— Что я сделаю? — всплеснул руками он. — Он же шею мне свернет!

— Тут могла быть ваша благодарность, — сыронизировал я. — Иначе везли бы тебя в больничку.

Скрипнув зубами, он выдавил:

— Благодарю.

— Вернешь Сэма и останешься сам. А я тебе помогу. Только разговаривать с ним ты будешь не с таким выражением, как сейчас.

— Это с каким?

— Будто ты мне одолжение делаешь. Для начала мне нужно знать, согласен ли ты извиниться.

Круминьш задумался, сжал челюсти и кивнул. Я указал на зеркало.

— Стой и репетируй. А я попытаюсь убедить Сэма не пороть горячку.

На улице меня поджидал Микроб, и мы молча направились к стоянке — я к своему «Запорожцу» из прекрасного далека, он — к «Уралу», что вполне мог конкурировать с «Харлеем». Рина сегодня взяла отгул и уехала к матери, так что до завтрашнего вечера я был один.

С полминуты мы шли молча, наконец Микроб заговорил:

— Саныч Сэма хотел выпускать против «Спартака» — это ж очевидно! А теперь что? Раскатают в тонкий блин! — Он шумно выдохнул. — Выгнал бы прибалта, без него проще обойтись.

Я попытался объяснить позицию Димидко:

— Как ты не понимаешь. Сэм поставил тренера перед выбором: или он, ли я. Тренера, который главный. Это шантаж, Федор. А с шантажистами не договариваются. Ты бы что сделал?

— Выгнал бы прибалта.

— Ага. А потом кто-то пришел бы и сказал: «Клыков меня оскорбил. Или он, или я». Улавливаешь? Все поймут, что так можно, и будут ставить условия. К тому же игрой Сэма были недовольны все, в том числе ты.

— Ну а так нам теперь хана! — выпалил Микроб, остановился возле мотоцикла, воровато огляделся и продолжил шепотом: — Ну я… сделаю то, что могу. Ты тоже… Но со «Спартаком» этого может не хватить! С «Даугавой» хватило бы, а так… Надо поговорить с Сэмом. Вдруг получится его убедить.

— Это я и собираюсь сделать.

— А можно с тобой? Вообще бы всей командой его попросить…

— Уговаривать его в первую очередь должен Марк, и он вроде бы согласен.

Микроб усмехнулся:

— А он сможет? Ну, сможет нормально извиниться, чтобы не усугубить?

— Я провел с ним беседу. Со мной к Сэму — лучше не надо, уж очень дело деликатное.

— Ну ладно. — Микроб оседлал мотоцикл и прежде, чем надеть шлем, сказал: — Удачи.

К дому, где мы жили раньше, а теперь там обитал Сэм, можно было дойти и пешком, но я поехал на машине. Хотелось побыстрее все решить. Поднялся в квартиру, испытывая легкую ностальгию. Вспомнил, как радовался, что появился хоть такой угол. Следом пришли воспоминания о первых наших победах, первой статье в газете о нас, первом интервью и посещении «Че», когда к нам относились еще настороженно.

Промелькнуло и исчезло воспоминание о Лизе, не пробудив ни теплоты, ни обиды. Ничего. И хорошо.

Я нажал на кнопку звонка, что было непривычно, ведь раньше всегда открывал эту дверь ключом. Проскользнула мысль, что Сэм не откроет, но щелкнул замок, и распахнулась дверь.

— Не, брат, я не вернусь, — ответил он с порога.

Я молча прошел в квартиру, поглядывая по сторонам.

— Мы раньше жили тут всей толпой. Там, — я кивнул на дверь, — жили мы с Клыковым. Когда команда собралась практически с нуля, хату выделили от завода. Почти пустая была, вот тут вместо дивана — лежали просто матрасы. Мужики прямо под нами жили. Саныч так решил, боялся, что мы, молодняк, будем водить хороводы.

Сэм зыркнул исподлобья, а я продолжил:

— Тебе ж рассказывал историю команды?

— Что предыдущий тренер «Титана» был… — Он выругался. — Да, говорили.

— Как-то мы чуть с болелами не подрались… А теперь видишь как.

— Так чего ты пришел? — спросил Сэм.

— Просить тебя провести одну игру со «Спартаком». Без тебя реально никак. Со мной парни хотели идти, но я решил один. Будем тебе очень благодарны. А Круминьша Саныч на скамейку посадит.

Сэм прищурился, глаза его блеснули гневом.

— Да он достал! Только орет и опускает! Лучше, в натуре, в первую лигу, чем к такому тренеру.

