— В бардачке.

Кеша ищет провод, а я барабаню пальцами по рулю и жду возможности обогнать впереди идущую фуру. Водила виляет так, что есть сомнения в его адекватности. Не приближаюсь, но всё жду момент.

Наконец впереди показывается освещенная часть дороги, и я нажимаю поворотник, уходя влево. Тачка дёргается на мокром асфальте, и с небольшим заносом уходит в отрыв. Наше счастье, что впереди никого не было.

Синхронно выдыхаем. Жестом прошу у Кеши прикурить и затягиваюсь никотином. Редко себе позволяю это. Сейчас — необходимость.

Выдыхаю дым в приоткрытое окно и прислушиваюсь к голосу из динамика. Малышев дозвонился Нике. Успокаивает её, обещая, что скоро будет. А я вжимаю педаль в пол, наращивая обороты двигателя.

— Дома она?

— Не знаю, — психует, судя по голосу, Малышев. — Здесь поверни.

Я и сам знаю, но послушно перестраиваюсь и при въезде в город сворачиваю во двор. Матерясь, пробираюсь между припаркованных на ночь машин, сокращая расстояние.

Торможу у двух высоток и взглядом спрашиваю, куда дальше.

Как же долго тянется время!

Мама успокаивается и медленно поднимается, подходя к двери квартиры и нажимая на дверной звонок.

Мы слышим переливы, но никто не открывает. Это ожидаемо, учитывая рассказанное соседкой.

— Я ж сказала, девоньки. Нет их. В полицию надо.

— Была. Они долго. Пока официальные запросы отправят, пока разрешения получат. А время идёт.

По щекам мамы снова текут слёзы. Я же сжимаю и разжимаю пальцы, гипнотизируя экран.

Не знаю, о чём буду просить, но Кен адвокат. Он явно знает хотя бы лазейки, чтобы ускорить. Я только этим себя успокаиваю. И ещё тем, что если мы вдвоём начнём рыдать, то Вике это не поможет.

Мама сама нас учила держаться и не поддаваться панике. И первой же сдалась.

Ей пишет отец. Я вижу, как бледнеет лицо и поджимаются губы. Не спрашиваю, но уверена, что папа винит во всём маму.

Маркел присылает сообщение. Интересуется новостями и перекидывает информацию, что по звонку отца к поиску уже подключился поисковый отряд. Они забрали оставленные мамой фотографии Вички и распространяют их сейчас по социальным сетям.

Мне тут же прилетает несколько оповещений, когда захожу на свою страничку.

Незнакомый номер на экране воспринимается почти как спасение. Я нажимаю зеленую трубку раньше звукового сигнала. Почему-то думаю, что это сестра нашла возможность позвонить.

Но голос мужской. Кен.

Спрашивает, что случилось, и я пересказываю коротко. Буквально сухие факты излагаю и не успеваю попросить о консультации, как он приказывает прислать ему адрес. Именно приказывает, подавляя мои возможные протесты. Но разве я откажусь? Не та ситуация.

На маминой работе тоже все переживают, как и в школе. Все ищут Вику… Все…

Если она хотела добиться внимания, то ей удалось. Мысленно я уже сто раз её придушила и сто раз обняла до хруста костей. Лишь бы живая… Лишь бы здоровая…

Потому что в сети, помимо фотографий, сыплется масса статей, что случается с молоденькими школьницами. Зачем люди шлют это тем, кто и так находится в отчаянии?

Это какая-то злость или желание усилить вину? Так её через край: не усмотрели, не заметили, не уберегли.

Добрая соседка приглашает к ней, но мы не покидаем лестничную клетку. Кажется, так не пропустим приход девочек. Вдруг именно сейчас распахнётся дверь, отрезающая лифты от холла с квартирами, и они войдут?

Вдруг?

Но время, как песок сквозь пальцы, утекает, а никого нет. Держимся на месте только потому, что я озвучила маме, что едет тот самый Кен, с которым я ходила на свидание.

Она находит для меня силы на лёгкую улыбку и снова возвращается к вспыхивающему экрану. Периодически по очереди мы делаем дозвоны на номера Вики и Сюзанны.

Начало второго ночи приносит очередное сообщение Маркела. И открывшуюся дверь.

Вздрагиваем, но опускаем плечи. Мама — от пустых ожиданий. Я, наверное, тоже.

