Кенциль удивлённо посмотрел на неё, но почти сразу же выражение его лица стало равнодушным. Он нетипично для себя ухмыльнулся и сказал:

– Многие студенты последних курсов знают, что их наставники заключают между собой пари.

– Интересно, если я сбежала с выпускного, пропустив последнюю церемонию, вы получите свою награду?

Профессор ещё раз ухмыльнулся, но более притворно. Кажется, он сам не знал этого. Однако, обхватив лицо ладонями и положив локти на стол, отвечал серьёзно:

– У тебя в голове сложилось неправильное мнение о нашем народе. Чем старше ты становилась, тем больше у тебя копилось вопросов: «Как они могут так делать? Почему одно порицается, а другое восхваляется? Где золотая середина, зачем рубить с плеча?.. Какие демоны нашептали архимагу, что меня не нужно наказывать за нарушение приказа?..» Ты думаешь, что здесь у тебя нет родных, что все акадари ищут повода упрекнуть тебя в чём-то. Поверь, ни одна система образования, ни у одного государства в мире, не отличается от остальных.

– Это чистая правда. Я была одна против умного, хотя и обезумевшего чародея, у которого имелся покровитель. Жаль, с ним нельзя ничего сделать...

– Ты была не одна, – сцепив пальцы в замок, заявил наставник. – Почти все знали о твоём расследовании, даже сама Лёдериц догадывалась, говоря об этом намёками, но никто не мешал тебе. Юстициары исполняли свою функцию, академия заканчивала учебный год. Однако ключевая улика в любом случае говорила против тебя. Ректор прав. Ты должна была проделать этот путь сама, потому что злодей целенаправленно требовал этого от тебя. Если бы Паристо нашёл Алерица и передал в руки ополчения, как бы сложилась твоя дальнейшая жизнь? Как бы вела себя твоя ласточка? Ты показала нам пример, что такое доблесть. Акадари не сразу, но примут это.

– Я говорю не о частностях, наставник, – помотала головой девушка, – а о ситуации в целом. Где тот самый порядок, когда он так нужен? Почему два талантливых чародея, не поделившие одну женщину, обезумели от взаимной ненависти и назвали себя друзьями? Почему доступ в башню канцлера имеет любой посторонний? Без информации из учётного журнала злодей и его компаньон бы не установили третьего человека, который привозил клинок в стены академии. Как... как Акадар Фрадур – гордый и могущественный – допустил саму возможность расчеловечивания своих отпрысков? Вы помните о нашем столкновении с двумя обезумевшими магами? Они уже начали превращаться в личей, в поборников смерти! Они... чёрт возьми, сами того не понимая, от голода съели свою дочь! Я ещё не упоминала о том, с какой ненавистью юстициары Квольцетара и префектуры разили друг друга чарами, и только вмешательство ректора... нет, Винесцоры! Только её вмешательство не допустило кровопролития! Это ли порядок?!

Последние слова Овроллия произносила с визгом. Некоторые посетители трактира начали обращать на неё внимание, Илес, стирая пот со лба, глуповато улыбнулся. Ови огляделась и опустила голову в кубок. В отражении мутной поверхности цвета киновари увидела слёзы.

– Абсолютного порядка не бывает, девочка...

– Тогда и не нужно возводить его в абсолют, – огрызнулась она.

Оба замолчали на какое-то время. Человек справа жевал медленно, будто вслушивался в произносимые слова.

Вскоре Илес вернулся и сказал, что договорился с одним извозчиком, но тот согласился отвести Овроллию до границы префектуры. Дальше ей требовалось нанимать новые сани. Девушка поблагодарила друга, отдала ему из наплечной сумки требуемые золотые и отпустила. Полурослик добежал до барной стойки, и возница заказал ещё эля, предложив Илесу. Обдумывая последние недели пребывания в академских застенках, Ови сказала:

– Помню, вы спросили у меня, почему я не рассказала вам о своеволии птицы и мозаике в подземелье... Я солгала тогда, простите.

– Прощения, – напомнил наставник о том, как привыкли говорить акадари. – И что вызвало твою ложь?

– Вы плакали в первый день после убийства, когда юстициары привели меня к архимагу... Я не хотела, чтобы вы больше разочаровывались во мне.

