Вот с тех пор воинов перестали пускать в Кабуки с мечами.

Умирая, отец ломал мне руки, просил и требовал продолжить наше дело. Я никак не мог ослушаться. Семейная верность воле родителей. Ведь что еще у меня есть, кроме воли предков?

Через год, когда эта темная и кровавая история померкла под грузом свежих новостей, нашему театру разрешили вновь давать спектакли.

За это время я похоронил деда, женился на девушке из династии Мурамацу — исполнителей ролей героев. Оки — мягкая и добрая, как раз способная бестрепетно переносить безумства актера в амплуа раскрашенной красавицы или черное молчание немилого мужа.

За прошедшее время мы подготовили новый спектакль. Народ толпами кинется смотреть представление труппы, на сцене которой пролилась настоящая кровь. Места уже распроданы на полгода вперед. Спектакль тщательно проверен цензурой, но все равно с тайным неповиновением в сердцевине — с задником из лазурных волн, как на кимоно старика Сэйбэя. Там впервые появится мой герб, на театральных листах и сценических одеяниях — аисты, что чернее туши.

Безмерная верность родителям… Верность безмерная, как благодарность святых.

Надеюсь, наш первенец, мой сын, однажды сменит меня на этой сцене — и будет играть в театре мои роли.

Никто и не заметил, что погасла очередная свеча.

— Ох, ну и история! — воскликнул довольный Торадзаэмон. — Я бы на вашем месте ее не рассказывал абы где. Рискуете вы, господин актер! Ох как рискуете.

— Это чем же? — нахмурился Канкуро.

— Да не поймут! Скажут, вы тут молодежь к растлению подталкиваете, чистоту нравов Восточной столицы сомнению повергаете.

— Да ладно! — возмутился Канкуро. — Это когда было-то все! Я тогда еще и не родился даже!

— Да, — проговорил настоятель Окаи. — Кабуки юношей запретили так же, как запретили женский Кабуки за десять лет до того. А смущение нравов как было, так и осталось.

— Не поверят вам, господин актер, что вы ни при чем в этом деле, — захохотал довольный Торадзаэмон. — Не поверят! Как по писаному излагаете.

— О, посмотрите на меня при случае на сцене, — усмехнулся Канкуро. — Вы еще и не такое увидите! Но тем не менее убивать человека шпилькой в глаз мне все-таки как-то не доводилось!

— Тэ-тэ-тэ-тэ, — насмешливо отозвался Торадзаэмон. — Не оттого вы отбалтываетесь, господин актер, совсем не оттого!

— Да ну бросьте… — Канкуро явно утомила эта тема, и он был недоволен течением беседы.

— Если уж говорить о принуждении, — произнесла дама Магаки, мгновенно прервав праздную перепалку. — Если говорить о растаптывающем всевнимании вышестоящих, то у меня найдется, пожалуй, что вам поведать.

Все молчали, все были готовы внимательно слушать.

— Я расскажу вам о доле честной жены, — начала дама Магаки, — кою возжелал господин ее мужа.

Итак, жену одного самурая по имени Судэй возжелал глава его воинского дома.

И это было вполне понятно любому, так как Осаяко, молодая жена Судэя, была прекрасна.

Судэй был вспыльчив, резок, груб и не утончен. А вот жена его обладала совсем иными качествами, чем и привлекла внимание донельзя переборчивого господина замка.

Госпожа Сино, младшая сестра воспылавшего главы воинского дома, постаралась устроить дела своего высокопоставленного брата тайно, как это водится, но с удивлением встретила сопротивление Осаяко, желавшей остаться верной мужу.

Осаяко открыла все Судэю и с трудом удержала его от резких действий. Они решили пригласить главу их семьи, старшего брата мужа, из столичного города, где тот жил. Несмотря на сильное внешнее сходство с Судэем, брат его был человеком тонким и ловким. И дипломатичным. Он мог помочь.

Старший брат Судэя прибыл в их сельский дом в замковом пригороде ближе к вечеру, во время храмового шествия, которое всегда устраивают в тех местах в начале лета.

Осаяко с уважением приняла старшего брата мужа и отправила одного слугу в город за Судэем, спрашивавшим совета у гадателя, а второго слугу — на рынок, за приличествующим угощением. Больше никого постороннего в доме не осталось.

