— Мы были в Ёсивара, — смущенно отозвался я.

— Ну надо же, — даже Нагасиро несколько удивился.

— Мы искали там одну скверную вещь, а не того, о чем вы все подумали, — терпеливо объяснил я. — И мы ее нашли. Скоро из родительского храма настоятеля Окаи приедут и заберут ее. И все кончится.

— Что за вещь? — коротко спросил Нагасиро.

И не рассказать стало невозможно. Я и рассказал.

— Ничего себе, — подал голос старший из братьев, Хаято. Здоровяк Саторо Оки задумчиво ковырял в носу пальцем и молчал.

— Жаль, — произнес Нагасиро, и произнес очень недовольно, — что вы не дождались нас. Ну, я понимаю, почему вы так поступили, только впредь ставьте нас в известность. Мы же тоже взяли на себя ответственность за это место.

У меня возникло непреодолимое желание извиниться.

— А где эта штука? — с волнением выпалил малыш Тогай, чем и спас меня от очень неприятной ситуации. Я повел всех смотреть.

Ящик, обклеенный запирающими печатями, стоял перед алтарем. Желания касаться его ни у кого не возникало.

— Такое я только в театре видел. Никогда не думал, что увижу такое сам, — задумчиво произнес Нагасиро. — Как жаль, что нас с вами вчера не было. Но сегодня мы от вас ни на шаг не отойдем.

Да он, оказывается, просто сожалеет, что пропустил редкое зрелище! Кабукимоно, одним словом…

— Сегодня увидите все своими собственными глазами, — смущенно произнес я.

Человек из родительского храма настоятеля Окаи явился уже тогда, когда солнце перевалило вершину полудня и неудержимо покатилось к горам на западе. В жарком воздухе разлилось предчувствие ночного влажного покоя.

— Заждались меня, лоботрясы? — проходя ворота храма, весело приветствовал всех присутствующих седой, но крепкий старик с бритой головой человека, вступившего на духовный путь, но оставшегося в миру. — Сколько вас собралось-то, нетерпеливых! Кто из вас будет брат Окаи? А! Это ты, я полагаю?

И благосклонно кивнул, принимая поклоны настоятеля.

А у самого в пальцах железные отполированные до блеска шарики четок на цепочке, собранной из шариков помельче, шедевр оружейного искусства для тех, кто понимает.

Такими если по голове вразумить, и второй раз, пожалуй, уже не понадобится…

И для каждого у него нашлось свое доброе слово.

— А ты грозный! — с усмешкой покосился он на Нагасиро. — Умеешь страху нагнать, а?

— Что ж ты не вырос-то толком? — похлопал он по плечу здоровяка Саторо Оки. — Кушаешь маловато! Стараться надо!

— Парочка разгильдяев, — приговорил он смутившихся братьев Хиракодзи. — Глаз да глаз за вами, а?

— Вижу я, в вашем саду всякое произрастает, господин Исава, — кивнул он мне совершенно по-дружески, и я даже как-то не нашелся что ответить.

— Имя мое нынче Котэцу будет, — представился он всем разом. — Давайте, явите вашу добычу. Где вы ее припрятали?

Настоятель Окаи отвел Котэцу к ящику. Тот, не показывая лишней осторожности, осмотрел печати, одобрительно кивнул:

— Ну, тут все отлично. Я вижу, тут у вас все сделано как надо. А вот что не отлично и что вас, брат Окаи, изрядно расстроит, — в родительском храме не все готово, чтобы принять такую вещь. Вы человек опытный и сами понимаете, что необходимы некоторые приготовления. Сегодня в храме провели пророческое гадание и определили, что день для перевозки таких вещей сегодня совершенно неподходящий.

— Как же так⁈ — настоятель Окаи с трудом воспринял эту нелегкую весть. — А что же нам делать?

— А то же, что и всегда, — внезапно жестким военным тоном отозвался Котэцу. — Молиться. Для этого я сюда и прислан. А завтра на рассвете, как звезды сойдутся, отправимся в старший храм с этой недоброй посылкой.

— Я благодарю вас, брат Котэцу! — пробормотал настоятель Окаи.

— Да не стоит того, — легкомысленно отмахнулся Котэцу. — Мы с этими славными парнями проведем отличную ночь! Сакэ попьем. Ведь попьем же?

Мы настороженно переглянулись.

