Гэдор умолк. Путники хранили оцепеневшее молчание. Харпа присвистнула.

– Занятно сложено! Это кого удостоили чести – оборотней или упырей?

– Думается мне, любых существ из Сумрачного леса, опасных для дэронгов, – пожал плечами тот. – Граница, глушь, сама понимаешь. Тут кто только не шастает.

Пока путники осмысливали услышанное и уныло озирались, волк-оборотень присел, потянул носом, замер, как видно, что-то соображая, распрямился и решительно изрек:

– Пойдемте. Деревня в той стороне.

Тропинок нигде видно не было, хотя, если они где и вились, их было не различить средь голых камней. Холодный горный ветер развевал потрепанные плащи путников, норовя то сдернуть капюшон, а то и вовсе расстегнуть застежку.

На сердце было муторно. Говорить не хотелось. Даже обычно словоохотливый Мар на время поутих. Они ведать не ведали, что их ждет впереди. Но воображение, внимая вкрадчивому, сухому шепоту ветра, рисовало только мрачные картины.

Шли редким ельником. И жуткий хруст прошлогодних шишек под сапогами неотвязно дышал им в спину. Наконец, ко всеобщей радости, Брон замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Путники один за другим дружно сгрудились подле него.

А внизу, в тенистой низине, окруженная невысокой стеной из уступчатых серых камней, стояла безмолвная дэронгская деревня Морэй.

Всё было вроде на месте: каменная городьба, крепкие ворота, приземистые домики, крытые деревом. Не угадывалось следов разорения, не валялись на узких улочках бездыханные, обезображенные тела, а все же что-то было не так…

Не скрипели двери. Не звучал заливистый детский смех. Не кричала скотина. Деревню затопила кромешная, мертвецкая тишь. Было слышно, как на соседнем дереве дрожит оробелый лист.

Настороженно переглянувшись, путники так и не решились заговорить. Уперев мрачные взоры в стылую землю, они принялись медленно спускаться.

Тяжелые, изукрашенные сизым лишайником, деревенские ворота встретили их суровым молчанием. Брон воздел было руку, чтобы постучать, но потом передумал и просто толкнул. Ворота поддались и отворились с протяжным скрипом.

Путники обменялись красноречивыми взглядами. Гэдор произнес тоном, не терпящим возражений:

– Идем медленно и тихо. Глядим в оба. Кто бы тут ни похозяйничал, он может быть неподалеку.

Они двинулись вперед, словно маленький воинский отряд. Миновав пустовавшую сторожку привратника, незаметно подкрались к первому дому.

Дома здесь, как и в деревне Килм, были круглыми, только состояли не из дерева, а из камня. Меж ними не виднелись привычные грубоватые частоколы. Дома словно тянулись друг к другу, но при этом жались к земле, будто старались схорониться от недобрых, вражеских взглядов. Буроватый мох на покатых крышах расползался по дереву, точно свежий, наливавшийся краской синяк.

Брон замер напротив двери, знаком велел всем быть наготове и резко толкнул ее ногой. Та отворилась бесшумно. К счастью, обошлось. Никто не стремился бросаться на них с порога.

Странники проникли внутрь, а Харпа осталась сторожить у входа.

В дэронгском доме властвовал полумрак. Посреди единственной комнаты темнел очаг. Гэдор немедля присел, потрогал угли рукой, они еще хранили остатки тепла. Выходит, хозяева отсутствовали недолго.

Вдоль стены тянулись полки со всяким скарбом. На краю стола примостилась плошка с зелеными яблоками. Следопыт взял одно, надкусил, в рот брызнул душистый, кисло-сладкий сок.

Хейта откинула крышку сундука – он был доверху полон простой домотканой деревенской одежды. На кроватях валялись скомканные простыни. Словно хозяева дома вскочили среди ночи, застигнутые горестной вестью, и второпях покинули родные стены, позабыв прихватить с собой даже самое необходимое.

– Странно это всё, – пробормотал Мар, вертя в костлявых пальцах неказистый столовый ножик. – Ничего не разграблено. Либо люди просто ушли, испугавшись чего-то. Либо сюда наведался кто-то, кому дела нет до людского добра.

Друзья мрачно переглянулись. Все прекрасно поняли, куда клонит упырь. Когда люди пропадали на границе с Сумрачным лесом, причина могла быть только одна. Таких несчастных редко находили живыми, если находили вообще.

