– Прощай, девочка, – без улыбки сказал Кенциль. – Ты была не цветком, но блестящим самоцветом на короне, именуемой академией Белого Пергамента. Надеюсь, твоя магия будет защищать королевство Вайндуол.

Она обнялась с обоими, не чувствуя их ладоней на своей спине, и вышла прочь, сопровождаемая полуросликом. К двери как раз подъехали сани, запряжённые двумя сивками в попонах. На них изображались какие-то незнакомые цветы, и Ови сразу же вспомнила о гербовой печати на своём письме.

– Меня ждёт герцогство снежной розы, – произнесла она. – Прощай, любезный друг. Я буду слать тебе письма. В первом письме будет ответный адресат, не волнуйся, ты всегда сможешь написать мне.

– Жаль, что всё заканчивается именно так... Желаю всех благ, любезная Ласточка.

Друзья обнялись. Овроллия ещё раз напомнила об оставленных вещах, и Илес пообещал, что сообщит её друзьям. Девушка забралась в сани, подняла козырёк и улыбнулась провожающему. Когда архимаг и наставник вышли и встали по обе стороны от полурослика, она нашла в себе силы улыбнуться и им. Извозчик, взмахнув хлыстом, скомандовал лошадям:

– Поехали!

После полудня, когда профессор Кенциль вёл факультативное занятие, по окнам яростно застучала непогода. Один из первокурсников, оставшихся на каникулы в стенах академии, указал куда-то под потолок, но преподаватель призвал его к порядку и стал рассказывать о предмете дальше.

Когда школяры разошлись, Кенциль уселся в лекторское кресло и взглянул на последние рисунки, которые вывел мелом на доске. Трансмутация одного камня в другой всегда нравилась детям, и сам профессор находил это простое, но нужное для мануфактур и производств дело в чём-то эстетическим и приносящим наслаждение.

По одному из окон вновь раздалась барабанная дробь. Профессор повернулся и обратил внимание, что непогоды за окном не было. Он подошёл к окну и, осмотрев внутренний двор академии, открыл ставни.

Над головой пронёсся ураганный вихрь, преподаватель даже не успел среагировать. Закрыв ставни, он повернулся и увидел на одном из столов иллюзорную птицу, напоминающую, однако, лишь тень красоты обитающей в подземелье ласточки.

– Профессор, вам письмо! – мелодично пропела причудливая птица, больше напоминающая сойку или сороку. Под её лапами был маленький кожаный свёрток, завязанный на узелок.

– Чудесное создание! – удивился Кенциль. – Неужели твоя хозяйка создала ещё одного фамильяра?..

Люминесцирующая голубым сойка не напоминала ласточку Овроллии не только внешним видом, но и поведением. Казалось, будто птица была начисто лишена интеллекта и не умела ничего, кроме исполнения воли творца.

– Что ж, наверное, мне стоит прочесть письмо, я прав? – спросил профессор.

Пернатая ничего не сказала и продолжала наблюдать за ним. Он размотал узелок, развернул кожу и достал свёрнутое пополам письмо. Почерк своей последней воспитанницы Кенциль не перепутал бы ни с чьим другим.

***

Достопочтенному профессору Кенцилю, преподавателю кафедры трансмутации материи

Весь путь от Квольцетара до порта Арцерле я размышляла. Прекрасный северный край очаровал меня с того момента, как я, будучи семилетней девочкой, взглянула на горизонт с борта корабля. Мы прибыли затемно, и полярное сияние во всей своей красе встретило меня и обернуло в свои объятья, как всякий отец накидывает плащ на дрожащее от холода дитя. Когда я попала к вам на первое занятие на первом курсе основного уровня, задолго до распределения по специальностям и факультетам, то и подумать не могла о том, что именно вы станете тем, кто проводит меня в жизнь. Тем, кто даст необходимые знания для того, чтобы сотворить и созерцать прекрасное. Тем, кто поможет мне очистить доброе имя от тех невзгод, в которые я впутывалась сама на протяжении последующих семи лет обучения.

