– Моя птица мертва... – проговорила девушка. – Мастер, ради чистой и искренней любви к собирательнице кристаллов и избранной выпускнице Зеркальной академии... Дайте мне проститься с моим фамильяром.

Скульптор големов прервался от работы, почесал подбородок и посмотрел на своё творение. Он передал слова пленницы деве-голему, и та, дойдя в три шага до Овроллии, поднесла к её лицу птицу.

– Ближе, сестра... – прошептала Ласточка. – К моей щеке... Вот так, подними её головкой вверх, я хочу видеть её потухшие глаза.

– Всё же я ошибался насчёт тебя, – сказал Алериц, вернувшись к изучению трактата. – Что-то тёплое наш северный народ вложил в тебя, кажется, что...

Дальше она не слушала его. Сестра-близнец не умела думать, а лишь выполняла команды, поэтому не остановила чародейку. Она потёрлась носом о головку птицы и заметила, как ей удалось раскрыть клюв. Пока с разбитой головы волшебницы стекала кровь, она водила головой из стороны в сторону, проверяя, попадает ли жидкость в клюв ласточки. Вскоре клюв мёртвой иллюзии покрылся свежей кровью, на которой мелькали крупинки маны. Овроллия продолжала тереться об неё и старалась избегать пустого взгляда двух стальных глаз, покрашенных под человеческие.

Показалось, будто её план сработал. Птица дёрнулась, появилось лёгкое свечение. Она начала впитывать в себя магию, полученную с кровью двух чародеев. Алериц наконец отвлёкся от своего дела и приказал чудовищу вернуться на место.

– Пусть положит её на пол... – произнесла пленница. – Я не хочу запомнить её в цепкой лапе этого создания.

– Слишком много просьб за несколько минут, – спокойно отвечал мастер. – Дирца, положи её. Так твоя сестра-близнец успокоится и будет более податливой, когда...

Едва дева-голем положила ласточку, как та встрепенулась и взлетела прочь. Реакция подвела стального голема. Когда Алериц вышел к кафедре с жезлом наизготовку, птица пронеслась мимо него. Чары скульптора големов не попали по ней.

– Хитрая дрянь... – обернулся он. – Дирца, ко мне, нужно...

Когда он отвлёкся, ласточка влетела на всей скорости в его затылок и начала исклёвывать, наполняя зал страшным криком, а хозяйку – разрывающей голову болью. Из невнятных слов мастера Ови разобрала отданный голему приказ смахнуть пернатую, но та, поймав момент, покинула Алерица, в которого на всём ходу врезалась стальная дева, и они со звоном покатились вниз.

Спустя считанные секунды птица прицепилась к рукаву хозяйской мантии и пыталась проклевать хомуты, однако те были надёжными и не поддавались иллюзорному клюву.

– На столе масло, возьми его! – прошептала чародейка.

Едва ласточка отлетела, Алериц и Дирца поднялись по лестнице и сразу же бросились к пернатой. Сначала она опрокинула несколько колб и увела злодея и его конструкта в сторону выхода. Вернувшись, птица сделала несколько приёмов масла внутрь себя, и на этот раз мастер едва не поймал её и остался на месте, не подпуская иллюзию к пролитому маслу. Овроллия заняла злодея бессмысленным разговором, но безумный учёный был столь увлечён летающей по залу птицей и наблюдающей за ней стальной девой, что не слышал слов пленницы.

Понимая, что мастер готов поймать её, птица налету выплюнула масло на запястье хозяйки. Казалось, злодей не видел этого либо был одурманен желанием поймать пернатую, потому и запустил очередные чары из жезла, которые не попали по ней. Окончательно разочаровавшись в оружии, Алериц бросил жезл и стал колдовать с обеих рук, а голем застыла посреди зала с огромным покрывалом и ждала возможность бросить его.

Ласточка повторила манёвр с маслом, и Ови успела прошептать ей:

– Вымани её под люстру!

Пернатая пустилась в новый вираж и демонстративно села на противоположном постаменте. Алериц воодушевлённо рявкнул:

– Дирца, даже иллюзия способна выдохнуться! Хватай её!