Вот оно что! Бекханов не только на Марка зуб точит! Но Саныч точно извиняться не будет. И если он и перегибал палку, то несильно. Видимо, Сэм в «Кайрате» в зад зацелован, вот и привык, что с ним все носятся, и тут надо выбирать другую стратегию.

— Слышал бы ты, как Карпин своих костерит! И другие тренеры. Если накосячил — отвечай. Иногда просто так прилетает, я ж в сборной играл, насмотрелся. Значит, ты просто не тянешь… — Я развел руками. — И твое место — быть лучшим среди худших.

— «Кайрат» — не худшие!

— Прости. Лучшим среди средних. Место в вышке надо завоевывать. Жаль, конечно, у тебя все шансы были в сборную попасть. Осталось научиться играть чуточку чище, чего от тебя и добивался тренер. Что ж, извини, что побеспокоил.

— Эй! — возмутился Сэм. — Братан, ну реально же достали! Ни слова доброго! — Он поджал губы, как обиженный ребенок. — И Круминьш этот…

Господи, неужели доброе слово — все, что нужно этому большому ребенку? Я сосредоточился на его желаниях. Ему хотелось, чтобы им восхищались и его любили.

— Ты очень талантлив. От природы одарен, — почесал его тщеславие я, — и в команде нет того, кто бы тебя достойно заменил. Мы все очень огорчились, что ты уходишь. Даже Саныч. Он — больше всех.

— А чего он сам не пришел? — вскинулся Сэм. — Почему тут ты?

Блин, детский сад, штаны на лямках.

— Потому что ты поставил ему условие при всех. Тренер не мог поступить иначе. Тем более ты кинулся на Марка. А кулаки против слов — это неправильно, пусть слова и обидные.

Сэм засопел, заскрипели шестеренки в его голове, я продолжил:

— У «Титана» есть все шансы стать чемпионом, у тебя — попасть в сборную. Круминьш публично оскорбил, сейчас это кажется важным. Но разве ты позволишь ему сломать себе карьеру? Пройдет время, обида утихнет, но пути назад не будет. Подумай.

Я уселся на диван рядом с ним, сцепившим пальцы так, что побелели костяшки. Скорее всего, его сразу же переманят в другую команду вышки, может, он там и приживется, но, скорее всего нет, ведь до лета придется посидеть на скамейке, а в двусторонках он ужасен.

— Посмотри на Погосяна, на место которого взяли тебя. Он, наверное, уже сам не рад, что ушел. В общем, Сэм, Круминьш готов извиниться. Подумай. Мы все ждем тебя завтра.

В желаниях его была путаница: доказать, наказать, вернуться, уехать туда, где ценят…

— До завтра, Сэм!

Он проводил меня до двери и уронил:

— Пока. Спасибо, братан! Я подумаю.

В машине я набрал Саныча и все ему рассказал, попросил не дергать Сэма, потому что, скорее всего, он завтра придет, а Круминьш перед ним извинится. Потом я поехал домой изучать технику предстоящего противника по телеку.

В четверг на тренировку я заявился в числе первых. В раздевалке были только Микроб и Цыба, Федор подошел ко мне и протянул смартфон.

— Глянь, что про нас пишут.

И на весь экран — перекошенное яростью лицо Сэма. Суть статьи сводилась к тому, что наглые деревенщины, понаехавшие в столицу, которых протаскивает кто-то влиятельный, локтями распихали настоящих чемпионов.

— Ну не суки? — возмутился Микроб.

— Ты ожидал другого? — спокойно спросил я, меня больше волновало, сможет ли Круминьш извиниться перед Сэмом и не начнет ли огрызаться, если Бекханов станет на него наезжать.

Вошли Левашов с Гусаком — оба утомленные, аж зеленые. И лишь потом — по обыкновению невозмутимый франт Марк Круминьш. Встретившись со мной взглядом, он кивнул — дескать я готов извиняться. Вошли Жека с Игнатов, белорусы, одни за другим — ветераны «Динамо» и «Титана», последними влетели Видманюк и Борода, бросились к своим шкафам и начали лихорадочно переодеваться. Без двух минут девять в раздевалку ворвался Сан Саныч, с надеждой нас оглядел — видимо, рассчитывал увидеть Сэма, не нашел его и удалился.

До последнего я надеялся, что Сэм опоздает или придет позже, но ошибся, и сегодняшний день заслужил называться днем напрасных ожиданий. Ни на физуху, ни на двусторонки Бекханов не пришел.