Я был тронут.

— Мне кажется, — произнес я после некоторого молчания, — мои люди напуганы. И чего-то не хватает, чтобы вселить в них уверенность. Боюсь, мы не сможем продолжать долго этим заниматься. Да просто чтобы отбиться от каждого встречного, желающего нас ограбить на пути с пожара, нужно стать больше, а нас мало, даже чтобы нормальный пожар гасить — нужно людей с десяток — а лучше два. Да только нам самим есть уже нечего…

— Вам нелегко, — мягко сказал настоятель. — Но вы справляетесь. Вам это по силам. Мы не зря вас выбрали.

Некоторое время мы в молчании смотрели на засыпающий город. Огни в домах гасли один за другим…

Потом и мы раскланялись и разошлись по своим комнатам спать.

Утром никто не пришел. Я прождал до полудня, а потом отправился в город. Первым я нашел Саторо Оки у его дома. Он собирался идти в Суругадай, на игры, посвященные открытию новых храмовых ворот, там на праздничной церемонии в рисовом круге предстояло бороться двум десяткам борцов.

— Простите, господин Исава, — кланялся мне Саторо. — Учитель Икадзути призывает меня. Я не могу ослушаться.

— Да, конечно… — пробормотал я, смущенно откланиваясь сам.

Братьев Хиракодзи я совершенно неожиданно обнаружил на Бамбуковом рынке, что по берегу Сумиды ниже Рыбного, ближе к Рёгубаси. Они таскали длинные хлысты бамбука, только что купленные приказчиком.

— Простите, господин Исава! — взмолился малыш Тогай, падая предо мной на колени. — Простите! Нас впервые за столько времени позвали на работу, строить леса для ремонта храма Тосёгу. Поймите, пожалуйста, поймите!

— Я понимаю, — грустно и подавленно ответил я. — Не беспокойся, Тогай, работай хорошо. Удачного дня, Хаято.

Здоровяк Хаято, не сбрасывая со спины груза, безмолвно поклонился и стоял так, согнувшись, пока я уходил.

Нагасиро я вообще не нашел.

Наш отряд распался, не успев собраться.

Я должен был удержать этих людей вместе любой ценой. Но мне нечем было оплатить эту цену. И теперь я остался один.

Я вновь ощутил то отчаяние, что накрыло меня после роспуска нашего княжества. Я едва справился с чувствами. Но я не мог справиться с мыслями…

И я не мог оставить свои обязанности, я обещал людям, что приютили меня… И Сага лежал в храме один, голодный и раненый, а у меня не было средств его накормить. Вообще кого-то накормить. Нам нужно было жить скромнее… Нам вообще с самого начала все нужно было сделать иначе.

Тихо и как-то между делом прошли похороны Сухэя.

Я обошел храм сзади, чтобы незамеченным взглянуть на похороны. Я видел Икимару склонившего над могилой белую голову в окружении его людей, они опускали в яму глиняный кувшин, все что осталось от человека после кремации на берегу реки. Икимару долго стоял над раскрытой могилой, ветер хлопал полами его кимоно, потом уронил в могилу горсть рассыпанных черных четок, разорвал видно в стиснутом кулаке и ушел, не мог уже читать молитвы, зарывали могилу уже без него…

А потом, когда они все ушли и я помогал настоятелю снять облачение после церемонии, я узнал, что в это время в городе были еще одни похороны. Онсэн, страдающая страсть Сухэя умерла от болезни в день его смерти.— Славлю Будду Амида, — только и мог ответить я. — Все в милости его.

На храмовом кладбище появилась еще одна могила…

На закате я вернулся в нашу коморку за храмом. Сага лежал, страдал от ран, и не жаловался. Но я, не в состоянии переносить его молчание, когда совсем стемнело, собрался, взял фонарь и багор и ушел обходить квартал. Не то чтобы в этом была необходимость — я не мог оставаться в храме больше и терзаться своей беспомощностью…

Вечером город меняется. Глубокой ночью город меняется еще раз. Огней мало. Темное туманное небо ложится на плечи. Люди словно затаились во сне — время убийц и призраков… Слышно, как где-то вдалеке плачет ребенок. И двигаются огни на стенах замка при смене караулов.

