Удар. Правый глаз Хейты открывался с трудом. Кровь стекала по стенке горла то ли из носа, то ли изо рта. Девушка только и успевала сглатывать, чтобы не захлебнуться. Лицо жгло так, словно на него накинулся рой бешеных пчел.

– Ну, что скажешь? – вопросил Угзох.

Хейта смерила его уничтожающим взглядом и плюнула кровью ему в лицо.

Угзох вытер кровь ладонью, облизнул, довольно смежил веки.

– Вкусная.

Удар.

– А ты тварь с характером, – осклабился он. – Ничего, я ломал и не таких.

Удар.

Хейта вскинулась.

– Можешь убить меня, – прошипела она. – Мне всё одно! Но под твою дудку я плясать не стану. И волшебства моего тебе вовек не видать!

Угзох поглядел на нее оценивающе и задумчиво изрек:

– Ну, это мы еще посмотрим.

Он повернулся к главарю и что-то проговорил ему на ухо. Хейта того расслышать не смогла. Она вообще мало что уже слышала или понимала. Боль терзала ее, как оголодавшая псина, загоняя остатки разума вглубь. Тело девушки отяжелело, она сползла по стене и канула в небытие прежде, чем голова ее успела коснуться земли.

Хед сидел за столом трактира. Взгляд его выцвел, словно увядший цветок, и был устремлен в пустоту. Кузнец безотчетно поднес к губам кружку хмельного пойла, разом опустошил ее, бухнул о стол и продолжил безо всякого выражения сверлить глазами дымный полумрак.

Все его надежды выгорели, словно трава на летнем солнце. Морэйских не вызволить у этих тварей. Сестра потеряна навсегда. А спасители оказались предателями. Сидят сейчас в подземелье, и некому выпустить им кишки.

Мозолистые пальцы Хеда судорожно сжались в кулаки. Вот отчего они не взяли его с собой. Побоялись, что он им горло перережет, едва прознает. Правильно побоялись. Уж он бы их…

На лавку незаметно скользнула девчонка. Рыжая, как лиса. Сперва ему помстилось, будто это Элэя, сестрица привиделась. Не иначе как померла и явилась в обличье ребенка пристыдить его, укорить, отругать. За то, что не выручил и бросил на съедение безжалостным тварям.

Однако слова, брошенные рыжеволосой, мигом привели его в чувство.

– Хорош пить! – приказала она. – Этим ты делу не поможешь. Ты как мой дед, он всегда напивался, когда случалось что. Пока не упился до смерти.

Хед оторопело пригляделся и признал в незнакомке девочку из деревни Морэй, которая с лесными притекла. Странно, что они ее по пути не сожрали. Хотя чего странного, тут же одернул он себя. Хотели в доверие втереться, вот ее и притащили. Мол, глядите, мы какие молодцы, девчонку выручили.

Хед устало вздохнул и неопределенно махнул рукой.

– Шла бы ты отседова. Трактир для тебя неподходящее место.

– Не могу, – качнула головой та. – Мне помощь твоя нужна.

Хед горько усмехнулся.

– Не шибко ты везучая. Нашла худшего помощника из всех.

– Я лучшего нашла, – упрямо насупилась девочка.

Кузнец устало вздохнул.

– Ну, и чего тебе надо? Денег при себе у меня больше нет. Сам я уже изрядно набрался. Да и не в духе кому-то помогать. Разве что до дома проводить могу, – брякнул он.

Запоздало вспомнил, с кем говорит, и прикусил язык. Но глаза девочки тут же разгорелись, как угольки.

– Нет у меня дома! И идти мне некуда! Да скоро все тут будут как я. Ты этого тут сидишь и дожидаешься?

Тэя перевела дух. Ей непривычно было говорить так со старшими. Отец всегда учил ее вести себя уважительно. Но отец был мертв. А скоро и все они последуют за ним. Не всё ли теперь равно, как разговаривать?

– Про что ты толкуешь? – нахмурился кузнец. – Деревню обнесли надежной защитой. А у старейшины есть драконье пламя. Так что можешь спать спокойно, пусть не дома, но у той же Формэры, ничего с тобой не случится.

Тэя насупилась.

– Не пойду я к Формэре. Она противная. И вообще! Ты ошибаешься! Деревня в опасности. И старейшина нам не поможет.

– С чего это вдруг? – нахмурился кузнец.

– А с того, что он странников в темницу бросил! – запальчиво выпалила та.