Он достал из наплечной сумки использованный флакон, на этикетке которого было написано незнакомое слово на акадарском языке. Овроллия спросила:

– Что это?..

– Это зелье вызывает панический приступ, ослабляет разум. Я иногда даю его другим студентам, чтобы снизить порог их эмоциональной стабильности. Тоже, знаешь ли, нарушение порядка, когда студентка в слезах врывается к преподавателю и просит отсрочить пересдачу зачёта. Жерацир в своё время дал мне и паре других профессоров несколько флаконов, не удивляйся. Я в алхимии не знаю ничего, кроме того, что запомнил из слов преподавателей кафедры.

– Вы не боитесь говорить такое при самом архимаге? – неожиданно спросила Ови. Кенциль удивлённо осмотрелся и не понял, про кого она. Девушка кивнула на человека в капюшоне и сказала: – Нессир ректор, когда вы входили в зал, то оставили свою трость за тем углом. И весь путь до нас опирались на столешницы.

– Я не хотел с тобой разговаривать, – послышался из-за шарфа мелодичный голос. – Не хотел смотреть в твоё лицо, смотреть правде в глаза. Но мне было интересно послушать, как громко ты хлопнешь дверью, уходя отсюда без желания вернуться, – незнакомец повернулся, и Овроллия узнала эти слепнущие светло-голубые глаза. – Значит, ты считаешь, что мы сотворили мнимый порядок? Укрывшись за сводами законов, сами нарушаем их тогда, когда нам удобно? А не все ли государства влекут подобное существование?

– Но они признают свои ошибки, – отвечала Ласточка. – Акадар Фрадур же умалчивает, как и вы, господин ректор, умолчали о своих. Уверена, вы с самого начала если не знали, то подозревали о планах академского чиновника. Ваши связи в префектуре не значатся ни в одном своде правил, но...

– Догадка, Овроллия, – спокойно перебил Паристо.

– Пусть будет догадка, но хочу, чтобы вы знали. Эта лаборатория, скрытая за мозаичной галереей, останется похороненной под толщей ваших знаний. Никто больше не потревожит уничтоженного голема.

– Не тебе принимать такое решение, Ласточка, – помотал головой наставник, и Ови поняла, что он занимает сторону архимага. – Академия подчиняется ректору и совету провинции, но не тебе...

– Я изучила там всё с внимательностью орла, пока готовилась к защите работы и после неё: каждую щель, арочные своды, дверные проёмы... – прошипела девушка, наклонившись в кресле и сжав пальцами колени. – Если начнёте копать, произойдёт обвал. Магические ловушки будут действовать долго, и, боюсь, снять их сможет только тот, чьей руке они принадлежат. Весь главный корпус провалится вниз и погубит сотни лет практик и десятки поколений истории. Клянусь Всеотцом, так и произойдёт.

– Всеотцом?.. – переспросил сам ректор. Седые брови приподнялись и скрылись под полой капюшона. – Значит, твои слова – это не сиюминутный каприз, Ласточка действительно сделала выбор и решила вернуться в гнездо?

– Ласточка выучила последний урок.

Молчание прервали грузные шаги укутанного в меховую накидку, как медведь, извозчика. Он произнёс необычайно весёлым для акадари голосом с лёгким акцентом:

– Атессира чародейка, пока не началась пурга, лучше двинуться в дорогу сейчас. Я погружу ваши сумки на сани, и мы стремглав помчимся за уходящим солнцем!.. Пусть здесь солнца и не видать!

– Конечно, – через силу улыбнулась она, – я готова отбыть.

Когда медведь погрузил на плечи все сумки, вернулся полурослик. Он сказал:

– Ох уж эти лодвинге... Я сначала и не понял, что он из переселенцев с юга, то-то он говорливый такой! А что здесь происходит?..

– Я уезжаю, Илес, – сказала она, взглянув в глаза архимага и наставника. Те выглядели абсолютно равнодушными, но царящее между ними напряжение, казалось, висело на волоске. – Прощайте, мессир наставник, нессир архимаг, – последнее вызвало у Илеса скрытое удивление. – Надеюсь, вы не будете сжигать мои письма.

– Когда начинаются грозы, ласточки спасаются от снегов на юге, – процитировал её Паристо. – Я не держу на тебя зла, Ласточка. Лети, надеюсь, твой путь приведёт тебя к чему-то великому. Прощай.