Тишину разбавляет урчание мотора, Никино частое дыхание и телефонный звонок.

— Малышев, тебе врач прописал покой и сон. Чего надо?

— Ника с тобой?

В груди под рёбрами начинает ныть. Один невинный и логичный вопрос, а я ощущаю начинающуюся буру.

— Со мной. Спит.

— Вы где?

— На парковке, — признаюсь. — Не знаю, куда везти. Адрес найти не проблема, но…

— Забирай её к себе, Тох. Слышишь? Дай выспаться и завтра привезёшь к матери. Если я правильно понял, проблемы сестрицы из-за отца. Потом разбираться будем. Понял, Тох?

— Принял, — перевожу режим на drive и выкручиваю руль в сторону выезда. — Не уверен, что её мама одобрит такое.

— Ей не до старшей сейчас. Если не сможешь, отвези ко мне, Анфиска уже мчит обратно.

Это было бы лучшим выходом из ситуации: отвезти Нику к Малышевым и попросить Анфису присмотреть. Только вот проснувшийся внутри собственник орёт «моё» и отказывается подчиняться разумным решениям.

— Завтра наберу. Отдыхай, — понижаю голос и отбиваю вызов, потому что девочка поворачивается набок и подкладывает ладонь под щёку.

Эта картинка, мимолётно увиденная, так как внимание обращено на дорогу, успевает отпечататься в мозгу и рикошетом пробивает трёхочковый в сердце. Поражает все органы и сердце в первую очередь.

О чём я думаю всю дорогу до квартиры? Радуюсь, что выставил все вещи бывшей жены, а ещё прикидываю, чем удивить Нику на завтрак.

Да, я ненормальный, но будет глупо упустить шанс, подаренный судьбой. Пусть всё началось едва ли не трагично и нервно, но у меня потрясающая возможность подарить девочке хорошие эмоции и заменить грусть в её глазах на радость. Быть может, и на нежность. Когда-нибудь я этого добьюсь.

Оставив авто на первом этаже паркинга, трогаю Нику за плечо. Она по-прежнему крепко спит, поэтому уже привычно подхватываю на руки. Маленькая такая она, невесомая. Я в сравнении с ней кажусь большим и взрослым. Щетину что ли сбрить? И ведь сбрею.

Устраиваю гостью в своей спальне. Укутываю пледом, рискнув стянуть только обувь. Оставляю подсветку и реально топаю в ванную, чтобы побриться.

После душа выпиваю несколько чашек кофе, кружа около дверей, разделяющих нас.

«Проверю. Всего лишь проверю, как она», — договариваюсь с совестью.

Вхожу. Ника свернулась калачиком, почти полностью спрятавшись под покрывалом. Только рыжие пряди разметались по подушке.

Цвет такой интересный… Как у белок, которых одно время постоянно постила сестра Малышева. Кстати, о нём. Вытаскиваю смартфон и пишу короткое сообщение: «спит».

Ответ не прилетает, из чего делаю вывод, что Кеша внял наставлениям докторов и уснул. Нам всем после сегодняшних суток нужен сон.

Мне тоже. И я ложусь. Обещаю себе прилечь на мгновение. Просто рядом. А в итоге вырубаюсь, успев подумать, что Ника правда похожа на бельчонка. Такая же милая и осторожная.

Сплю долго и очень крепко. Просыпаюсь бодрым и полным сил, чего давно уже не бывало.

Подскакиваю, испугавшись исчезновения Белочки. Кажется, во время отдыха, в мозгу отказал какой-то отдел, отвечающий за функцию «никакой ванили и розовой ваты». Я весь уже в липких хлопьях любимого лакомства женщин и кайфую от этого.

Ника сопит, так и не сменив позу. Чтобы не потревожить, убираюсь из спальни, прихватив домашнюю одежду. Под холодной водой избавляюсь от возбуждения, порядком замёрзнув, но как следует остудив и пыл, и мозги.

Натягиваю брюки на мокрое тело, услышав дверной звонок. Оставляя мокрые следы, зачесываю назад волосы, оставив полотенце болтаться на шее.

Гадаю, кого принесла нелёгкая, но ленюсь посмотреть на экран домофона. Щёлкаю замком и сразу жалею об этом.

— Антон!

Твою мать!

— Вероника? Чем обязан?

Бывшая жена хватается за ставший ещё больше живот и начинает сбивчиво что-то бормотать, срываясь то на слёзы, то на оскорбления всех и вся.

— Давай по существу?

