На счастливое семейство они все не тянут однозначно. Плюсом идёт понимание, что Ника бросилась за помощью к Малышеву, который ей никто. Суть — друг по переписке, с которым можно обменяться прикольными картинками и пожеланиями доброго утра.

Меня уже не накрывает от ревности, потому что мы с Иннокентием поняли друг друга. Я пообещал. Он поверил.

Мы достаточно знаем друг друга, чтобы доверять.

А вот доверием в семье Ники не пахнет.

Агрессия, ярость и страх — это витает в воздухе. А страх моей девочки чувствуется уже на физическом уровне.

Сдержался, да. Спасибо ювелирной работе адвоката. Но его я поблагодарю завтра. Сегодня же… Сегодня и сейчас необходимо поехать к себе и как следует отдохнуть.

Я даже разворачиваюсь в узком проезде и вывожу машину на дорогу, но притормаживаю на первом же светофоре. Назад тянет.

Позвонить и спросить, как дела? Если я правильно понял, в доме нет электричества. Боится Ника темноты или нет? Справится одна или нет?

На одной чаше весов благоразумие, на второй — желание защитить.

Для меня эти чувства в новинку. Я не избегаю помощи другим, более слабым. Но здесь другое. Не только помочь. Не только уберечь. Скорее, закрыть собой от внешних угроз. От всех закрыть, чтобы улыбалась и радовалась, а о грусти забыла.

Сложно будет. Знаю. Принимаю.

Всё принимаю: нашу разницу в возрасте, разность интересов, предстоящие трудности. Смогу ли принять, если она не захочет быть со мной? Задачка со звёздочкой.

Пропустив смену сигналов светофора, перестраиваюсь в левый крайний и разворачиваюсь. Подкуриваю, выпуская дым в окно. Морщусь от вкуса сигарет Макара. Друг курит крепкие и обязательно с ягодным вкусом. Но других нет, придётся перебиться тем, что нашлось в бардачке.

Плохо отдавая себе отчёт в действиях, встаю на то место, с которого уехал минут пять назад. Откидываю спинку сиденья и затягиваюсь горьким табаком. В горле першит.

Не зная, чем себя занять, перебираю хлам в перчаточном ящике. Что это? Тот самый бардачок. Нас с Кешей Анфиска как-то просветила, что в двадцатом веке водители в специальную нишу прятали пропахшие бензином перчатки, что и дало название. Прикола ради мы теперь используем в разговоре устаревший термин.

Выбрасываю на пассажирское сиденье бумаги. Вчитываюсь, пользуясь подсветкой. Комкаю ненужные. Пару свежих черновиков договоров откладываю на панель и возвращаюсь в прерванному занятию.

Упаковка старой жвачки, пара леденцов, затерявшихся с начала беременности бывшей, начатая упаковка презервативов… Всё летит в найденный пакет.

Пачку я перед выбросом ещё кручу в руках, но отправляю к остальным ненужным вещам, добровольно подписываясь на длительное воздержание. И ожидание.

Время течёт медленно. Очень медленно.

Усиливаются ветер и дождь, отрезая потоком тачку от дома. Будто непрозрачная стена выросла. Лупит с силой по крыше, капоту.

Выключаю двигатель, согревшись. А вот закурить вновь не рискую, потому что в открытое окно тут же залетят брызги.

Уезжать в такую погоду почти подвиг, потому что видимость нулевая. Но и до утра сидеть, не имея возможности выйти и размяться тоже удовольствие ниже среднего.

Барабаню пальцами по колену и даю себе десять минут. Потом ещё десять. И ещё.

Меня будто приклеили. Проиграв, полностью раскладываю спинку и ложусь, давая спине отдых. Неудобно, конечно.

Впрочем, под звук дождя даже какое-то спокойствие накатывает. Уснуть не получается, а подумать — да.

Проходит почти два часа в таком положении. Мышцы деревенеют, зато буря утихает. Как по щелчку, выключается водопад, сменяясь на привычный спокойный дождь.

Выбираюсь на улицу и ёжусь от набросившегося холода. Сырость эта ещё…

Прикуриваю. Вот теперь и крепость, и ягодный привкус мне… по вкусу… Ещё бы обжигающий кофе и Никины вкусные маленькие бутерброды сюда… Ммм…

Так явно представляю себе, что не сразу понимаю, когда дверь подъезда распахивается и из тёмного нутра выбегает хрупкая фигурка. Накинув над головой куртку и поднимая ногами настоящие волны, ко мне бежит Белочка.

