— Тамара Петровна, прошу вас, успокойтесь, оно того не стоит. Я сама выбрала свой путь, и только я за него в ответе. Не беспокойтесь, со мной все будет хорошо. Я справлюсь, не в первый раз, как говорится. Я на вас зла не держу, правда, вы и так мне очень помогли в те первые дни, когда меня досаждал психолог.

Понимаю, что говорю вещи, которые ее не успокоят, но очень надеюсь, что все же ей от них станет легче.

Не смотрю на нее, потому что понимаю, ей будет тяжело, если мы встретимся глазами, а то, что она на меня смотрит, я чувствую. Уверена, она сейчас пытается считать на моем лице хоть грамм фальши, хочет увидеть то, что я испытываю на самом деле, а на самом деле мне действительно уже все равно, и я ей благодарна.

— И поверьте, это очень ценно. Невозможно сражаться с тем, кто сильнее вас. В один прекрасный момент удача все равно отвернется от того, кто прав, и улыбнется тому, у кого сил больше.

Едва заканчиваю говорить, слышу ее усмешку. Она понимает меня, прекрасно понимает, и клянусь, я слышу в этой усмешке облегчение.

— Вы очень хороший человек, Лилия Алексеевна. Очень добрый и светлый, таких мало, и я очень рада, что мы с вами повстречались. Берегите себя, и простите за все. И прошу, не надо говорить мне, что я ни в чем не виновата. Давайте просто попрощаемся с вами на этой хорошей ноте. Я вам все рассказала, все объяснила. До плановые встречи, дорогая.

— До плановой встречи, — отвечаю ей без лишних слов, потому что боюсь сорваться и сказать лишнего,

Действительно, уже пора заканчивать. Сослагательное наклонение уже давно прошло, а говорить о нем можно бесконечно, только это ничего не изменит, толку от него ноль.

Женщина выходит из палаты, а я начинаю собирать свои вещи. Встаю с кушетки, достаю из шкафа сумку и складываю в нее все и в какой-то момент застываю у стеклянной дверцы.

Смотрю на свой живот и не могу поверить, что там зарождается маленькая жизнь. Наш второй ребенок.

Клянусь, это должно было быть самым радостным событием в нашей жизни, а в итоге стало самым трагичным.

Глажу живот, поворачиваюсь боком, хочу увидеть хоть какие-то намеки, но пока ничего не заметно. Месяца через полтора-два только начну что-то замечать. Как жаль, так хочется, чтобы малыш поскорее вырос и родился, потому что с его появлением все изменится окончательно.

Не знаю как, но уверена, что изменится.

— Господи, — вздрагиваю, когда за спиной раздается звонок телефона.

Выплываю из собственных мыслей и подхожу к тумбе, беру телефон в руки и вижу, что это звонит муж. Не хочу ему отвечать, но увы должна. Принимаю вызов и затаив дыхание жду, что же он мне скажет.

— Я не могу за тобой приехать, послал человека. Из больницы, сама не выходи. Он придет и поможет тебе с сумками. Все, поняла? — жестко, без тени любви, спрашивает Игорь, а я чувствую, как по щекам катятся слезы.

И самое страшное, я не понимаю от обиды, или от разочарования, что он не приехал сам.

Лиля

Почему он продолжает быть таким жестоким и равнодушным человеком? То, что он делает, показывает то, насколько ему плевать на меня, на мои чувства, показывает то, насколько ему наплевать на нашу семью.

Он говорит красивые слова, но поступки означают совершенно другое. Он своими действиями все разрушает. Все. Хотя говорит, что хочет сохранить.

Я совсем не понимаю его, не понимаю того, чего он хочет добиться. Если бы он сделал хоть один крошечный, хоть малюсенький шаг навстречу ко мне, навстречу к нашей семье, мне было бы легче, намного легче.

— Ты меня поняла? — не дождавшись ответа, снова зовет меня Игорь.

Я думала, он уже давно сбросил вызов, что просто поставил перед фактом и решил забить на мой ответ. Но нет, оказывается, висит на телефоне, ждет. Что ему это дает, не понимаю.

— Да, я поняла сидеть в палате и ждать, когда придет твой человек. Ты просто водителя послал или кого-то еще? — не знаю зачем задаю последний вопрос.

