Очнувшись, я почувствовала холод на губах и во рту. Я лежала в какой-то неудобной позе, но никак не могла понять причину этого неудобства. Мне было плохо. Внутри что-то горело и дёргалось, угрожая разорвать меня на части. Откуда-то издалека я слышала голос Кристофа. Он заставлял меня пить, но от одной мысли об этом мне становилось ещё хуже. Я снова провалилась куда-то и долго шарахалась в темноте, натыкаясь на невидимые стены, маясь от слабости и дурноты. Наконец я снова пришла в себя. Теперь я лежала пластом на чём-то ровном и жёстком. Меня трясло мелкой дрожью, виски сжимало ледяными щипцами. Открыв глаза, я увидела над собой лицо Кристофа. Он был разъярён и смотрел на меня, как на осколки драгоценной вазы. Потом он перевёл взгляд куда-то и злобно прохрипел:

— Вон отсюда все! Никому не приближаться!

Я застонала. Это получилось само собой, но мне как-то неожиданно стало легче. Лицо Кристофа приблизилось и на нём появилось какое-то страдальческое выражение. Он сжимал в горячих ладонях мои пальцы и что-то шептал.

До меня тяжело, но неотступно доходило, что меня пытались отравить. Именно меня, потому что Кристоф, верный своей привычке, никогда не прикасался к этим губкам. Это мне нравились местные экзотические напитки. К самому факту покушения я отнеслась без тревоги. Коль скоро я не умерла сразу, то моей жизни ничто не угрожало. Мой организм был способен нейтрализовать и вывести любые яды. Уже теперь я чувствовала себя гораздо лучше, хотя меня всё ещё лихорадило. Однако я не могла набраться сил, чтоб шевельнуться.

Я попыталась разобрать, что говорит Кристоф. Он сбивчиво упрекал меня в неосторожности, твердил, что всё будет хорошо, и клялся, что собственным мечом изрубит на куски эту змею. Какую змею? Я вспомнила Энию. Она, кажется, не подходила к этому столу, но какая разница? Рядом появился ещё кто-то. Кристоф нервно дёрнулся, но, увидев, кто это, тут же забыл о нём. Холодный мокрый нос Тахо уткнулся мне в лицо, а огромные синие глазёнки были наполнены таким ужасом и отчаянием, что я сочла бессовестным и дальше не подавать признаки жизни.

— Мне уже лучше… — попыталась сказать я, но издала какой-то слабый шелест.

— Мерзавцы! — прорычал Кристоф, решительно поднимаясь. Его дыхание было хриплым от едва сдерживаемой злобы. Он обвёл глазами вокруг, по-видимому, останавливаясь на лицах, и произнёс: — Я найду того, кто это сделал, и он за это ответит. Но если не найду, ответите все вы!

Он скрылся из виду, потому что уже в метре от меня всё расплывалось и тонуло в тумане. Однако теперь уже молчать было нельзя. Я снова застонала и позвала его. Он тут же вернулся и снова упал рядом на колени, сжав мою руку.

— Не уходи… Мне страшно… — пролепетала я, думая лишь о том, как удержать его рядом, пока он немного не остынет.

Он не уходил. Он с нежностью и болью смотрел на меня и гладил по волосам, по лицу. Силы постепенно возвращались ко мне. Или, вернее, тёплыми ручейками перетекали в моё тело из его пальцев и губ, когда он нежно целовал меня в лоб.

— Мне уже совсем хорошо, — произнесла я, и голос мой теперь звучал не так уж слабо.

Кристоф улыбнулся и кивнул.

— Ух ты… — проворчал щенок. — Как я напугался…

— Ещё бы, — раздалось рядом, и я увидела у изголовья мрачного и решительного Эдриола.

— Обещай, что не будешь выяснять, кто это сделал, — попросила я, взглянув на мужа.

— Ладно, — после минутного колебания согласился он. И выражение лица у него было ещё более мрачным и ещё более решительным, чем у диктионца.

III

К вечеру я перебралась с жёсткой мраморной скамьи на постель. На моё заявление, что я уже могу встать, Кристоф отрезал: «Лежи!» и, сев рядом, взял мою руку. Мне было стыдно из-за того, что я заставила его так волноваться. Вернее, волноваться — это слабо сказано. Он перепугался, когда я вдруг в судорогах рухнула на пол. На его крик прибежали слуги, но едва поняв, что со мной произошло, он разогнал всех баларов. Они, правда, потом всё время толпились по углам, но стоило ему заметить кого-нибудь из них, он рычал, как раненный зверь, приводя их в неописуемый ужас. Ему удалось влить в меня какое-то количество воды, а потом вызвать рвоту. Может, именно благодаря тому, что желудок был сразу же очищен, я отделалась сравнительно легко.

— Я не могла умереть, — попыталась я позже успокоить его. — У моего организма достаточный запас прочности, чтоб выдержать даже концентрированную кислоту.

— Не надо про кислоту, — попросил он, сосредоточенно перебирая и поглаживая мои пальцы. — Только кислоты мне не хватало… Я не понимаю. Ты такая умная, такая осторожная, а со мной словно глупеешь. Я ж ещё вчера просил тебя ничего не пить, кроме воды.

— Я больше не буду.

— Да уж, пожалуйста. Ты же знаешь, что мне самому легче вынести боль, чем смотреть, как ты мучаешься.

— Ну, ведь я же не специально. К тому же… тебе же тоже, наверно, было больно?

— Да. Но это ещё хуже, потому что я знал, что это чувствуешь ты, а не я.

— О чём вы говорите? — встрял Тахо. Он остался в зале вместе с Эдриолом после того, как все балары ушли.

— А ты не подслушивай, — отмахнулся Кристоф. Какое-то время он молчал, а потом посмотрел на меня. — Я знаю, что делать. Мне понадобится твоя помощь.

— Конечно, — кивнула я. — Хочешь сыграть ва-банк?

— Да. Посмотрим, как будут развиваться события.

— А если плохо? — снова подал голос Тахо.

— Чем хуже, тем лучше. Твоя помощь мне тоже понадобится. И его, — он указал на Эдриола.

— Мы готовы! — воскликнул щенок. — Чего делать надо?

— Позже… Сперва дождемся вестей из города.

— Хочешь, я сгоняю и всё разузнаю?

Кристоф невесело усмехнулся, но потом с серьёзным видом возразил:

— Ты мне тут будешь нужен.

Снова воцарилось молчание. Я лежала и смотрела на мужа, а он — на меня. Вскоре в его глазах снова зажглась привычная ирония.

— Наверно, ты прав… — улыбнулась я. — С тобой я глупею. И это уже не первый раз. Мне хочется заниматься только тобой и больше ничем. К тому же я привыкла, что я за тобой, как за каменной стеной.

— Ничего. Конечно, так и должно быть. Так и будет. И совсем скоро всё это закончится, и ты снова будешь дома.

— Мы, — поправила я.

— Мы, — кивнул он.

Одна из перегородок беззвучно отодвинулась, и вошёл торжественный, но немного испуганный Элса. Поклонившись, он провозгласил:

— Князь Чес и госпожа Вим просят позволения предстать перед королём.

— Ну, вот и новости… — вздохнул Кристоф и, не выпуская моей руки, разрешил: — Пусть войдут.

Они появились, храня на лицах непроницаемое выражение. Кристоф устало взглянул на них.

— Ну, какие новости?

— Плохие, государь, — произнёс Чес. — Мы пришли, чтоб просить вас отменить коронацию или хотя бы перенести её.

— А что такое?

— Нам стало известно, что жрецы смущают баларов, — ответила Вим.

— За одну ночь они не успеют поднять восстание. Балары — не люди. Они тяжелы на подъём.

— Но есть уже готовые к выступлению группы религиозных фанатиков! — воскликнул Чес.

— А на что мне тогда гвардия и охрана, если я должен бояться каких-то фанатиков?

— Гвардия выполнит свой долг, государь! — гордо выпрямился князь. — Но мы не сможем охранять все потайные входы. К тому же, на коронации могут присутствовать все аристократы и некоторые жрецы. Где гарантия, что среди них не будет заговорщиков?

— Они там будут! — воскликнула Вим. — Члены партии оппозиции жаждут мести за Элку и Линну. Исчезновение принцессы Сумон ещё больше разозлило их. Партия королевы Энии тоже ропщет. Эния сочла себя обойдённой и не исключено, что покушение на… — баларка на мгновение замялась, глядя на меня, но потом нашлась: — покушение на госпожу — это её рук дело. Некоторые из отцов, пользовавшихся вашим расположением, надеялись, что смогут склонить вас выбрать в королевы их дочерей. Им тоже ни к чему другая королева…

— Всё трещит по швам… — задумчиво пробормотал Кристоф.