А еще у крайне хорошо воспитанного молодого человека не было с собой в дорогу вообще ничего. Даже мечей.

Это странно.

Постоялый двор был заброшен, видимо, в связи с войной. Ночь уже накрыла опустевшее селение, когда они достигли его. Ворота двора были сиротливо распахнуты.

— Тут должны быть люди, — пропыхтел Юи. — Давайте внутрь.

Он внес господина Сатаке в отодвинутые двери и положил на расстеленный Хасубеем футон из стенного шкафа.

— Я разожгу огонь, — проскрипел Юи, тяжело разгибаясь. — Ох.

На постоялом дворе было безлюдно. Ни постояльцев, ни хозяев. Юи нашел на кухне наколотой для растопки щепы и разжег огонь в очаге. Набрал в закопченный чайник воды и повесил его над огнем на крюк в виде изогнувшегося карпа. Из главной комнаты, где устроили господина Сатаке, появился Хасубэй, раскрыл свой изодранный зонт и поставил его на пол сохнуть.

— Я его укрыл, — тихо прошептал Хасубэй. — Спит.

Юи сидел у очага, подкладывал щепу в огонь и понемногу отогревался. Хасубэй снял со спины свой ящик, поставил напротив, сел на него и тоже протянул руки к огню. Юи вспомнил сегодняшнее сожжение — там, на холодных вершинах, за облаками, и хмуро нахохлился.

— Значит, идете на побережье?

— Да.

— Что-то вы налегке, — безразлично заметил Юи, задумчиво пересыпая коричневый неошкуренный рис пополам с гречихой из глубокой плошки в котелок. Так, что ли, сварить?

— Спешили очень, — ответил Хасубэй.

— А что за спешка?

— Семейные дела, — тихо улыбнулся Хасубэй. — Господин сам скажет, если изволит.

Юи только покивал, соглашаясь:

— А эти семейные дела военные заставы ниже по дороге вам пройти же не помешают, не так ли?

Хасубэй ненадолго задумался:

— Если один приятный молодой господин и в дальнейшем не оставит нас своим попечением… Род Сатаке несмотря ни на что богат и знатен. А мой господин, я вижу, в вас заинтересован. Вы можете быть уверены…

Юи только громко фыркнул:

— Я не уверен, что нуждаюсь в вашей благодарности. Я только помог путникам в беде. Так уж вышло, что я не могу иметь ничего общего с вашими гонителями. А моя война уже кончилась.

Хасубэй только вздохнул:

— Наша тоже.

Юи бросил острый взгляд на уставшего старика:

— Зачем вообще начали?

Хасубэй молча смотрел в огонь:

— Это очень длинная история. Длинная и печальная. Я бы хотел сделать из этого пьесу. Когда-нибудь потом. Слепая вера в идеал, ослепительная мечта, беспочвенная надежда и жестокий самообман. А потом кровь, голод, огонь и пепел. И вина.

Юи молчал. Рис уже закипал в котелке и требовалось снять всплывшую мутную пену.

Хасубэй встал с ящика, открыл его и вытащил на свет деревянную куклу в половину себя ростом. Юи с удивлением наблюдал за ним.

— Это мое искусство. Бунраку, — улыбнулся Хасубэй. — Куклы. И театр кукол. Так я попал господину на глаза, и уже четыре года я с ним. Господина привлекает все необычное. В последние события-то он ввязался именно из-за их необычности. Его бесполезно останавливать. Его даже копье не остановило.

— Да. Я видел, — усмехнулся Юи.

Кукла в руках Хасубея шевельнулась, напугав не ожидавшего ничего подобного Юи, — он не заметил, как старик это сделал. Кукла повернула голову и открыла резные глаза. Шевельнула руками, оттолкнулась, села на край ящика очень по-человечески, копируя позу самого Юи, скрестив ноги.

Старик Хасубэй повел над куклой рукой с натянутыми нитями, и кукла, сложив руки на груди, совершила низкий изящный поклон.

— О-о-о! — восхитился Юи, негромко постучав себя по колену. Это действительно было удивительно — нитей в полутьме почти не было видно. — Отличная работа!

— У нее еще нет роли, — сказал Хасубэй. — Я еще не решил, кем она будет. Может, принцессой. Может, воином, — Хасубэй подмигнул Юи. — Ее судьба еще не решена. Она может оказаться кем угодно.

— Серьезное решение, — согласился Юи. — Наверняка это определит чью-то карму.

— Или введет в смертный грех, — вздохнул старик-кукловод, убирая потерявшую жизнь куклу в ящик. — Давайте ужинать и спать. Я накормлю господина.

А с утра во дворе постоялого двора их уже терпеливо поджидали.

Последние мгновения перед пробуждением Юи были полны интереса и напряжения — а проснется ли он живым? Проснулся.

Господин Сатаке уже встал, сменил повязку на ране и изволил откушать тем, что подал ему Хасубэй. Теперь господин ухаживал за маленькой сосной в горшке с надписью черными чернилами «Долголетие» на красной керамике, обитавшей до того в почти бездонном ящике Хасубея.

— В прежние времена господин чашкой риса принимал на службу новых вассалов, — встретил Юи господин Сатаке с вполне бодрым видом, откладывая маленькие ножницы, которыми подрезал ветви деревца. — Нынче же вы спасаете мне жизнь, я ем ваш рис, пусть и пополам с листьями, и даже не знаю, уместно ли предлагать вам службу у меня в таких обстоятельствах.

Юи молча сел напротив господина Сатаке, собрал остатки риса в свою деревянную чашку и начал есть. Господин Сатаке терпеливо ждал.

— Не припомню, — пробормотал Юи, — чтобы верность принимали в обмен за нечто столь же незначительное.

— Потрясающее начало, если мне будет позволено вставить, — произнес Хасубэй, наливая чай, точнее, просто горячую воду в чашку господина. Господин Сатаке улыбнулся той половиной лица, что была обращена к старику. Глаза его, сосредоточнеые на Юи, оставались серьезны и холодны.

И Юи решился:

— Я человек без особых умений, едва ли могу достойно писать и слагать стихи, знаю счет в приличных пределах, немного знаю как вести домашние и торговые дела. Я склонен следовать конфуцианским добродетелям. Я и моя семья в десяти поколениях принадлежит к секте Чистой Земли, и я рассчитываю придерживаться прежних взглядов на верования.

— Честно, — отметил господин Сатаке. — Искренне. Скромно. Не вассал, а сокровищница добродетелей. Я обещаю вам награду и доход в пятнадцать коку по возвращении в наш удел. Веру предков следует чтить — так же, как это делает ваш господин уже в течение ста лет. А вашим достоинствам я найду должное применение. Скажите нам ваше имя, мой вассал.

— Мне хочется вам верить, — произнес Юи. — Но я привык рассчитывать лишь на то, что действительно знаю. Со временем мне, видимо, придется во всем убедиться самому и понести наказание за эту дерзость. Но пока давайте обойдемся без имен. Тем более что во дворе с рассвета терпеливо ожидают какие-то люди. Ожидают, очевидно, нас.

Хасубэй вскочил, метнулся к окну в дальнем углу комнаты, осторожно приподнял решетчатый ставень и посмотрел наружу.

— Трое, — подтвердил он. — Мужчина. Женщина. И некто третий. Это не воины Ставки.

Юи, поклонившись, встал:

— Вам будет угодно узнать, что им понадобилось?

Господин Сатаке прищурился и сделал изящный жест рукой:

— Проси.

Юи прошел в прихожую, раздвинул деревянные загородки комнаты и вышел на свет. Небо было пасмурным, роняло на лицо редкие резкие капли. Было холодно.

Юи глубоко вдохнул холодный влажный воздух, встряхнулся. Он был на службе.

Непривычно…

Пришельцы неподвижно, в одинаковой позе — руки на коленях — сидели в ряд во дворе постоялого двора прямо на земле и не мигая наблюдали за Юи.

Да. Женщина. Мужчина. И некто третий.

— Кто вы такие? — спросил Юи. — Вам что-то нужно?

Человек в черном, что сидел посредине, резал взором из-под круглой шляпы лицо Юи.

— Отведи нас к своему господину, — произнес наконец мужчина в черном. — К господину Киёда но Сатаке.

— Даже так… — удивился Юи. — Что ж, прошу внутрь.

Трое одновременно поднялись и пошли вперед. То, как они двигались, Юи сразу насторожило. Юи не встречал еще такой странной походки. Женщина в синем кимоно с белыми журавлями была так просто огромной — выше самого Юи. Она ходила, словно не сгибала ноги в коленях. Человек в черном как-то вразнобой с ногами шевелил руками. А третий двигался так, как ходила бы, наверное, лиса, вставшая на задние лапы, — но мешковатое кимоно и плетеная монашеская шляпа с окошком для глаз, надетая по плечи, скрывала фигуру третьего полностью.