Какой-то мужчина и Кен заполняют всё свободное пространство, но самое странное, что их уверенность и энергетика вселяют надежду. Как будто одно их появление способно решить все проблемы.

Мой знакомый (или друг?) подходит ближе и ободряюще обнимает. В нос ударяет запах табака и алкоголя, и мои глаза тут же потухают. Я физически чувствую, как затапливает разочарование и гаснут лампочки вспыхнувшей надежды.

Кажется, это отслеживает второй мужчина. Он подаётся вперед и отстраняет от меня Кена. Коротко представляется нам с мамой: «Антон». И сосредотачивается почему-то на мне.

— Рассказывай. Всё, что знаешь, рассказывай. Со всеми подробностями, именами и номерами, если есть.

Перебивая друг друга, выкладываем всё, что знаем. В основном, конечно, говорит мама, так как именно она бегала везде, разыскивая крохи информации.

— Ещё есть ссылки на соцсети, но там всё закрыто, — добавляю.

Соседка вовсе глаза таращится на новых помощников и неодобрительно качает головой. Кен собран и серьёзен, хоть и постоянно пьёт воду из бутылки, принесённой с собой.

Его друг — Антон — пугает меня своим видом. Татуировки на кистях рук придают его облику немного зловещий вид. А взгляд… он словно удерживает им и не отпускает. Я ёжусь от ощущений, и он тут же стаскивает со своих плеч куртку, накидывая на меня.

От невольного касания прошивает током. Не место и не время об этом думать, а я думаю. Всего секунду, но замечаю.

— Давайте спустимся в машину. Может, ребята что-то успеют нарыть, — предлагает Кен, и мы спешно прощаемся с доброй женщиной. Она повторяет обещание позвонить.

К сожалению, быстро добыть информацию не получается. Кен, которого на самом деле зовут Иннокентием, и Антон постоянно звонят кому-то и подгоняют. Антон ещё и сам работает в ноутбуке, извлеченном из спортивной сумки. Задаёт вопросы о Вике, о её привычках, о памятных датах. Понимаю, что пытается подобрать пароль к страничке сестры. И это настоящее чудо, когда на большом экране всплывают вкладки «Моя страница», «Новости», «Мессенджер».

Проваливаемся в переписку Вики, читая все вместе. Нам с мамой приходится сдвинуться на самый край и выглядывать на самый край. Неудобно, но предложение поехать куда-либо было отметено сразу.

— Сю Зи? — низкий голос Антона больше не пугает. Интуитивно верю, что поможет. Оба помогут.

— Она, да.

Изучаем, но ничего. Ни намёка на то, куда девочки могли пропасть. Просто болтовня об уроках, контрольных, учителях. Даже обсуждений мальчиков нет.

— Есть подозрение, что переписка подтёрта. Видите несостыковки?

Действительно, некоторые сообщения как бы начинаются из ничего. И обрываются также.

— Надо вскрывать аккаунт второй. Поторопи Макара.

Иннокентий в очередной раз берется за мобильный. Смотрит на меня через зеркало заднего вида и подмигивает.

Опять минуты. Опять ожидание.

Опять звонки: учительница, отец. Отец, дежурный следователь, Маркел. И вот долгожданный — от Макара, которого я заочно люблю всем сердцем. Диктует комбинацию, которую татуированные пальцы вбивают со скоростью пулемётной очереди.

— С конца читай.

В диалоге с Викой только слова утешения и обещания, что скоро станет легче. А вот в диалоговом окне с каким-то DEXXом есть адрес и время. И подтверждение, что Сюзанна и Вика туда выдвигаются.

— Господи, — бормочет мама.

Кен просит её телефон и сам набирает отделение полиции, передавая адрес. Мы тоже едем в этот дом, заламывая пальцы.

Приезжаем первыми.

Двухэтажное строение с выбитыми кое-где стёклами кажется нежилым и заброшенным. Но именно эта точка указана была в переписке.

— Я один схожу, — Кен выпрыгивает почти на ходу. — Дождитесь ментов.

У меня стучат зубы. Прижимаюсь лбом к кожаной обшивке сидения и начинаю считать. Один, два, три… пятьдесят… восемьдесят… сто десять…

Антон порывается уйти за другом, но его опережает появление нескольких полицейских машин. Сине-красные маячки освещают полуразрушенную стену и появившегося в чёрном дверном проёме Кена.