Пора заканчивать это. Я не мазохистка.

— Но ты и это не можешь сделать нормально. Вот не можешь и все, характер тут показываешь, строишь из себя не пойми кого. Обиженная, оскорбленная. Да тьфу на тебя.

— Нет, все, я не собираюсь это слушать, — говорю сама себе и тянусь к кнопке завершения трансляции.

— Не смей меня отключать. Не смей. Ты еще не поняла того, что должна сде… — а дальше уже не слышу, прервала все это.

Зря приняла от нее вызов, зря. Она никогда не была на моей стороне, никогда не поддерживала. Что я хотела сейчас услышать? Наивная. Если раньше никогда не было понимания с ее стороны, чего ждать сейчас? Надо рассчитывать только на себя. Ну так хочется с кем-то поговорить, а Регина еще не вернулась.

Еще и Игорь. Он ничего не сказал насчет Нади, никак не прокомментировал мою непокорность психологом. Он просто вчера сказал, что ему все понятно и отключился. Разговор длился буквально двадцать семь секунд, двадцать семь.

Если сегодня Игорь сам не позвонит ему позвоню я. Я уже готова умолять его, лишь бы только привел Надю. Беременность — это хорошо, ее надо сохранить, но я не хочу потерять того ребенка, который уже есть, не хочу и не могу.

И когда беру стакан с водой, чтобы хоть немного успокоиться после разговора с матерью, дверь открывается, и я застываю в ожидании того, кто пришел.

Игорь или психолог? Последнего сегодня, к моему удивлению, не было.

Но когда вижу, у меня стакан падает из рук и со звоном разбивается о пол.

Лиля

Не могу поверить в то, что вижу. Это видение. Мне все мерещится. Закрываю глаза, больно щипаю себя за руку, даже шиплю от боли, потом снова открываю глаза, и нет, картинка не меняется.

Это чудо, самое настоящее чудо, которого я точно не ожидала, в которое не могла поверить. Я думала, что уже все конец, и мое желание никогда не исполнится, но ошиблась.

Почему он так поступил? Он ведь выставил четкие условия, которые я не выполнила. Неужели решил пожалеть? Неужели в нем есть хоть что-то человеческое?

Может быть, еще не все потеряно?

Хотя, господи, о чем я? Он дарит кольца другим женщинам, у него все в жизни хорошо, лишь я его недоразумение, которое он делает вид, что не хочет отпускать, но на самом деле где-то на подкорке это желание в нем сидит.

— Мама, мамочка, — увидев меня, Надюша срывается с места и бежит ко мне.

Малышку не пугает мой внешний вид. Ей все равно на бледную кожу, на круги под глазами, главное, что мама здесь, главное, что мама рядом. Остальное ей не важно. Не могу поверить, что вот она, маленькая моя.

Смотрю сейчас на Наденьку и понимаю, какая детская любовь чистая, ей все равно на все, ей главное быть рядом с любимым человеком.

— Мамочка, я по тебе скучала. Я очень по тебе скучала. Я так испугалась, когда ты не пришла домой, — начинает, шмыгая носом. — Когда ты вернешься домой, мама?

Спрашивает дочка, а у самой слезки из глаз. Это так тяжело, когда плачет твой ребенок, и ты ничего не можешь с этим поделать. Как бы ты ни обнимал, как бы ни гладил по голове, ни целовал, ни утешал, это все равно не поможет.

Детское сердечко уже напугано, ему больно и страшно, и что бы ты не делал, как бы не старался, пока эта боль и страх живут в ребенке, все попытки успокоения будут бессмысленны.

Казалось бы, сейчас я помогла ей забраться на кушетку, прижимаю к собственной груди, шепчу слова утешения, а она все равно продолжает вздрагивать и плакать. Смотрю то на нее, то на Игоря, на последнего с благодарностью. Пытаюсь прочесть на лице мужа хоть что-то, но оно, увы, без эмоционально.

Вдыхаю запах волос своей девочки и понимаю, что Игорь помыл ей голову ее шампунем, внимательный. Няни у нас нет, и вряд ли он ее искал, скорее всего взял на себя роль мамы.

Во всяком случае, мне очень хочется верить в то, что на самом деле это все делал он, а не его любовница.

