ОЧЕНЬ НАДЕЮСЬ НА ВЗАИМНОСТЬ И ПОНИМАНИЕ

Автомобиль останавливается в этот раз чётко напротив подъезда. Антон барабанит пальцами по рулю и смотрит чётко перед собой.

Я сижу, не спеша сбегать. Во мне расцветает благодарность к этому серьёзному и поначалу пугающему мужчине.

После скандала, устроенного папой, мне казалось, что я ни за что не покажусь в больнице. От стыда готова была провалиться сквозь землю.

Но Антон и Кен… Они молодцы! Кен такую речь произнёс, что отец опешил и замолчал. Мало того, что его угрозы не могут быть реализованы, но Кеша ещё и пригрозил проблемами с законом за распущенное поведение в публичном месте.

Я не запомнила все формулировки, потому что сначала опешила от крика, потом от жеста Антона, быстро закрывшего меня спиной. Ну и по нарастающей — от блестящего выступления адвоката.

То, что Кен оказался рядом, я не удивилась. Выкрики папы собрали много зрителей. А вот жесты Антона…

— Спасибо, — выдавливаю из себя, потому что отдаю себе отчёт в том, что моих благодарностей микроскопически мало, чтобы выразить всю признательность за эти два дня.

Сначала он приехал на помощь незнакомой девушке. Забрал с собой, заботился, возился весь день, да ещё и оказался вовлечённым в ссору.

— Мне очень стыдно за поведение… папы, — немного запинаясь, называю отца привычным словом. Оно идёт с трудом и на языке ощущается чужеродным. — Не могу сказать, что не ожидала. Ожидала, наверное.

С каждым словом говорить становится легче. Мне жизненно необходимо выплеснуть всё. Выговориться, чтобы внимательно выслушали. Пусть молча, так как сочувствие и жалость — последнее, чего желаю.

— Он поступил, как самый настоящий предатель! Понимаешь? — хмыкаю, хотя ни капли не смешно. — Сначала дал нам иллюзию нормальной семьи и любящего отца. А потом забрал. Просто взял и разрушил, как… Не знаю… Как ветер разрушает гору из песка. По песчинке уносит, оставляя маленькие дырочки, потом дыры, а потом яму.

— Ник…

Антон сидит очень близко ко мне. Так близко, как только позволяет консоль между сидениями.

— Прости. Я не должна была. Извини, — торопливо бормочу, сгорая под внимательным прищуром его глаз. — Я… Мне пора.

— Подожди, Ника, — он мягко, но настойчиво берет мою руку и тут же отдёргивает свою. Сглатываю ставшую горькой слюну: вновь приняла хорошее воспитание за что-то другое. — Дети не должны нести ответственности за поступки родителей.

— Я слышала уже, — киваю. — Но всё равно мы несём. Он не извинится…

— Мне не нужны его извинения. Настоящий мужик должен уметь отвечать за свои слова и поступки.

— Не знаю…

— Для меня важно, чтобы ты не плакала больше.

Ладонь с вытатуированными на ней непонятными символами поднимается. Антон проводит костяшками пальцев по моей щеке и показывает влажный след.

— Он того не стоит. Я понимаю, что это родной человек, Ник. Сложно предугадать, как бы я себя вёл, окажись на твоём месте. Наверное, набил ему морду.

— Я не могу набить. Но Вику точно не прощу! — выпаливаю и смело задираю голову.

Когда сестра проснулась от шума и увидела происходящее, у неё началась истерика. Пришлось делать успокоительный укол и договариваться, чтобы психолог навестил её с самого утра.

— Хорошо, — мужские губы вдруг трогает улыбка. — Не прощай. Прощение надо уметь заслужить.

— Ты говоришь, как моя мама.

— Мы немного успели пообщаться.

Они действительно о чём-то долго разговаривали, а я сидела с Викой и гладила её почти прозрачные пальчики. С другой стороны кровати сестрёнки сидел Кен и шёпотом убеждал нас не бояться. Никто никого не заберёт и не отберёт. Закон на нашей стороне. Точнее, на стороне ребёнка. К тому же, у Вики совсем скоро наступит совершеннолетие.

— О чём?

— Спросишь у мамы. С тобой подняться?

Оборачиваюсь на дом с тёмными окнами. Почему-то свет не горит ни на одном этаже.

— Не надо. Папа сюда точно не придёт.

Я на это надеюсь.

