— Госпожа, — поклонился Сакуратай. — Где ваш телохранитель?

— Я отослала его в лавку за новой книгой, — ответила Хироко.

— Это неосторожно, госпожа. На улицах опасно.

— Мне нужно было поговорить с тобой относительно него, но вдалеке от его острых ушей. Набей трубку, Сакуратай, и слушай.

— Я слушаю, госпожа, — поклонился Сакуратай.

Кагаэмон с новой книгой под мышкой шел вдоль канала от книжной лавки обратно к дому. Туман, поднявшийся над водой этим холодным осенним утром, укрыл город.

Владелец лавки, старый книгочей, дрожащими руками отдал Кагаэмону купленную книгу и просил передать госпоже извинения, но это будет последняя книга, которую у него приобретают, — он закрывается тотчас же. В этом квартале теперь слишком опасно работать, и он переезжает.

Кагаэмон шел и думал, как передать это Хироко так, чтобы она не слишком расстроилась.

Тем не менее скрытых в тени людей он заметил раньше, чем они его. Он встал на пустой дороге, молча вглядываясь в туман, положив руку на рукоять ножа.

Его заметили, зашевелились, приблизились, зашептались: он? Да он, сакуратайский пес. Точно? А как же. Ну что, давайте? Что-то не уверен я, смотрите, как зыркает, а помните, как он тех троих положил, помните? Да и старшего он наверняка обезглавил, собака. Что-то не уверен я, мало нас. Отходи, братва, медленно, медленно, мы потом вернемся…

Тени колебались в тумане, когда они уходили.

А потом в разрыве тумана Кагаэмон на мгновение увидел душераздирающе знакомую черную фигуру с двумя мечами, скрытую под соломенной шляпой, на другом берегу канала, которую тут же затянуло белым.

Кагаэмон бросился к выложенному камнем берегу, впиваясь в туман взглядом. Он был! Он был там! Черный самурай!

Но его там не было.

— Что это? — спросил Сакуратай.

— Это письмо. Бандзуйин Тёбэй просил меня передать госпоже Хироко, — ровно ответил Кагаэмон, протягивая сложенный лист бумаги хозяину. — Может быть, вы хотите сначала прочесть его сами?

— Нет, — кратко ответил Сакуратай.

Они прошли по галерее вдоль внутреннего сада к комнатам госпожи. Служанка пустила их внутрь.

— Что там? — спросила госпожа Хироко, появившись из внутренних комнат.

— Письмо, — сообщил Сакуратай. — Письмо от Бандзуйина Тёбэя.

Хироко приняла письмо из рук Кагаэмона, развернула его и прочла. Сакуратай следил за ней, ее лицо ни разу не дрогнуло. Он не верил, что ей так немного лет. Он склонялся перед ее выдержкой.

А Кагаэмон вон просто ест ее глазами. Она его с рук кормит…

Сакуратай посмотрел на молодых людей и подумал… В общем, не важно, что он подумал. Додумать эту мысль он все равно себе не позволил. Непочтительно.

— Он предлагает мне выйти за него замуж, — произнесла Хироко, складывая письмо. — Клянется быть почтительным и терпеливым. Что думаешь?

Сакуратай поклонился:

— Это остановит войну.

То, что это будет и его конец, он не стал говорить. Это не важно. Важно то решение, которое примет она, а не кто-то еще.

— Нет, — ответила она. — Я не выйду замуж за волосатую обезьяну. Это не остановит падение нашей семьи. Мой дед был самураем, ронином из провинциального клана. Он построил этот дом сам, и он всегда был верен своему прежнему князю, всегда почитал его, считал себя оставшимся на службе и рассчитывал на его покровительство и получал его. И именно потому они оба погибли. Их связь показалась опасной кому-то из замка. Эта связь делала нашу семью великой. Если мы не будем соответствовать, нас сомнут другие, а главарь носильщиков не сможет их остановить. Он даже не понимает, что действительно происходит. Сакуратай, мы говорили с тобой и приняли решение. Выполняй его.

Сакуратай склонился перед ее мудростью.

— Думаю, Тёбэй контролирует своих сторонников не больше, чем мы, — произнесла Хироко. — И когда он умрет, они смирятся.

