Старика усадили на тот пень, с которого Диман осматривал окрестности.

- Наташа, он что – эльф? – спросил изумлённый мальчишка.

- Чё-о?

- Уши у него!

Но старик вновь обратился к ней – с той же монотонной просьбой:

- Пожалуйста, спаси Эктора! Только ты сможешь! Во имя всех богов, умоляю!

- Знать бы, что он говорит… - вполголоса проворчал Диман.

- Он говорит, чтобы я спасла того, кто в сарае, - буркнула девушка.

- Откуда ты знаешь?! – вскинулся мальчишка.

Она показала ему царапины на руке, скороговоркой объяснив, что, кажется, именно они стали ключом к пониманию чужого языка. И тут же сунулась в свою сумку за салфетками и пластырем. Когда старик понял, что она собирается обиходить свои ранки, а не бежать к сараю, он страдальчески сморщился и закрыл ладонями лицо.

- Хочешь сказать – он тебе… - начал Диман и замолк, растерянно глядя, как Наташа обеззараживает глубокие царапины. – Он тебе порезал на руке вот так – и ты начала понимать его?

- Именно, - пробурчала Наташа.

Мальчишка помог ей заклеить ранки – одной рукой всё-таки сделать это неудобно. И спросил, поглядывая то на неё, то на старика:

- И что теперь?

Девушка подняла дубинку, которую она тоже прихватила вместе со стариком с дороги. Прикинула вес и мрачно сказала:

- Он говорит, что только я могу спасти того, кто в сарае. Ну и вот. Пошла спасать.

- Я с тобой… - начал было Диман.

И тут же оглянулся на сжавшуюся Свету, с коленей которой Шастя уже спрыгнул. Теперь девочка прижимала к себе подаренную Наташей сумочку, словно та могла помочь против чего-то страшного, и таращилась на старика, сидевшего у её ног.

- Диман, - скомандовала Наташа. – Ты остаёшься охранять Свету и старика. У него, кстати, что-то со спиной. Если сумеешь уговорить его показать тебе – что именно, посмотри. Ты знаешь, где у меня в сумке лежат бактерицидные пластыри. А я пошла посмотреть на… - она споткнулась и пожала плечами, чувствуя, что начинает гореть от противоречивых чувств. И шмыгнула носом. – В общем, кричи, если что.

И пошла по дороге к сараю. Бездумно. Впрочем, нет. Шла и размышляла о том, что более дурацкого положения в её жизни никогда не было.

С ума сойти. Эльф.

Обалдеть – зверь напугал, а его, оказывается, спасать надо.

И почему – она? И опять вспоминалось стариковское: «Только ты сможешь…» С чего этот старик взял, что она может?.. Её передёрнуло: «Вот взорвётся сейчас моя несчастная башка – это точно я могу… И дура же я последняя! Даже не спросила у него, а что надо сделать, чтобы спасти-то!»

Она не оглядывалась, потому что легко сознавала: одна оглядка – и она опрометью помчится назад, к детям и старику. И потому упрямо ставила вздрагивающие ноги на пыльную землю, через силу подводя себя к неумолимо приближавшемуся сараю. Уговаривала ещё: «Он там на цепи. Я только посмотрю, что там, и вернусь. И объясню, что я ничего не поняла, а потому ничего сделать не сумела… И чего он торопится?»

Перед входом в сарай постояла, не решаясь заходить сразу. Может, и от входа бы удрала, если бы не Шастя. Тот, как будто так и надо, не спеша прошёл мимо неё и пропал во тьме. Девушка ахнула – и чуть не кинулась за ним в темноту. Сожрут же!

Но из сарая не доносилось ни звука.

Утихомирив своё вздрагивавшее дыхание, Наташа собралась с духом и переступила порог. Пришлось снова постоять немного, привыкая к темноте. Помнила, где зверь прятался, – в самом глухом углу. Напрягла зрение. Сначала сумела увидеть кота. Тот сидел так, как обычно сидел на подоконнике в их съёмной квартире, наблюдая за тем, что делается во дворе дома. Потом проследила, куда он смотрит.

Жуткое чудовище (потому что плохо видное во мраке) пряталось в углу сгустком той же тьмы. Очертаний зверя не разглядишь. Зато он почему-то не бесился, не рычал под пристальным взглядом кота. И девушка прикусила губу, моргая глазами, чтобы усилить зрение, но так и не улавливая, что за зверь перед ней.