Все же, если хотя бы кого-то попросил, озадачился, то, может быть, еще не все потеряно, а если водитель, то это катастрофа, это прямой показатель того, какую судьбу он мне уготовал, какое у него ко мне отношение, и, увы, мне совсем не нравится возможные варианты.

— Просто дождись человека и не задавай мне лишних вопросов. У меня нет времени на них отвечать. До встречи, любимая.

И вот теперь я слышу гудки: короткие, частые и такие противные, а потом тишина. «любимая», как же это сейчас лицемерно звучит. Если бы была любимой, меня бы не было в принципе в больнице, я бы купалась в его любви, его ласке дома, вместе с Наденькой, а так…

Но мне ничего не остается. Ну, сбегу я сейчас и что мне делать, куда идти, куда податься? Да, можно было бы с узелком в туман, как в том мультике, но, во-первых, у меня под сердцем ребенок, во-вторых, Надя. Я не могу, вот просто не могу с детьми уйти в пустоту, в то самое неизвестное ужасное будущее. Хотя, даже если останусь, будущее все равно будет не самым радужным.

Только кому это нужно, кого это волнует кроме меня? Никому и никого. Вот и вся жизнь, вот чего я стою. Ну что поделать, порой мы как в лабиринте, из которого нет выхода. Секунда на вдох, и потом вся жизнь идет на одном долгом выдохе, а хочется дышать, дышать часто полной грудью и ничего не боясь.

Заблокировав телефон, откладываю его в сторону и собираю себя домой. Проверяю все документы, складываю их в отдельную папку.

Кто знает, как сложится судьба, вдруг я все же сбегу и все назначения, схема лечения могут понадобиться в другой клинике. С трудом верится, конечно, в положительный исход подобного сценария, но, как говорится, чем черт не шутит.

И все же мне очень интересно, кто за мной приедет, водитель, или кто-то из его знакомых? Понимаю, что этими мыслями сама себя накручиваю, что делаю только хуже и себе, и ребенку, но чувства не выключать по щелчку, увы. Я не знаю, есть ли у них тумблер, а если есть, то где он расположен.

Почему у части людей натура такая, что в любой ситуации они начинают видеть только все самое плохое, просчитывать самые ужасные исходы?

Я ведь раньше одной из них не была. Я только сейчас резко стала такой, и мне самой от себя противно. Я всегда верила в лучшее в доброе светлое, находила счастье там, где его практически никто не мог найти. Во что я только превратилась?

— Господи, — вздрагиваю, когда начинает звонить телефон.

Я уже никого сегодня не ждала, поэтому сильно удивляюсь и в то же время облегченно выдыхаю, когда вижу контакт Регины.

— Ругаться будешь? — принимая вызов, сразу спрашиваю у нее.

— Да нет, это все бессмысленно, ты уже все решила, и я понимаю, что ничего не изменю, — подруга старается говорить максимально непринужденно, но я слишком давно ее знаю, чтобы не уловить истинную суть сказанного.

Она просто сейчас пожалела меня, пожалела после того, что я пережила и не хочет, чтобы я снова оказалась в больнице, так и не выйдя из нее.

— Ничего себе я заслужила помилование, — подхватываю нить ее разговоры и чувствую, как мы обе понемногу начинаем расслабляться, хотя та струна, что была натянута во мне Игорем даже не думает расслабляться.

— Да, прощена, помилована, оправдана, что хочешь, говори. Когда вещи соберешь и будешь готова, я заеду за тобой, отвезу домой или туда, куда ты скажешь, — тяжело выдыхаю, и подруга улавливает это. — Что случилось, Лиль?

— Ничего, все хорошо, насколько это возможно. Просто Игорь сказал, что уже отправил за мной человека. И я сомневаюсь, что это ты.

— Слушай, а не пошел бы он в одно место? — начинает возмущаться подруга. — Ты не его пленница, Лиля, понимаешь? Не пленница. Он может сколько угодно показывать свой характер, но покажи уже и ты свой. Покажи. Серьезно, плевать, что будет потом. Даже если он слетит с катушек и не дай Бог, тебя изобьет, это, наоборот, сыграет тебе на руку. Попадешь в больницу, снимешь побои, напишешь на него заявление и избавишься от этого груза. Лилль, не садись ты в машину с его человеком, я тебя прошу.