Тёбэй не скрывался. И не особенно остерегался. Это было не в его вкусе. Он посещал бани совершенно открыто, в теплой компании веселых банщиц, которые с визгом разбежались, когда в парную вошел Кагаэмон с длинным ножом в руке.

— А, — произнес развалившийся в теплой воде купальни Тёбэй. — Это ты. А я думал, мы с тобой ладили.

— Это выше личной приязни, — произнес Кагаэмон.

— Да ты слишком молодой еще, чтобы на самом деле так думать.

— Мой отец так говорил…

— А. Ну если отец, то да, — Тёбэй выбрался из купальни с теплой водой, не обращая никакого внимания на Кагаэмона, дошел, шлепая босыми ступнями по мокрому полу, до своих вещей и начал не спеша наматывать на мокрое тело набедренную повязку. Спросил, не оборачиваясь:

— Убить меня пришел?

Кагаэмон, глядя на огромную татуировку Всепрощающего Будды Амида, украшавшую широкую спину Тёбэй, сказал:

— Я дам тебе время приготовиться.

— Да ну? — Тёбэй зло развеселился. — Ха! Ты дашь мне время, щенок? Да я таких, как ты, связками в теплой воде топил! — Тёбэй резко затянул повязку, вытащил нож из кучи одежды, повернулся и шагнул вперед, мягко сокращая расстояние, низко пригнувшись, словно борец сумо. — Я тебя еще поучу тому, как это делается в Эдо. Давай, что ли⁈

И они схватились.

Сакуратай послал Кагаэмона убить Бандзуйина Тёбэя. Тот и убил. Громко. Шумно. Ярко. Чтоб заметили.

Это заметили. И теперь вся столица бурлила от кровавых новостей.

Слухи неслись по рынкам и причалам, складам и усадьбам. Кто убил. Убил кого. За что убил.

И как же вся эта резня связана с недавним громким убийством прежнего главы семьи Старика Гэнсити и его неподобающе высокопоставленного гостя? Нет ли здесь большой политики? Нет ли здесь зерен переворота? Слухи неслись. По переулкам и улицам, через мосты и между храмами. По воде с лодками и сплавами бревен. Через заставы и рвы. Пока не достигли наконец замка и там их не соизволили заметить.

И явился Черный самурай. Он пришел в ночи, один. Вошел в комнату госпожи Хироко, вложил меч в черные ножны, зажег фонарь у изголовья ее постели и приложил черный палец к ее губам, когда она проснулась.

— Кричать не нужно, — сказал он. — У нас есть дела, которые необходимо решить. Приступим.

Он вежливо дожидался, пока она надевала повседневное кимоно поверх спального, не замечал, как она прячет куклу, с которой спала, спокойно встретил приход поднятых служанкой среди ночи Сакуратая с Кагаэмоном.

Увидев Черного самурая, Кагаэмон не остолбенел, нет. Но если бы взгляд мог выпускать когти, он бы содрал с пришельца его черную кожу.

Они молча расселись в полутьме вокруг круга света, оставленного напольным бумажным фонарем. Сакуратай рассматривал пришельца, его поседевшие курчавые волосы, с трудом собранные в самурайский хвост на голове, белки глаз, полные губы и широкие ноздри. Сакуратай слышал о черном человеке, которого когда-то южные длинноносые варвары преподнесли в дар прежнему военному правителю, и тот однажды сделал его начальником своей тайной службы. Сакуратай о нем слышал, но лично видел его впервые.

— Это человек из замка, — произнесла госпожа Хироко. — Он принес нам предложение. Я не думаю, что мы можем отказаться.

— Мы примем все, что вы скажете, — поклонился ей Сакуратай.

— Я выйду замуж за человека, которого мне укажут, — бесстрастно произнесла госпожа Хироко. — Мне обещают, что это будет достойный человек, достаточного ранга. С должностью в службе тайных дел. Нам обещают поддержку. В обмен на соответствующую верность. И соответствующие обязанности.

— Вы приобретаете покровительство замка, — мягко проговорил из полумрака Черный самурай.

— Замок приобретает верных людей в его тени. Все просто. Все как обычно. Никакого шума, никакого бунта. Семья в связке с соответствующими городскими службами наводит порядок на улицах и блюдет его свято во славу правящего дома. Во всем городе. Никаких других князей-претендентов, никакого заговора.