Харпа подскочила к Мару, пристально оглядела его залитую кровью грудь и облегченно выдохнула. Нож прошел мимо сердца. Да и Мар отчего-то осыпаться прахом не спешил. Но тут же янтарные глаза девушки гневно вспыхнули. Схватив упыря за грудки, она гневно прокричала:

– Зачем ты это сделал?! Я смогла бы увернуться! А ты чуть не погиб! Чем ты думал?!

Мар скривился от боли.

– Ты бы сперва нож вытащила, а потом принималась орать.

Харпа сдавленно прорычала и со всей мочи выдернула нож.

– Ай! – возмущенно возопил упырь. – А осторожней нельзя?!

– Нет! – крикнула Харпа. – Потому что я зла! Зачем ты так рисковал?

– Ты знаешь зачем! – воскликнул Мар. – Потому что это – ты! И вообще, – возмущенно добавил он, – чего ты на меня орешь? Почему, как что, ты сразу на меня орешь?!

– Хочу и ору! – заявила Харпа.

– Да?! – Зеленые глаза упыря разгорелись.

Он вдруг понял что-то, придвинулся к ней, взгляд приковался к ее губам.

– Да! – чуть менее дерзко добавила она. – Ору… потому что…

– Почему?! – Рука его незаметно легла ей на пояс.

– Потому что… – Она замялась, набираясь решимости, и неожиданно для самой себя выпалила: – Потому что люблю! – Смешалась, стиснула зубы и добавила уже решительней: – Тоже тебя люблю!

В сверкающих глазах упыря читалось торжество. Он сдавленно прорычал, притянул Харпу к себе и прижался губами к ее губам. Обхватил ее так пылко и крепко, точно желал удостовериться, что это не сон. Неведомое тепло окутало его сердце, переполнило и полилось через край.

Губы девушки были свежими и солеными, как морской северный ветер. Она отвечала на его поцелуй с присущей ей безудержной страстью, прикусывала его губы зубами, до боли впивалась когтистыми пальцами в плечи.

Неожиданно Харпа уперлась рукой ему в грудь и отстранилась. Упырь дышал часто. Губы девушки припухли, глаза захмелели. Он хотел было поцеловать ее вновь, но Харпа вдруг толкнула его в сторону. В полумраке сверкнули острые когти, и какой-то оборотень повалился с разодранной глоткой. Мар смотрел на это бешеными глазами, точно впервые осознал, где они находились.

– После! – бросила девушка. – Сражаемся дальше, пока нас обоих не убили. – И, бросив на упыря еще один пылкий взгляд, она ринулась в бой.

– Убили, – пробормотал Мар и криво усмехнулся. – Никто меня теперь не убьет.

На глазах у ошалелого Гэдора рогатая гаргулья ухватила за шкирку оборотня из изгоев, что сражался с ним все это время бок о бок, и потащила прочь – чтобы спокойно обглодать его в одиночестве. Гэдор потянулся за стрелой, но пальцы ухватили пустоту – стрелы кончились. Следопыт отчаянно заревел и недолго думая бросился следом.

Вопли несчастного раздавались совсем близко. Гэдор летел что есть мочи, уподобившись своим стрелам, на ходу уворачиваясь от ударов и раздавая пинки в ответ. Маленькие камни звонко хрустели под его частой поступью. Он мельком увидел серый бок гаргульи, когда внезапно у него на пути вырос Черный пес.

Гэдор споткнулся, насилу удержавшись на ногах. Черный пес широко расставил лапы, небольшие глаза его горели неземным пламенем – он явно не был намерен пропускать Гэдора вперед.

– Что тебе нужно? – нетерпеливо воскликнул следопыт, рванул наперерез, но тут же отпрянул под глухое сдавленное рычание.

С крупных клыков Черного пса капала вязкая слюна. Подумалось, такой пес мог привидеться разве только в самых страшных кошмарах. Неожиданно оборотень невдалеке сдавленно закричал. Гэдор снова бросился вперед, но Черный пес только шире расставил лапы и свирепо оскалился.

– Да чтоб тебя! – выругался следопыт. – Что тебе от меня нужно? С первого дня ты за мной увязался, а теперь пройти не даешь.

До слуха Гэдора докатился раскатистый рев гаргульи. Следопыт решительно прищурился. Он метнулся было влево, и туда же подался Черный пес. Пальцы сжали в ладони горсть скалистого песка и метнули его в Пса, на какой-то бесценный миг застилая тому взор. Гэдор бросился вправо, обогнул Черного пса и припустил что есть мочи, страшась услышать за собой тяжелую поступь и громкое сиплое дыхание. Но за спиной было тихо. Оборачиваться Гэдор не стал.