– Давайте, что ли, надеяться на лучшее, – неуверенно предложила Хейта.

– В нашем деле важно надеяться на лучшее, но готовиться к худшему, – отозвался Гэдор.

– А лучше быть готовым ко всему, – добавил Брон.

– Пойдемте. Осмотрим другие дома, – велел следопыт. – Быть может, нам удастся выяснить хоть что-то.

Харпа встретила их вопросительным взглядом. Брон мотнул головой.

– Ничего.

Та заметно расстроилась.

– Терпеть не могу загадки. Хорошо, когда просто. Пришел, увидел, убил. – Она запоздало прикусила язык. – Ну, убил, если другого выбора нет. И дело с концом.

Гэдор усмехнулся.

– К сожалению, так редко бывает. А быть может, и к счастью. Иначе, думается мне, занятие это бы давным-давно нам наскучило. – Он махнул рукой. – Ступайте. Впереди еще много домов.

Они бродили около часа. Увиденные жилища повторяли друг друга, как близнецы. Разнились только незначительные детали. В одном доме на столе громоздились немытые тарелки. В другом стояли у входа мешки с орехами. В третьем сиротливо притаилась в углу опустевшая люлька.

Пока они обследовали деревню, со стороны гор украдкой наполз грязно-белый туман. Неуловимый и блеклый, он ловко карабкался по дощатым крышам, как хищный зверь, почуявший их уязвимость, беспомощность и беззащитность. Он норовил окутать их, проглотить своим безъязыким ртом, скрыв таинственные улики гнусного злодеяния.

Всем сделалось не по себе, но они старались не подавать виду. Очередной дом встретил их запустением и тишиной; как следует осмотрев его, они собрались уже проследовать дальше, как вдруг оборотень запнулся и вперил задумчивый взор в дощатый пол.

– Что там такое? – немедля подскочил Мар.

Остальные тоже подошли, дажеХарпа, стоявшая начеку. На истертых половицах темнели крупные неровные пятна. Упырь пригляделся, потянул носом.

– Кровь!

Следопыт озабоченно сдвинул брови, коснулся пятен пальцами и сурово уставился на красный след, оставшийся на коже. Шевельнул губами:

– Свежая.

Мар снова принюхался.

– И, без сомнения, человеческая.

– Слишком темная, – проронил Брон. – Верно, из шеи или из бедра.

Тот вскинул потемневшие глаза.

– Упыри!

Харпа насупилась недоверчиво.

– Ты уверен?

– Люди исчезли без шума и пыли, – запальчиво воскликнул Мар. – Словно ушли по своей воле. Упыри подавляют волю.

– А чем ты объяснишь кровь? – спросил Гэдор. – Нетерпением?

– Конечно! – брезгливо поморщился тот. – Ненасытные ублюдки. Небось, решили подкрепиться перед обратной дорогой.

– Не очень-то ласково ты отзываешься о своих соплеменниках, – усмехнулась Харпа.

Мар вспыхнул, словно зарница.

– Между мной и такими вот отбросами не больше общего, чем между тобой и бешеной рысью! Взять хотя бы то, что людей я не ем! – Он пылко взмахнул тощими руками. – Среди упырей немало выродков. Есть те, что жаждут лишь одного – жрать и убивать. И они не убивают быстро. А мучают, истязают, наслаждаются воплями жертвы. В свое время я вдоволь на это насмотрелся.

– Изуверы, – прошептала Хейта.

– Следопыты даже зверя бьют быстро, чтобы не мучился, – проронил Гэдор. – Ибо чтут отнятую жизнь, иной раз благодарность возносят и зверю, и небесам. А питаться людьми, да еще пытать их перед этим… – Он горько покачал головой.

Неожиданно Мар навострил уши. Харпа вскинула бровь.

– Ты чего это?

– Тсс! – шикнул на нее тот. – Неужто не слышите? Плачет кто-то. – Он склонил голову набок. – Под полом.

Теперь уже и остальные настороженно прислушались. Издалека, и вправду будто бы из-под земли, доносились глухие, отрывистые звуки.

Друзья лихорадочно огляделись, тщась отыскать хоть какой-то намек на крышку погреба в полу. Но доски лежали ровно и непрерывно. Вдруг Харпа, стоявшая подле огромного резного сундука, подозрительно сощурилась.