Если бы в этот момент меня попросили заглянуть внутрь головы, то там можно было бы обнаружить маленькую мысль, испуганно юркнувшую в дальний уголок. Мне бы хотелось, чтобы Антон поднялся и остался.

Было бы не так одиноко и не так неуютно.

Но с рассудок твердит не совершать ошибок. Он взрослый мужчина. Красивый мужчина.

А я девушка.

И нам нельзя ночевать в одной квартире. Это неприлично. Мы же не пара в конце концов!

На прощание Антон просит дать ему мой номер и обещает завтра утром набрать, чтобы отвезти в больницу.

Диктую цифры и получаю дозвон. Сохраняю в контактах, подписав буквой «А». Уверена, что удалю, как только Кена выпишут.

Не будет же он возить меня, когда его друга уже там не будет!?

— Спасибо. И… пока?

Взмахиваю ладонью и выскакиваю под набирающий обороты дождь. Он лупит по асфальту, отскакивая от него и пачкая обувь и брюки.

Прикладываю таблетку к квадратику домофона, но не слышу характерного писка. Дёргаю на себя тяжёлую металлическую дверь. Открыта.

В подъезде темнота. Включаю фонарик на телефоне и пробираюсь по лестнице, подсвечивая путь.

Нет света. Прекрасно, блин!

Это значит, что горячий чай остаётся несбыточной мечтой.

***

Пристроив телефон на полке, принимаю душ. Долго стою и греюсь под горячими струями. Достаю из шкафчика мочалку и, выдавив гель, скребу кожу, оттирая вылитую грязь от отца.

На запястье уже проступили пятнышки, которые завтра превратятся в синяки.

Тру, тру, тру. До покалывания и неприятного жжения.

Хочу смыть конец дня, чтобы не чувствовать себя… ненужной…

Снимаю лейку с держателя и начинаю смывать пену. Экран телефона тревожно моргает, сообщая о низком заряде батареи. Мне хочется ещё тепла, но приходится выбираться, заворачиваться в полотенце и бежать в спальню. Там, наспех промокнув кожу и волосы, переодеваюсь в пижаму и под прощальный «дзынь» юркаю под одеяло.

Комната погружается в темноту.

За окном бушует настоящая буря. Ветер сгибает деревья, и они скрипят. Вода потоком несётся к земле, усиливая эффект как бы апокалипсиса.

Я дрожу от неконтролируемого страха. Жутковато находиться одной в такую погоду, не имея возможности спрятаться в спальне у мамы или позвать под одеяло сестру.

Мы с ней раньше боялись вместе, как в любимом детском мультике.

Облизываю пересохшие губы. Очень хочу пить, но из своего укрытия вылезать не тороплюсь.

Мучаюсь по ощущениям час или больше. Наверное, больше. Потому что меня клонит в сон. Я задрёмываю, но от стука в стекло вздрагиваю и просыпаюсь. Понимаю, что это ветка дерева, а сердце всё равно бьётся в горле.

Всё-таки спускаю ноги на холодный пол и шлёпаю в кухню. Наливаю себе в стакан воды из графина и жадно выпиваю. Подхожу к окну. Минутка передышки выглядит обманчивой. Небо чернющее и тяжёлое.

Но дождь утихает. Вместо водной стены — стрелы. Они прорезают пространство и уносятся к земле. Это почти красиво.

Прижимаюсь лбом к оконной раме и оглядываю двор.

Внизу, среди тёмных силуэтов, вспыхивает и гаснет крошечный огонёк. Я обращаю на него внимание и присматриваюсь. Ахаю, когда понимаю, что за огонёк рассмотрела. И кто это там, внизу.

💕💕💕

ДОРОГИЕ МОИ! СПАСИБО ЗА КОСМИЧЕСКУЮ ПОДДЕРЖКУ! ОЧЕНЬ ЖДУ ВАШИХ ВПЕЧАТЛЕНИЙ ОТ ЭТОЙ ГЛАВЫ 💕

Смотрю в след удаляющейся Нике и крепче сжимаю руль. Возвращаю себе самоконтроль, который, мать его, никак не хочет возвращаться!

Одна. Испуганная. Такая маленькая, но такая сильная.

Перед глазами стоит её растерянное лицо с подрагивающим острым подбородком. Даже яркие веснушки побледнели, когда её папаша попытался качать права.

Алё, мужик… Ты свои права потерял, отказавшись от семьи. Мне хватило ума понять, что всё не так просто. Сказанное Кешей, подслушанное, увиденное — и пазл сложился. Пусть не весь, да только общая картинка ни хрена не выглядит красивой.