— Н-да, скучные из вас собутыльники, — недовольно отозвался Котэцу. — Ну, просто посидим, чаи погоняем, лясы поточим, чем не развлечение в таких обстоятельствах? Согласны? Ну, согласны же?

— Конечно, мы составим вам компанию, — ответил я за всех.

— Вот и славненько, — довольно буркнул Котэцу. — А то ишь нахмурились все, как елки под дождем.

Душный вечер стремительно надвигался, и так же быстро портилось настроение присутствующих.

Весь день в храм тянулась череда возбужденных прихожан, люди напуганно шептались, принимая благословения настоятеля Окаи, и спешили покинуть это недоброе место, торопливо бросив монетку в деревянный ящик для пожертвований. Скоро привычный стук монетки о деревянное дно ящика сменился глухим звяканьем.

— Никогда такого не было, — смущенно произнес настоятель Окаи, выпроваживая очередного прихожанина. — Столько любопытных.

— Страшно представить, сколько таких любопытных в родительский храм нагрянет, — усмехнулся Котэцу. Удушающая жара, казалось, его не касалась.

Мы, прочие, сидевшие вокруг него в храмовом зале, обливались потом, выпив уже, наверное, по десятку чашек чаю, промокли насквозь и не выказали желания поддержать беседу.

А потом старшина квартала Окасукэ нагрянул.

— Да что же это делается? — ломал руки Окасукэ. — Как же так получилось? Немедленно, немедленно унесите эту вещь отсюда! Унесите подальше! Бросьте ее в реку! Это же невозможно! Совершенно невероятно! Весь квартал к утру разбежится! Нельзя, неуместно, непозволительно!

— Почтенный, — отозвался Котэцу, выслушав нашего представителя квартальной старшины до конца, — не волнуйтесь, это вредно. Я вам совершенно ответственно обещаю: завтра этой вещи в ваших пределах не будет. Ею займутся люди куда значимее нас. Но вот сегодня звезды не сошлись.

Нам, прочим, оставалось только глаза прятать. Что тут поделаешь?

— Вот как⁈ — выпалил Окасукэ, оставшись совершенно не согласным с речами Котэцу. — Вот как? Ну, мы еще посмотрим.

И куда-то умчался, сверкая голыми лодыжками, как мальчишка, совершенно не сообразно своему положению.

— Ну вот что за неуемный человек, — покачал Котэцу головой. Мнение его никто не поддержал.

Первым Окасукэ притащил Мацувака. Наш квартальный надзиратель вошел в храмовый зал легким шагом занятого человека, окинул всех присутствующих недовольным взглядом, покосился на ящик перед алтарем.

Решительно сел и, уставившись на Котэцу, с напором задал первый вопрос:

— Ваше полное имя?

— Окисато из Нагасонэ, — легко ответил тот, не таясь. — Теперь, после пострига, я Котэцу зовусь.

— Храм приписки?

— Хоммёдзи, что в Хонго.

— Кто вас отправил с этим делом?

— Почтенный настоятель Соннобу, ныне здравствующий патриарх школы Хоккэ-сю.

Мацувака задумчиво прищурился:

— Почему послали вас?

— У меня есть некоторый опыт в обращении со сложными предметами. Вроде этого.

— Откуда вы родом?

— Из Эттидзэна.

— Род занятий до прибытия в Эдо?

— Изготавливал шлемы, неуязвимые для мечей.

— Чем занимаетесь сейчас?

— Учусь изготовлять мечи, уязвляющие любой шлем.

— Предъявите вашу печать.

Котэцу снял с пояса переносную тушечницу, вынул из нее личную печать, подал надзирателю. Тот исследовал знаки на печати, подняв ее к свету и прищурившись острым глазом.

— Все верно, — бросил Мацувака, опуская печать. — Он тот, кем себя называет.

Передал печать обратно в руки Котэцу, поднялся и решительно удалился из храма, пройдя мимо Окасукэ, ломавшего руки на террасе храма все время, что длился допрос.

Окасукэ только рот беспомощно раскрыл. Потом снова умчался куда-то.

Вторым он притащил жреца-кануси в белых одеяниях, в высокой черной шапке, загнутой на конце, из святилища на холме за кварталом, я там еще и не бывал ни разу…

Окасукэ растолкал напуганную толпу в воротах, чтобы жрец мог спокойно пройти. Даже отсюда было видно, что борода жреца совершенно седа.