— А это у нас еще кто? — раздался в темноте громкий и требовательный вопрос. — Господин Исава, неужели? Что вы здесь делаете в такое время?

Это был надзиратель, господин Мацувака лично, в доспехах, при копье и с парой подручных за спиной при погашенных фонарях. Кого выслеживали они в этой темноте?

— Господин Мацувака… — поклонился я.

— Что вы здесь делаете в такой час?

— Я делаю свою работу. Совершаю ночной обход.

— Н-да? — удивился Мацувака. — Ночь туманная, чего вы опасаетесь?

Вот действительно? Чего?

— И туманная ночь может принести неожиданную тревогу, господин Мацувака.

— Не могу не согласиться, — усмехнулся надзиратель. — Хвалю за рвение, господин Исава. А где остальные ваши люди?

— Пока заняты другими делами. А вообще, отсыпаются, полагаю.

— Относительно тех, что отсыпаются, не имею ничего против, — одобрительно покивал Мацувака. — А вот о тех, кто занят этими «другими делами», я предлагаю вам хорошо поразмыслить, стоит ли им оставаться рядом с вами. Азартные игры запрещены.

— Боюсь, я не совсем понимаю вас, господин Мацувака…

— Рассчитываю на это. Этот ваш белоголовый кабукимоно, Нагасиро, кажется? Проводит слишком много времени со здешними безнадежными игроками. Я предупреждаю вас, господин Исава, я найду и закрою подпольный игорный дом Масагоро, арестую всех, кто там будет, и заклеймлю каждого, кого поймаю, — так и знайте. Всех, господин Исава, вы понимаете меня?

— Я понимаю вас, господин Мацувака, — произнес я с глубоким поклоном. — Благодарю за отеческое внушение.

— Не стоит благодарности, — небрежно отмел надзиратель. — Позаботьтесь о порядке среди ваших людей и будьте любезны, зайдите ко мне днем, мы обсудим ваши ночные обходы.

Я это одобряю — ваши предшественники не проявляли такого похвального рвения. Поддерживайте порученное вам дело в порядке, и я буду вполне доволен. Не задерживаю вас более, господин Исава.

— Благодарю, господин Мацувака, — откланялся я.

— И помните — игры на деньги запрещены Ставкой.

— Сделаю все возможное, господин Мацувака.

Я ушел оттуда в тревоге. Нагасиро играл? Он рисковал арестом, татуированным клеймом и ссылкой. Я должен найти его раньше, чем Мацувака схватит его…

Без помощи Сакуратая я это место бы не нашел.

— Игорный дом Масагоро, — повторил он. — Я знаю, где это. И знаю самого Масагоро. Он главный среди игроков-бакуто в этой части города.

— Я могу туда попасть?

— Со мной можете.

— Прошу вас, — низко поклонился я благодетелю.

Сакуратай не спеша собрался и проводил меня в ту часть квартала, что выходила к каналу, идущему к реке Сумида. Там, среди закоулков, выходивших на мелкие причалы, был двор за высокой оградой, а на дворе дом, вполне приличный, хотя и без сада, достойный самурая, со следами достатка, немного запущенный, но не более того.

— Здесь жил служилый человек княжества Хамамацу, — рассказал Сакуратай. — Его сын, он пропащий игрок, не смог сдать экзамены и унаследовать должность отца, опустился, влез в долги, но смог сохранить дом на условии, что Масагоро будет устраивать здесь свои игры, после того как Ставка изгнала игроков с постоялых дворов. Подождите здесь, я договорюсь, чтобы нас впустили.

После недолгих переговоров нас пустили за ограду. Сакуратай провел меня в дом, на входе мы разулись — на меня произвело впечатление огромное количество сваленной у входа обуви.

Мы вошли внутрь и словно попали в мир, где мне еще не приходилось бывать…

Все перегородки внутри были убраны, было видно все вплоть до кухни, дым вился над очагом, над огнем пыхтел паром забытый чайник, какие-то полуголые люди там ели руками из чашек для чайной церемонии, а в центре дома из татами было сложено высокое поле для игры, и там толпились все остальные. Много людей. Одни сидели, другие стояли. Не сказать что там особо шумели — но давил постоянный гул и шелест негромких переговоров, почесываний, шевелений. Там кидали кости.