Приношу из кухни стакан воды и прислоняюсь плечом к стене, закрыв дверной проём.

Вероника пьёт маленькими глоточками. Всовывает стакан мне обратно и начинает перебирать в сумочке какие-то бумаги.

— Подожди, — останавливаю её, зная, что это может затянуться надолго. — Кто кого забрал? И куда?

Это всё, что удалось уловить. Остальные слова информации не несли.

С трудом, но начинаю понимать суть визита. Вчера в каком-то притоне был арестован сын подруги бывшей. Ни хрена не понимаю, каким я здесь боком, пока Вероника не достаёт телефон и не показывает фотографию.

Прищурив глаза от солнца и держа в руках автомат, на меня смотрит DEXX. Тот самый, вытащенный из подвала, где были накачанные дрянью девчонки.

— Он не виноват, Антош! Не виноват! А ты его даже не узнал!

— Странно, да? Учитывая, что я его видел один раз на нашей свадьбе. Ночью, знаешь ли, было не до разглядываний.

— А он тебя сразу узнал. И Кешу твоего.

— Которого он порезал. Чего ты хочешь, Вероника?

— Помоги, Антош… Мальчик оступился…

— Оступился? С его лёгкой руки одна несовершеннолетняя девочка сейчас в реанимации, а Малышев отдыхает на больничной койке и надеется, что в его организм не попала никакая дрянь.

— Антон…

— Уходи, Вероник. Не трать моё и своё время. Бесполезно.

— Ты не сможешь! Я твоя жена, — рычит бывшая.

Хочу её поправить, напомнив о разводе, но за спиной слышатся шаги и в поле зрения появляется Ника.

А в ТГ-канале для желающих огненные фотографии Антона. Как раз для НЕспокойной ночи 🤭

Мне плохо. Очень-очень-очень плохо и физически, и душевно. Негативные моции плещутся через край, и я безмерно благодарна врачу за предложение ввести успокоительное. Послушно подставляю руку и жду.

В голове на повторе крутится мамин крик и плач, а перед глазами фантомом непроходящим бледное до синевы лицо Вики. Грязные волосы тонкими змеями по плечам и губы. Губы, которых практически не видно.

Зачем? Только один вопрос… Зачем она это сделала? Зачем пошла туда, зачем принимала непонятные вещества?

Врачи, проводившие осмотр, сказали, что и на руках есть следы от уколов. Но непонятно, сколько гадости успело попасть в организм сестры.

Ради мамы я обязана быть сильной и стойкой, только сейчас сил на борьбу совершенно не остаётся. Ложусь на кушетку и прикрываю глаза, сквозь ресницы наблюдая за доктором, склонившимся над бумагами.

Я всегда тихо сплю. И не буду ему мешать. Совсем капельку, чтобы восполнить ресурс и встать на ноги, а то они меня отказываются держать.

Проваливаюсь в яму, полную непонятных отрывков, вызывающих то дрожь, то беспокойство, то ощущение тепла. Какие-то разрозненные и абсолютно несовместимые кадры калейдоскопом проносятся в сознании.

Отец и его уход. Слёзы мамы и опустошение. Как будто ты всегда была целой, а сейчас из тебя вынули все внутренности и перемололи в фарш. Это ужасное ощущение и оно не отпустило. Приглушилось, немного смазалось, но никуда не делось.

Потом я вижу перрон и себя со стороны. Выглядываю за спины подруг, среди спешащих людей выискивая фигуру своего парня. Не нахожу, но продолжаю ждать.

Это ещё одна царапина на сердце. Иван. Ваня, который моим и не был.

Вижу растерянную себя, прислонившуюся к витрине нашей любимой пекарни. Там за столом он сидит с другой, любуясь ею. А я дышу на стекло, дышу, пока оно полностью не покрывается матовой плёнкой, скрывая от меня силуэты.

Мне очень холодно. Безумно холодно!

Оглянувшись, обнаруживаю, что я стою по колено в снегу в одном сарафане и пытаюсь согреться, растирая плечи ладонями. Вдруг из ниоткуда возникает мужчина. Высокий и очень мощный. От его появления воздух сгущается, но внутри становится теплее.

На плечи падает куртка, пахнущая свежестью и спокойствием.

Оно не пахнет? В своём сне я готова поспорить!

Картинка меняется, и я перемещаюсь в нашу квартиру в Мурманске.

Открываю дверь и слышу отцовский голос. На мне уже другая одежда, а поверх всё та же куртка. Она как будто защищает меня.