— Простите, вы приехали так быстро, — кланялась Осаяко старшему брату мужа. — Такая неожиданная радость.

— Я прибыл как можно скорее помочь вам в вашем сложном деле.

Осаяко поклонилась, слезы потекли у нее из глаз.

— Ах, простите, вы так растрогали меня, — она сняла слезы краем рукава. — Мы в таком ужасном положении, вы нас просто спасаете.

— Старшим следует заботиться о младших.

— Ах, почему я красива? Зачем господин обратил на меня свое внимание?

— Главе воинского дома не пристало вожделеть жену вассала. Я думаю, мы усовестим его.

В этот момент, разрубив бумагу ширм и мгновенно проникнув через разрезы в комнату, за спиной старшего брата появились три красноволосых тэнгу и поразили его в спину ударами коротких мечей.

Старший брат, обливаясь кровью, упал набок.

Четвертый тэнгу — пониже прочих, с гривой черных волос на маске, вошел в комнату и встал над телом.

— Теперь ты вдова, дорогая Саяко, — произнес женский голос из-под маски. — Твоя участь переменилась. Но не печалься. Очень скоро ты станешь второй женой другого человека. Очень важного, большого человека. Который очень тебя любит и ценит. Тебе следует радоваться.

Осаяко упала на руки, подавленный вопль распирал ее.

Вы убили не того!

Она молчала. Она молчала изо всех сил — так, что слезы из глаз не текли…

Господин старший брат — вы мертвы. Но мой господин муж, ваш брат, Судэй, еще жив. Жив. И я должна страдать молча. Так, чтобы они поверили, что сейчас умер именно Судэй.

— Идем, дорогая Саяко, — произнесла женщина под маской.

Осаяко, горюя, упала на тело старшего брата своего мужа.

Судэй вот-вот вернется, и они убьют его. Нужно, чтобы они немедленно ушли. А я обязана сохранить свою честь.

Тэнгу вложил меч в ножны за поясом и, шагнув к ней, взял за плечи.

Я верна вам до конца, господин Судэй, муж мой.

Осаяко выдернула меч из ножен склонившегося над нею тэнгу и откатилась в сторону. Тэнгу движением руки остановил бросившихся к Осаяко троих сообщников.

— Не сопротивляйся, милая Саяко, — произнес тэнгу женским голосом.

— Я знаю вас? — без интереса спросила Осаяко и перерезала себе горло.

— Да, ты знаешь меня, — медленно ответил осыпаемый брызгами крови черноволосый тэнгу.

Когда Осаяко умерла, тэнгу забрал из ее рук свой меч, и убийцы покинули дом.

Радостный Судэй, ободренный удачным гаданием, войдя в ворота своего дома, разминулся с ними всего на десяток шагов.

В доме он нашел мертвых жену и брата.

Мягкий вечер обратился для него в резкую темь. Свет светильника стал невыносимо ярок, цвет крови — жгуче алым.

Он держался за рукоять обнаженного меча, как за остатки разума. Он тяжело дышал, растрачивая задавленный крик.

Наверное, только в этом полубезумном состоянии он сумел прочесть в брызгах и потеках крови надпись дрожащим пальцем:

Тэнгу…

Тэнгу?

Раны нанесены мечами. Тэнгу или людьми в масках тэнгу.

Храмовое шествие!

Судэй бросился из дома, столкнувшись в воротах с околоточным начальником, позванным перепуганными слугами, отбросил его в сторону, растолкал его охранников и, не обращая внимания на крики вослед, побежал за храмовым шествием.

Шествие уже дошло до храма и рассыпалось. У храмовой лестницы стояли носилки ками. Люди подымались по ступеням к храму. На него начали оборачиваться. Раздался крик:

— Смотрите! Это Судэй! У него меч! Что случилось⁈

В повернувшейся к нему толпе Судэй увидел вскочившего человека с маской красноволосого тэнгу в руке. Тот смотрел на Судэя, как на явившегося призрака.

— Эй ты! — Судэй указал на него мечом. — Тэнгу! А ну стой!

Человек бросился прочь, когда Судэй побежал на него с поднятым мечом.

Люди с воплями убирались с его пути.