Прошло 2 недели

— Меккер, твой принц приехал, — напарница хохочет и стучит меня по плечу.

Я как раз набираю заказ на поднос. Густо краснею, потому что все сотрудники кофейни, оказавшиеся рядом, обращают внимание.

Антон, он… С той самой ночи, когда я увидела его, стоящего под окнами, всё изменилось.

Конечно, я не могла не позвать его, испугавшись, что машина сломалась и уехать не получилось. Думала, он звонил или писал, в то время как телефон валялся бесполезным прямоугольником.

Мы долго разговаривали тогда. Почти до утра. Пили молоко с печеньем, смотрели на дождь...

А потом он меня поцеловал…

Голова Антона склоняется к моей. Я чувствую его дыхание на щеке. Кончики пальцев немеют, когда сжимаю стакан сильнее. Хоть бы не уронить, потому что в нём ещё половина молока.

— Не бойся меня, Ника.

Низкий голос волнует. Его присутствие волнует не меньше.

Мы одни.

Сердце колотится от волнения и предвкушения. Я очень хочу, чтобы он коснулся меня. Прикрываю глаза и не шевелюсь. Загадываю: если нравлюсь, он сделает сам. Догадается.

Секунды растягиваются густой карамелью. Превращаются в часы и столетия, не меньше. Мир замирает, чтобы вспыхнуть восторгом и радостью в миг соприкосновения губ Антона с моими.

Обняв ладонью моё лицо, он разворачивает к себе и целует. Медленно, нежно и так странно. Сухие губы проходятся вскользь по моим. Большой палец оглаживает подбородок, нажимая на нижнюю губу, чтобы приоткрыть рот.

Поцелуй становится смелее. Глубже. Настойчивее.

Не настоящий ещё, но заставляющий трепетать и желать чего-то непонятного.

Машу головой, прогоняя мысли.

Тот поцелуй был единственным. Я испугалась тяжёлого дыхания Антона. Он сказал, что всё понимает и скрылся в ванной. Пробыл там очень долго, а когда вернулся, молча лёг на мамину кровать, которую я для него успела застелить.

— Ника, блин! Спустись на землю! — администратор сводит брови к переносице, недовольная медленной работой.

Я работаю восьмой день без выходного. Дико не высыпаюсь, потому что…

Да потому! Причина сейчас сидит в зале на «своём» месте и ждёт, когда я подойду, чтобы сделать привычный заказ. Каждый вечер Антон берет кофе и черничными эклерами, просит упаковать пирожные с собой и кормит меня ими по дороге домой.

Он уезжает, а я кручусь, как волчок, в постели и считаю тени на потолке.

— Пф, — выдыхаю. — Сейчас всё будет.

Выхожу в зал и расставляю заказ на столике. Дежурно улыбаюсь молодым людям, стараясь быть милой и приветливой.

Один из них успевает поймать меня за край фартука и потянуть на себя.

— Не спеши, крошка.

— Извините, — вырываю ткань и делаю шаг назад. Второй сделать не могу, натыкаясь на преграду.

Антон сверлит посетителей фирменным взглядом. Кладёт свои ладони мне на плечи и настойчиво сдвигает в сторону.

Я замираю. Скандалы, грубость, хамство здесь не приветствуются. И я не могу потерять работу из-за двух парней, неудачно пошутивших.

— Антон?

— Кофе и эклеры, Ника. Собери, пожалуйста.

Сжав злополучный поднос, отхожу к барной стойке, где уже готов напиток. Сладости сложены в контейнер и перевязаны ленточкой.

Бариста, протирая высокие стаканы, посматривает в сторону стола.

— Нормально, Ник. Выдыхай. Полянский слишком большая фигура, чтобы дрючить кого-то. Иди к нему, он ждёт.

Полянский, да. Я до сих пор не привыкла, что его почти все знают. По крайней мере мои коллеги точно в курсе, кто это. Вита вообще с ума чуть не сошла, когда я ей рассказала о своих приключениях.

— Привет! — подхожу, но не присаживаюсь.

Антон сам забирает чашку, а коробочку я оставляю на краю столешницы.