Лицо Хеда потемнело.

– Это он еще мягко с ними, – прошипел он. – Уж я бы им спуску не дал!

– Они меня выручили! – воскликнула Тэя. – И Хейта была со мной добра. Все они. Ну и пусть что оборотни! Они правда хотели помочь. И только они и могут. Ты ведь сам это знаешь. И хотел потолковать с ними, пока не узнал, что они из лесных.

Хед сверкнул глазами.

– Я не стану у оборотней и бандитов помощи просить. Разговор окончен. Ступай.

Тэя открыла было рот, но кузнец тут же рявкнул:

– Пшла, кому говорю!

Она подскочила на ноги, лицо полыхало от ярости и обиды. Она повернулась, чтобы уйти, и вдруг помедлила, оглянулась на кузнеца.

– Элэя часто вспоминала о тебе, – холодно проговорила она. – Мне будет ее не хватать.

Хед поменялся в лице.

– Ты знала Элэю?

Тэя кивнула.

– Будь мой отец в плену, я бы уже у оборотней в ногах валялась, просила, чтоб помогли. Но мой отец мертв. Эти твари задрали его, когда я в погребе сидела.

Заслышав это, кузнец вздрогнул и как-то иначе, с большим уважением поглядел на девочку.

– А Элэя, быть может, еще жива, – продолжила она. – И тебе не надо у них в ногах валяться. Достанет освободить. Помощь они предложат сами. Ведь хорги похитили их друзей.

– Оборотни – наши заклятые враги. Такие же, как упыри и эти… хорги, – ответил Хед.

– Враг моего врага – мой друг, – ответила Тэя словами, когда-то услышанными от отца.

Кузнец сдвинул брови, по лицу его бродили тени. Эта щуплая, но бесстрашная девочка так напомнила ему сестру, ведь для него Элэя навсегда и осталась ребенком, даром что выросла. И он вдруг остро почувствовал – это неспроста. И откажи он Тэе сейчас, после сам себя жизни лишит, если эти твари прежде не помогут.

Хед отставил кружку и решительно поднялся из-за стола.

– Твоя взяла. Идем!

Привалившись спиной к холодной стене, Харпа сердито взирала на толстую крысу, деловито копошившуюся в грязной соломе. День в темнице прошел на редкость погано.

Закованные конечности затекли и противно ломили, от затхлой вони и голода к горлу подступала тошнота.

Еду не принесли. Не только ей – никому. Вернее, принесли, но не дали. Проклятый страж сожрал всё сам. Не упустил он и шанса вволю над ними поглумиться.

Расхаживал по темнице взад-вперед, уплетая за обе щеки свежеиспеченные пирожки с мясом и щедро нахваливал мастерство кухарки Формэры, их особенный сочный вкус, жар соленой начинки и хруст подрумяненной корочки.

Харпа глядела на него исподлобья, представляя, как вышибает дверь, впивается когтями в обнаглевшего мужика и разрывает ему горло. Ничего такого она бы, конечно, не сделала, окажись по правде на свободе, но мечтать об этом было всё равно приятно.

Брон казался безучастным. Однако на лбу его собрались морщины и выступили капли пота. Оборотня донимала рука. Кости срастались быстро, как и положено, но при этом причиняли нестерпимую боль. Словно кровь в руке закипала, а кости превращались в расплавленный металл.

Мысли Брона были всецело поглощены пропавшими друзьями. Ему виделась Хейта, распластанная на земле в луже собственной крови. Тело неестественно выгнуто, в остекленевших глазах, словно в слюде, застыли ужас, безысходность и мука. Представлялся Мар, весь переломанный. Глаза несчастного замирали, и тело, словно по чьему-то беспощадному волшебству, обращалось в прах.

Брон тряс головой, силясь отогнать навязчивые мысли, но они уходить не желали. Сердце сурового оборотня покрывалось ледяной коркой, а дыхание становилось прерывистым, судорожным, точно и легкие его вот-вот готовы были обледенеть.

По лицу Гэдора тоже бродили тени. Он думал о том, что делать дальше. Как покинуть темницу так, чтобы не подвергнуть опасности Тэю и жителей деревни. Вспоминал об обещании, данном давным-давно на полу такой же темницы. Обещании, которое наполнило его жизнь новым смыслом. Обещании, которое он должен был сдержать даже ценой собственной жизни. И, получалось, не сдержал?..