Говорят, акадари повинуются голосу разума, тому, что диктует ваш высокий интеллект. Вы – народ прагматиков, творцов и консерваторов, и настоящий порядок, который провозглашён на гербах всех пятнадцати префектур золотыми весами, не терпит рядом с собой сумасбродства, новизны и свободы. Подчинение для вас – это жёсткий закон, и всё остальное вторично по отношению к нему. Ваша великая страна, сама академия, сами вы, профессор, – всё это огромный механизм, шестерня и масло, благодаря которому работает эта система. Я чувствовала, что под опекой ваших холодных взглядов не смогу найти себя, не смогу по-настоящему повзрослеть. Вы доживаете до двухсот лет, и видите мир по-другому, почти как бессмертные эльфы или ангелы. Я же остаюсь обычным человеком, и если Всеотец и Вари, его дочь, богиня магии и таинств, смилостивятся надо мной, то доживу до восьмидесяти.

Я не могла смотреть, как страдают мои близкие, и уверена, вы бы справедливо заметили, что в родном королевстве мне придётся вынести несравненно больше. Но то, что сотворят магия со всяким гением, обескураживает меня, заставляет бояться. Чем сильнее ты развиваешь своё волшебство, тем сильнее оно забирает тебя в свои объятья. Однако у всего есть предел. Мера необходимости. Жаль, что мастер Алериц, владелец завода големов Царвель и архимаг Паристо не поняли этого. Поняла я, и, да будут благословенны боги, вовремя. Та закулисная игра, которая ведётся столь гениальными людьми, чужда мне. Магия должна быть вне политики, но, к глубочайшему сожалению вашей верной воспитанницы, это правило распространяется не везде.

Диадема знаний – это величайшая ложь, с которой я столкнулась за годы обучения. Консерптон архимагов Акадар Фрадура и ему подобные объединения используют подобные артефакты как наживки, подманивая к себе молодых чародеев для использования их силы во имя своего блага. Я вывела теории, согласно которой ваш доминион будет жить не пока жива магия, а пока живы сильные и талантливые чародеи. Вы живёте долго не из-за вечной мерзлоты и летнего снега, а из-за поглощения своей молодёжи, конечно, не в буквальном смысле. Никогда правящие круги народа акадари вроде Консерптона архимагов не примут к себе мессиров и мессир. Прошу, не путайте это с дворянской преемственностью, которая вовсю существует в моём королевстве.

Знания, которые должна давать диадема, – это ложь. Вы убедитесь в этом, когда попросите Винесцору или мастера Тункве, если моя бывшая староста всё же отказалась от награды, показать вам реликторий и сравнить хранящиеся там драгоценности с сапфиром, украшающим диадему. Смею заметить, что похожий сапфир был замечен мною на самой верхней полке книжного шкафа в кабинете чиновника от префектуры Ницеара. Кажется, считая, что пыль отпугнёт потенциальных сыщиков, он спрятал ценную реликвию в самом неприметном месте. Однако не буду провоцировать вас к действию, руководствуйтесь здравым смыслом, как и всегда.

Всю свою сознательную жизнь, взрослея, я гонялась за какими-то знаками, и даже мой фамильяр стал олицетворением моей сущности. Магия всегда была и остаётся моим жизненным предназначением, и я приложу усилия, чтобы попытаться наладить контакт между Акадар Фрадуром и королевством Вайндуол. Мы воевали друг с другом на протяжении эпох, и лишь общее горе – воцарение между нашими державами опустошённых войной земель мёртвых – смогло прекратить большие ссоры. Я верю, что однажды Вайндуол сможет воспитать столь же великих волшебников, какими были, остаются и будут вы, профессора Жерацир, Хадецик, Альцира, архимаг Паристо, выпускники Винесцора, Кресци, Нундар, Рицент, Фирца и многие другие, чьи имена не вместят эти строки. Я верю, что однажды Акадар Фрадур и зависимое от него Мранкирское царство заключат с Вайндуолом и его южными союзниками перемирие.

Верю, что когда-нибудь мы вместе защитим этот мир. Верю, что однажды пройдут грозы. Верю, что однажды Ласточка вернётся домой. Никто и никогда не запретит ей иметь два дома.

Пишу эти строки, осознавая, кому они предназначены, осознавая, о чём стоит задумываться, осознавая, что ни одна догадка не стоит хоть капли увиденного своими глазами.