За спинами девушки и кота внезапно что-то едва-едва слышно зашелестело.

Шастя немедленно подпрыгнул и развернулся. А потом со всей дури прыгнул в противоположный от зверя угол и чуть не врезался в чуть видный из-под дощатой стены клок сена. И пропал в нём, активно шурша и даже довольно шумно двигаясь в нём и вместе с ним.

Наташе, которая медленно, с опаской оглянулась, почудилось, что не только она затаила дыхание, ожидая появления кота из сена. А что он должен появиться…

Шастя появился! Пыльный, весь в соринках – того же сена или соломы. В зубах он держал нечто маленькое, но пока ещё живое!

Добыча? Мышь?

А пушистый охотник, впервые в жизни прочувствовавший вкус удачной охоты на настоящую дичь, не придумал ничего лучше, чем поиграть с пойманной добычей! И принялся… танцевать, выпуская мышь и тут же хватая её передними лапами, чтобы снисходительно уронить её и снова затанцевать с нею и вокруг неё!

Кот, то и дело привставая на задние лапы, так беспечно плясал со своей добычей в свете, пробивавшемся с улицы, что не замечал, что бесформенная тьма всё ближе подступала к нему… А девушка молчала, вдруг интуитивно сообразив, что неведомый зверь не собирается убивать легкомысленного охотника, игравшего с мышью, а просто смотрит на никогда не виденный им танец охотничьей удачи.

А трепыхавшееся от напряжения сердце постепенно каменело: чем дальше выползал зверь из тьмы, тем отчётливей становились его очертания. И Наташа, вскоре от неожиданности открывшая рот, облизала пересохшие губы: навстречу коту тянулся темноволосый мальчик – подросток, примерно чуть младше Димана! Года на два-три?.. Только такой тощий, что лицо – сплошь скулы и лихорадочно блестящие глаза. На шее – широкое кольцо, от которого к стене тянется та самая цепь… Это он рычал и хрипел?! Нет, хрипел – понятно, если ошейник ему горло пережимал, но…

Шастя, в очередной раз игриво привстав на задние лапы, нечаянно подбросил мышь так, что она оказалась ровнёхонько между ним и темноволосым подростком. И кот уставился на мальчика, будто спрашивая его. О чём?

Одежда ожидаемо зашуршала, когда Наташа, подтянув джинсы, осторожно присела на корточки.

Мальчик медленно повернул голову к ней. Глянул исподлобья.

А Шастя схватил свою добычу и отскочил на безопасное расстояние.

Мальчик тоже отпрянул. В свой мрак.

- Привет, - неуверенно сказала девушка. – Меня зовут Наташа. А ты кто?

Из мрака проворчали что-то невнятное.

И тут Шастя сделал нечто поразительное – с точки зрения девушки. Он взял в зубы мышь и важно отошёл к тому клочку сена, из которого он её поймал. Наташа представила, что видел мальчик, когда кот уходил от него. Сначала пушистые штанишки на кривоватых лапках и вздёрнутый хвост. Потом – мышь, оставленную в углу сарая. Охотничьи-то инстинкты сыграли свою роль, а что делать дальше с живой игрушкой – кот не знал. Или знал, но на уме у него было что-то… своё?

«Не приписывай домашнему животному человеческого мышления!» - строго сказала себе Наташа. И только внутренне договорила фразу, как сообразила: прежде чем уползти в свой угол, мальчик мельком глянул на дубинку в её руках. Испугался? Она-то пыталась быть с ним миролюбивой, но дубинка… Голодный до ужаса. А если его ещё и били? Она с досадой отшвырнула дубинку подальше от себя – точнее, откатила от себя – и так, чтобы этот откат виден был для невидимого наблюдателя из мрачного угла.

Кот вернулся на прежнее место и основательно уселся, глядя в живую тьму.

- Эктор, - тихонько позвала Наташа. – Меня прислал к тебе один старик. Он сказал, что только я могу тебе помочь. Но как помочь – я не знаю.

Тьма затаилась, не отвечая. А девушка, устав сидеть на корточках, села на колени. И на всякий случай добавила:

- Тот старик – он около сарая. Ходить не может.

Шороха она сначала не расслышала. Но из тёмного угла звякнуло цепью, и постепенно стал снова выползать странный мальчик. Почему он не встаёт? Чего они все тут ползут? И тут же девушка выругалась: могла бы сразу догадаться, что его голодом заморили до такой степени, что сил подняться нет!