Он обогнул поросль кустов и вылетел на неширокую скалистую площадку. Остановился, вздыбив ногами пыль, ошарашенно вытаращил глаза. Посредине стояла Мерек, в ее руках, задыхаясь под стиснутыми когтистыми пальцами, жалко дергался оборотень.

– Какая встреча, следопыт! – ядовито улыбнулась Мерек. – Я бы назвала ее… долгожданной.

Тошнотворный хруст, и оборотень с неестественно выгнутой шеей тяжело повалился на землю. Гэдор отпрянул, обернулся, но путь ему преградила гаргулья.

– Куда ты собрался так скоро? – вскинула брови Мерек. – Я заманила тебя сюда, чтобы не просто на тебя поглядеть. Нам надо поговорить. – Она вздохнула. – Только боюсь, для одного из нас этот разговор может оказаться последним.

Гэдор судорожно сглотнул, но не дрогнул, только крепче стиснул рукоять ножа.

– Какой ты смелый! – наигранно восхитилась Мерек. – И глупый. – Она холодно рассмеялась. – Глупый бедный следопыт. Играл-играл и доигрался.

Вдалеке за кустами вдруг протяжно и тоскливо завыл Черный пес.

Фела вскинула руку, и вместе с ней кривой корень взметнулся в воздух, разбросал комья земли и пробил ногу волка-оборотня. Рогх взвыл, грязно выругался и рухнул на колени.

Его разъяренный ворон набросился на Фелу сверху, растопырив когтистые лапы. С пальцев девы сорвались снопы искр, засыпали птицу и тут же опалили. Та закричала, взвилась, неистово хлопая обожженными крыльями, и заметалась меж ветвями деревьев.

Фела лихорадочно огляделась. Волк-оборотень, обломав торчащий из ноги корень, хромая бросился наутек так быстро, как только мог. Крупная тень тяжело устремилась следом: искалеченный ворон последовал за хозяином.

– Беги, уноси ноги, старый дурак, – прошипела Фела.

Преследовать его ей не хотелось. Поэтому, развернувшись, она ринулась в гущу боя. За одной вспышкой последовала другая, третья. Запахло паленой шерстью. Фела сражалась неистово, яростно, словно обезумела. Хейта, завидев это, невольно замерла.

Упыри вспыхивали и сгорали, точно связки сухоцветов. Оборотни в зверином обличье, истошно скуля, подпаленными кулями шерсти катались по земле. Травы, листья и мхи тянулись к ним, оплетали, забивали намертво рты. Те судорожно пытались вырваться, стонали от боли, корчились в предсмертных муках.

Хейта споткнулась об обугленное тело какого-то оборотня, и ее замутило. Сама она пока не могла убивать столь кровожадно, столь безжалостно. Подумалось: «Может, и хорошо, что не могла?» Вспомнились слова Харпы о том, как важно не позволять тьме разрастаться в сердце, не становиться похожим на злыдня, не уподобляться врагу.

И когда Фела в очередной раз занесла руку, чтобы обжечь израненного упыря, который не нападал, а силился отползти, волоча по земле обгорелые ноги, Хейта тоже вскинула руку. Поток света сбил Фелу с ног. Та живо вскочила на ноги, вперила в Хейту взор, исполненный возмущенного недоумения.

– Не так! – просто сказала та. – Хочешь сражаться на нашей стороне, сражайся как мы. Страданиями наслаждается химера и ее прихвостни.

Фела недовольно сверкнула глазами, но перечить не стала. Склонила голову.

– Как скажешь, Фэй-Чар.

Хейта кивнула ей и ищуще огляделась. Друзей она поблизости не приметила. Неясное пугающее чувство вдруг обволокло ее сердце, словно туманом. Девушка обернулась к лесу. Она не заметила ничего необычного. Никто не спешил на помощь химере, не трещали ветки, не выли оборотни, не ревели злыдни. В лесу было тихо. Слишком тихо. Это была неестественная, неживая тишина. Она не несла в себе ничего доброго. Она вообще не несла в себе ничего.

В воздухе запахло чем-то жутким. Не смертью даже, нет. Ее тяжелый зловонный дух и так вился над полем битвы. Этот запах Хейта почуяла впервые. И даже как следует постаравшись, она не смогла бы описать его самой себе.