Хочется спросить у дочки, как она ей, не испугалась ли чужой тети, но боюсь, что, если сделаю это, малышка еще сильнее заплачет, вспомнит плохие воспоминания и закатит уже другую истерику. И это при лучшем для меня раскладе, а при худшем, ей понравилась другая тетя, и она не против проводить с ней время.

Но последнее что-то из разряда фантастики, только страхом все равно осело в душе.

— Мамочка, когда ты вернешься домой, мамочка? — продолжает спрашивать дочка, разрывая своим дрожащим голоском мое сердце.

Я бы хоть сейчас отправилась, но понимаю, что не могу. Как бы не хотелось, не могу. И как ей об этом сказать, не знаю. Она явно ждет от меня другого, и, наверно, хочет, чтобы я ответила прямо сейчас.

— Надюш, я ведь тебе говорил. Мама сильно приболела, и сейчас будет находиться в больнице. Как только врач ей разрешит, тогда мы сразу заберем ее домой, — ситуацию спасает Игорь.

Он вмешивается и своего рода берет на себя ответственность перед дочерью, и мне от этого становится немного легче. Не мне приходится оправдываться, лгать, давать какие-то надежды, но, правда, все равно как-то гадко.

— Мамочка, тебе очень-очень плохо? — заглядывая в глаза, спрашивает Надя.

— Я не очень хорошо себя чувствую, малышка, — поглаживаю ее по головке, отвечая. — Мне действительно надо остаться здесь, чтобы потом, вернувшись домой, никуда от тебя не уходить.

И тут я ей не вру. От нее я точно уходить не буду, а вот вместе с ней, да. Как бы не сложилась наша судьба, чтобы не ждало нас в обозримом будущем, я очень надеюсь, что у меня получится сбежать. Неважно, вместе с Региной или самой придется действовать, но у меня должно получиться.

— Поправляйся скорее, мамочка. Я очень тебя жду дома, очень. Мне тебя так не хватает.

— Будет сделано в лучшем виде, Надюша. Лучше расскажи мне, что у тебя интересного случилось. Мне все, все интересно.

Крепко прижимаю ее к себе, спрашиваю, и она с радостью включается в разговор. Дочка в таких подробностях рассказывает каждый день, что я могу даже представить себе все эти картинки, все эти ее платья, заколки, и меня удивляет, и радует одновременно тот факт, что косички, хвостики все это, дело рук Игоря.

Не представляю, как он с непривычки с этим справился. У нашей принцессы ведь столько девчачьей ерунды, что даже порой мне тихо подвывать хочется от разнообразия всего этого, и тяжелой доли дочери, которая не может определиться, чего она хочет именно сегодня.

Несколько часов пролетают незаметно. Дочку переполняют эмоции настолько, что, когда говорит Игорь, она засыпает у меня на руках, и мы оба понимаем, что пора эту встречу заканчивать.

Муж берет ее на руки, а мне хочется, чтобы он оставил ее здесь. Но ведь это не положено, и никто не позволит, поэтому я с сожалением провожаю их взглядами, и очень надеюсь, что он приведет ее снова.

— Теперь за тобой должок, Лиля, и скоро я за ним приду.

Стоя в дверях на прощание, говорит Игорь, а я нервно сглатываю, потому что даже боюсь представить, какова цена у этой встречи, но я ни о чем не жалею.

— Я напомнил тебе, что ты можешь потерять, сопротивляясь.

Лиля

— Так, подожди, Регина, я ничего не поняла. Ты очень сумбурно все говоришь. Давай еще раз по порядку. Выдохни, максимально выдохни, и насколько сможешь, настолько спокойно по полочкам все разложи: кто кого закрывает, какое банкротство, какие инспекции, что происходит?

Пытаюсь успокоить подругу и настроить ее на нормальный разговор, потому что не понимаю из ее рассказа ровным счетом ничего, а она уже кричит больше двадцати минут. Я понимаю, что случилось что-то невообразимое, что-то из ряда вон выходящее, но я не понимаю, что.

Она проглатывает фразы, говорит как-то обрывочно. Из всего того, что я услышала, поняла лишь несколько скупых фраз и все, но они вводят еще в больший ступор.

— Ух, ладно, второй круг сейчас. Дай я только успокоюсь немного.