Овроллия почувствовала, как стекающее по предплечью масло позволяет затёкшей руке выскользнуть. Почти моментально она высвободилась и, когда ласточка отправилась в полёт и пролетела над големом, дрожащими руками связала ничего не подозревающего профессора по рукам и ногам. Он забился под постамент в позе новорожденного, тогда как перед самой кафедрой упало покрывало, из-под которого раздавалось голубоватое свечение. Увидев стальную деву с обнажённым клинком посреди зала, чародейка прочла чары с двух рук и пустила несколько серий в самый крепёж люстры. Массивная конструкция заскрежетала, на потолке появилась трещина. Чудовище подняло серебристую голову в тот момент, когда люстра с давящим по ушам гулом обрушилась на неё.

Под истеричные крики лежащего у кафедры мастера Ови спустилась, подняла клинок и отрезала капюшон погребённой под завалом сестры-близнеца от остальной части мантии. Взору девушки открылась ржавая пластина, которую она поддела кончиком меча и выковыряла. Остатки люстры зазвенели, дева-голем начала бороться за свою жизнь, но Ласточка решила прекратить мучения запертого в неживой оболочке разума. Она всадила клинок в мешанину из заклёпок, кристаллов и стальных деталей, что всё вместе могло бы быть суставами, и провернула остриём несколько раз.

Неприятный звон вскоре перестал, но чародейка водила мечом из стороны в сторону ещё и ещё. Мастер Алериц устал кричать, и в наступившей тишине Овроллия услышала тихий плач, напоминающий детский. Единственное, что могла сказать стальная дева, когда её живая сестра-близнец отделила голову от тела.

Бросив оружие в сторону, Ови подошла к покрывалу. Достав из-под него птицу, убедилась, что её брюшко было разорвано пополам. Меч Дирцы нанёс невероятно точный удар, из-за которого ласточка вновь потускнела, а значит, умерла. Но как умерла иллюзорная птица, которую талантливая чародейка могла призывать снова и снова? Как она, обладая частицей человеческого интеллекта, пошла на риск и отправилась в такой низкий полёт? Неужели она считала, что второго шанса выманить стальное чудовище в ловушку у её хозяйки не будет?

Овроллия пала на колени, не слыша ни тихого плача за спиной, ни всхлипываний связанного мастера. Она не испытала ужаса, когда провела ладонью по лицу и смахнула с себя поток крови. Но времени на рану у неё не было. Перед потерей сознания чародейке было уже всё равно, только бездыханное тело тускло голубой ласточки влекло к себе и заставило её лечь рядом и уснуть.

Чародейка пришла в себя в лазарете. За окнами царствовала ночь, на соседних койках мирно дремали больные. С трудом Овроллия поднялась с постели, встала, не с первого раза попав ногами в туфли, и подошла к одному из окон, на котором тускло потрескивала лампа. Чернеющая мгла небосклона приветствовала пробуждение Ласточки яркими отблесками полярного сияния. Магия была рада видеть одного из своих носителей, одну из тех, кто провозглашает её торжество над наукой и природой.

– Овроллия Киртан, добро пожаловать домой, – этот ледяной шёпот девушка бы не перепутала ни с чьим другим. Из темноты у последней койки к ней медленно выплыл статный силуэт в причудливом головном уборе с декоративными рогами. Несмотря на высокий рост и небольшие каблуки, какие обычно носили юстициары, Лёдериц оправдывала звание ищейки, двигаясь бесшумно, словно тень. Показавшись на свету оконной лампады и продемонстрировав Ови свежий трёхпалый шрам на всю щёку, старшина юстициаров продолжала: – Из-за одной маленькой птицы столь много бед на одну академию такого крохотного города.

– Вы с мессиром Кирицасом выступили в нашу защиту, – прошептала Ласточка, поклонившись. – Благодарю, мессира. Ещё раз прощения за то, что когда-то была о вас дурного мнения.

– Пойдёмте на последний этаж, госпожа чародейка, – призвала её Лёдериц. – Берегите сон больных, и они отплатят вам сполна.

Они поднялись наверх, и старшина отворила дверь в зал, наполненный больными. Ови не сразу поняла, что почти все койки занимают полурослики, однако догадалась об этом, когда увидела несколько играющих в стеклянное домино при тусклых свечах коротышек. Узнав её в свете настенного фонаря, они повскакивали с постелей и, будя соплеменников, с визгами бросились на чародейку. Лёдериц прочла про себя заклятье и с двух ладоней поставила перед собой и Овроллией силовое поле. Зал больных наполнил невнятный шёпот и осторожные слова: