— Что это? — недовольно отозвался начальник. — Мне следует это прочесть самому?

Он нечасто работал с документами настолько низкого уровня. Для этого есть начальники пониже.

— По делу в замке Какэгава удалось выяснить некоторые дополнительные обстоятельства… — поклонился секретарь. — Дознаватель, работавший с этим делом, считает, что вам стоит лично ознакомиться. Поскольку он сам не решается дать оценку полученным сведениям.

— Очередная байка о явлении призраков?

— Нечто куда более оригинальное, господин начальник левого крыла. Вполне достойное вашего искушенного внимания. Еще и потому, что этот источник более уже ничего не добавит по причине безвременной кончины вследствие слабости и преклонного возраста. Не перенес испытания каменной плитой.

— Нежнее работать нужно, — недовольно отозвался начальник, но скорее для порядка, чтоб трепетали. Тут уж все в руках провидения, всяко повернуться может, начальнику ли это не знать, сколько раз такое случалось.

Но допрос записан, вот он.

Что ж, почитаем, чего там такого оригинального разболтал человечек на пороге смерти…

Двадцать лет тому назад мечник, прозванный Юи Сосэцу, стоял и смотрел, как догорают кресты с приговоренными христианами, расставленные по краю жерла вулкана.

Холодный ветер рвал с его плеч травяную накидку, и приходилось крепко держать круглую соломенную шляпу, чтобы и ее не сорвало с головы вместе с завязками. Снег хлестал по голой руке, заправленные маслом костры черно чадили. Палачи грели руки у костров казнимых и выглядели столь же жалко, что и приговоренные.

Мацувака Гэнрюсай, высокопоставленный самурай, назначенный командованием ответственным за эту казнь, наблюдал за действиями подчиненных с коня и недовольно кривился:

— Эй ты! — повелительно крикнул он, обращаясь к Юи. — Головорез! Может, хочешь заслужить место и в моей свите? Видишь, эти палачи еле шевелятся. Устали, понимаешь? Сделаешь их работу быстрее, чем отмерзнут яйца у моего коня, выгоню их всех, а тебе отдам их кормежку. А? Ну шевелись же! Бродягам не следует колебаться. Выбирать им не приходится.

Юи, наклонив шляпу, скрыв гримасу на лице и как бы почтительно кланяясь, молча развернулся и пошел вниз по склону. Он не остался смотреть вместе с прочими воинами, как избежавших крестов захваченных участников восстания сбросят в жерло огнедышащей горы, прямо в лаву. И уж тем более не станет делать этого сам.

Мацувака Генрюсай лишь хрипло засмеялся ему вслед, отмахнулся и сосредоточился на своих обязанностях. Забот у него было еще невпроворот.

Юи шел вниз по заснеженному склону, не оборачиваясь. Ему не было никакого дела до предложения Генрюсая. Все. Война кончилась.

Здесь ему было больше нечем заняться. Славы и наград он не добыл. Добычи тоже. Земляки его старательно не замечали. Внимания достойных он не привлек. А во внимании недостойном он и не нуждался. Пришел сюда с мечом — только с мечом он и уходил.

Он предполагал, что обнаружит войну не такой, как о ней рассказывали в сказаниях. Так оно и оказалось. Он только не предполагал, что даже война не даст ему места в жизни. И все это его самовлюбленное упорство выдающегося мечника оказалось более чем бесполезным.

Юи спускался с горы почти до вечера.

Ниже по склону ветер со снегом обратился в ледяной косой дождь. Сумрачно размышляя о своей судьбе и месте под небом, Юи нехотя переместил мечи на левый бок, чтобы теперь носить их как все.

Его учитель, тот, что был последним, настаивал, чтобы он развивал левую руку. Лучше всего под страхом смерти. Юи так и сделал и на этой войне пользовался только левой рукой, отчего дважды едва не сложил голову.

Но его война кончилась. Нужно было жить дальше. И развитие боевых качеств отныне уже не его стезя.

И только спустившись с горы, он обнаружил тех, кому наконец понадобился.

Коротышка в половину его самого ростом в цветастом кимоно и с легкомысленной, хотя и седой прической бродячего актера-острослова, с квадратным ящиком за плечами, держал разрываемый ветром белый бумажный зонт над привалившимся к камню у обочины прилично одетым молодым человеком, обликом сильно схожим с умирающим от обильно кровоточащей раны.

Юи в угрюмом молчании прошел мимо. Сколько раз он уже видел подобное — на войне привыкаешь проходить мимо умирающих.

Впрочем, он же недавно решил, что его война уже кончилась. Не так ли?

Он остановился и обернулся. Старик-коротышка, стряхивая падающую воду с лица, упорно держал промокающий зонт над безвольно лежащим молодым человеком — веки того, налившиеся синевой, тяжелым грузом закрывали глаза.

Юи вздохнул, решаясь, и, медленно ступая по мокрой глине, приблизился к путникам. Произнес:

— Требуется ли вам какая-то помощь?

Старик-коротышка обернулся. В мгновенно вытянутой в сторону пришлеца руке оказался небольшой фитильный пистолет, дождевая вода стекала по восьмигранному обрезу ствола.

— Большая пушка для маленького человека, — заметил Юи, прищурившись. — Только фитиль промок и толку от нее теперь никакого. Так вам требуется помощь?

Старик-коротышка спрятал мокрый пистолет под одежду. И его лицо быстро и привычно натянуло маску веселой хитрости, которую ожидают от актера-острослова поверх проступающей усталости и отчаяния.

— Несомненно! — произнес старик. — Было бы весьма кстати, молодой господин.

— Что случилось? — Юи шагнул ближе, наклонился над молодым человеком.

— Это рана, — пробормотал старик, едва удерживая зонтик. — Рана открылась. Господин Сатаке так торопился, так спешил. А ведь его совсем недавно ранили. Я просил его поберечь себя. Но у нас крайне спешное дело на побережье.

— Куда его ранили? — Юи присел на корточки рядом с молодым человеком и приподнял его одежду на груди. — Да, я вижу. Что это было? Копье? Повязка почти не промокла, значит, кровь, наверное, идет внутрь.

— Ах, это так печально! — дрожащими губами выговорил старик.

— Я разотру ему руки. — Юи взял ледяные руки молодого человека в свои. — А ты держи зонт. Если бы не дождь, я бы сделал ему ароматическое прижигание под коленями, это всегда помогает.

Растирая ледяные руки, Юи заметил, что молодой человек приоткрыл глаза и смотрит на него. Взгляд этих черных глаз блестел, как заточенное лезвие в темноте. Не стоит поворачиваться к этому человеку спиной.

— У вас накладки на мече под левую руку, — тихо проговорил, еле двигая бледными губами, молодой человек. — А это крайне занятно…

— Не слишком, — недовольно ответил Юи.

— Простите, я был бестактен, — прошептал молодой человек, закрывая глаза. — Это совершенно не мое дело.

Юи криво усмехнулся:

— Ничего страшного. Вам нужно в тепло, господин Сатаке. Обычно по этой дороге не так часто ездят. Но тут могут скоро проехать всадники…

— Не думаю, что я могу рассчитывать на чью-то еще помощь.

— Да, — согласился Юи. — До нее вы можете не дожить. Мне придется нести вас. Вы в состоянии перенести это?

Господин Сатаке только бледно улыбнулся:

— Терпение — моя единственная добродетель. Хасубэй, следуй за нами…

— Да, господин Сатаке.

Юи уложил ледяные ладони господина Сатаке у того на груди, взял его в охапку и рывком поднял на руки, как носят детей. Господин Сатаке заскрипел зубами. Ветер хлестанул его по лицу. Хасубэй как мог ограждал их от падающей воды, но зонт его совсем развалился.

Кряхтя, Юи понес раненого под гору. Помнится, там было селение, и даже с постоялым двором…

— В других обстоятельствах, — проговорил господин Сатаке, — моя благодарность была бы куда как весома. Но теперь я могу только говорить.

— В вашем положении, — пропыхтел Юи, — это крайнее расточительно. Берегите силы, поговорим потом.

Спускаясь с горы с раненым на руках, Юи еще успел подумать, что именно одна из ветвей могущественного рода Сатаке, принявшая христианство более ста лет назад, как раз ответственна за это едва подавленное восстание.