть его и стукнуть так сильно, чтобы у него все в голове перевернулось, но у меня при всем желании не хватит сил. Я сейчас в шоке, а не в ярости. Вот если б была непомерно зла, тогда был бы шанс и то ничтожно маленький, а так…

— Что мне сделать, Игорь? Что нам всем сделать, чтобы ты отстал от нас? Что нам сделать, чтобы ты отпустил нас, исчез из нашей жизни, что, Игорь? Я прошу тебя, скажи!

— Ни ты, никто-то другой ничего не сделает, потому что я люблю тебя, глупенькая, и сделаю все, чтобы наша семья сохранилась. Даже если ты категорически против, порой кто-то должен быть взрослым и принимать взрослые решения, кто-то должен сохранять трезвую голову и продолжать бороться. Ты сдалась, а я нет. Хочешь узнать, что нужно сделать, чтобы вернулся прежний я?

С легкой издевкой, но в то же время с нотками предвкушения, спрашивает у меня.

Киваю, киваю и жду, что же он скажет, но он молчит, чего ждет, чтобы я спросила словами. Похоже на то, потому что его взгляд начинает скучать, пока я молчу.

— И чего же ты ждешь от меня, что я должна сделать, чего ты хочешь?

— Удиви, догадайся, вернись, — три слова, всего три слова.

Непонятных.

Жестоких.

И странных.

— И что это значит? — переспрашиваю ее, а он с теплой улыбкой на губах, качает головой.

— А это пункт «догадайся», любимая, — щелкнув по носу, он целует меня в щеку и уходит, оставляя наедине с собственными мыслями.

Лиля

— Лилия Алексеевна, как же мы рады вас видеть.

— Да, правда, Лилия Алексеевна, вы давно к нам не заглядывали.

— Лилия Алексеевна, ну как же так? Мы успели начать переживать.

Приветствуют меня девочки за стойкой администрации. Это точно, я раньше сюда постоянно заходила: пару раз в неделю обязательно, а то и три, просто навещала, иногда поболтать с Регинкой, иногда себя в порядок привести, по-разному бывало, но вот так надолго я еще никогда не пропадала.

В общем и целом, они не видели меня где-то три недели, а это довольно внушительный срок. Да, для них это действительно внушительный срок, когда видишь человека несколько раз в неделю.

— Да, так получилось, девочки. Рада вас видеть. Скажите, а есть окошки? Хочу преобразиться.

И глядя на лица девочек, понимаю, что окошки есть, хотя я на них не рассчитывала, все же у нас обычно плотная запись, очень плотная, если и бывают окошки, то это одно-два в неделю, а тут вот так… удивительно.

— Представляете, у нас сегодня девочки договорились с моделью на окрашивание, маникюр, а она взяла и не пришла. В итоге у нас у всех мастеров простой из-за нее. Нет, мы, конечно, часть клиентов перенесли, но у нас вот сейчас, например, на окрашивание свободно. Через три часа еще маникюр и педикюр освободятся. Кошмар какой-то.

Начинают причитать девчонки, и я с одной стороны, разделяю их недовольство, потому что вот такое поведение у людей мне не нравится, просто передумала, не захотела, я так понимаю, была именно эта отговорка, потому что, если бы, действительно случилось что-то серьезное, они бы не промолчали, но другая часть меня радуется этим окошкам.

Утром проснулась со спонтанным желанием все преобразить в себе. Не знаю откуда во мне это глупое желание, но почему-то кажется, что, если сменю цвет волос, обновлю маникюр, что-то в моей жизни может поменяться, причем поменяться в лучшую сторону. Да, это глупость, большая глупость, но вот так.

— Ну, в любом случае, я заполню сейчас эти окошки, а вы в следующий раз с этой девочкой…

— Да, разумеется, мы больше не позовем ее моделью. Нет, нам самим это не нравится. Поверьте, Лилия Алексеевна.

— Ну хватит вам, не переживайте так, — слышу, как дрожат их голоса и хочется как-то успокоить, заставить снова улыбаться, и поэтому делаю единственное, что могу в этой ситуации, сама улыбаюсь им самой широкой и теплой улыбкой, на какую только способна в нынешней ситуации.

А дальше начинается самая настоящая вакханалия. Меня сажают в кресло к Диане, которая очень давно хотела поэкспериментировать с моими волосами, и сегодня наконец то получила на это добро. Ну как добро, мы остановились на золотисто-каштановом окрашивании в какой-то новой технике.