Сердце ударило по ушным перепонкам, в судорожном всхлипе в легкие хлынула вода. И Смоль поняла, что тьма заволакивает её. Последнее, что её оцепеневшее от ужаса сознание успело отметить – как что-то мощное и скользкое до хруста сжимает ребра.

Если она умерла, то почему с ней так жестоки боги? Грудную клетку раздирала на клочки боль. Боль пульсировала в висках, глотке, прыгала алыми пятнами под веками. Толчок, способный сломать ребра. За ним второй. И тело отзывается само – она заходится в надсадном кашле, выплевывая воду, в носоглотке саднит.

Тело рывком поворачивают на бок, её рвет. Выворачивает наизнанку и полощет болотной жижей. Перед глазами тело странного существа и рука на ноге. Если она выбралась, жадное нечто поднялось следом. И Смоль кричит, отбивается от алчных когтей, пытаясь проморгать ослепшие глаза. Горло дерет от надсадного крика, сердце испуганной птицей выбивается в ледяной воздух. А существо хватает, оставляя синяки заламывает руки. И вместо шума воды в ушах, жрущего любые другие звуки, она слышит низкий мужской крик. Властный, суровый:

– Успокойся! Тише, я говорю, тише!

Она не может, ей нужно освободиться. Сбросить с себя тяжесть, прижимающую к земле. Тяжело дыша, она содрогается, крик переходит в рыдания. Ещё немножко и её снова вырвет на землю. Слова путаются, она не уверена, что их смысл можно донести вообще, но после того, как она начала – прижимающие к траве руки отпускают.

– Там… там что-то есть, я видела, оно шевелилось. Как оно может шевелиться? Как человек может так выглядеть?

– Это просто тело. Они долго сохраняются в болоте. Ты просто увидела труп, хватит. – Она и не понимает, что собственные руки судорожно цепляются за траву, оставляя борозды на земле. Грязь забивается под ногти, мажет пальцы. А её переворачивают на спину и рывком сажают – как безвольную куклу. Катя смаргивает слезы, зрение начинает проясняться.

Рыдания уже не забить внутрь, Смоль хватает губами воздух и не может остановиться, тело трясет, наружу рвутся истеричные хрипы. Она не могла взять себя в руки – впервые за долгое время Катерине не удавалось совладать с нахлынувшими эмоциями. Затравленный взгляд тянет к спокойной воде бочага, как она могла его не увидеть? Спаситель с нажимом сжал её подбородок мокрыми пальцами, заставил отвернуться. Перевести взгляд на себя.

Он сидел рядом на корточках. Слишком близко, нос к носу. Одна рука всё ещё держала её подбородок, спокойно поглаживая большим пальцем, вторая упиралась локтем в колено. Наклонившись, он внимательно в неё вглядывался. Длинные тепло-каштановые волосы прилипли к его рукам и спине, оставляли влажные грязные дорожки на высоком, под самое горло, кремовом свитере. Из-под по-девичьи длинных ресниц на неё смотрели насмешливые ореховые глаза. Все его черты были на грани мужественности и женской тонкости, он снисходительно улыбался.

И Смоль укололо сожаление – захотелось, чтобы спокойствие мужчины передавалось воздушно капельным, потому что её продолжало методично колотить. Страх не отпускал, он выгрызал из неё огромные кровавые куски мяса. Пировал, прокручивая в голове страшную картинку: из обезображенного рта выбирается водный паук, челюсть захлопывается.

– Оно шевелилось, слышишь?! Это был не труп. Стоячая вода. Почему оно шевелилось?

Недовольно поджались губы, изгиб бровей стал выравниваться, когда они неумолимо поползли к переносице. Поглаживающая рука на подбородке исчезла, он тихо и проникновенно заговорил. Успокаивающе.

– Успокойся. Ты сильно испугалась, в таком состоянии и не такое покажется. Снимай. – Последнее слово прозвучало почти жестоким приказом. Мужчина выбросил руку вперед. Ловко, настолько быстро, что избитый животным страхом мозг не успел уловить этого движения. Смоль отшатнулась слишком поздно – едва не опрокинулась на спину, упираясь руками в землю по обе стороны от себя. Незнакомец уже тянул вниз расстегнутую ветровку. Куртка зажала локти, когда он потянулся к пуговицам темно-бордового кардигана.

– Нет… – В ответ лишь мягкий горловой смешок, последняя пуговица подло сдалась, обнажая бледный плоский живот и проступающие ребра. – Нет!

Взору незнакомца предстала голая грудь, тонкие полосы ребер, живот. Смоль не любила носить лифчики, небольшой аккуратной груди они были ни к чему. И сейчас её предпочтения делали её предательски уязвимой. Отшатнувшись, она затравленно зашипела, упала на лопатки, вжимаясь хребтом в сырую землю. Руки не хотели выпутываться из липкой и мокрой ветровки, она неловко прикрыла края кардигана, пытаясь скрыть наготу.

Он без доли заинтересованности скользнул взглядом по представившейся картине. Удивленно моргнул, вскинул вверх брови и расхохотался – снисходительно и грубо. Будто одна мысль о надругательстве его дико забавляла.

– Думаешь я насильник? Тогда зачем откачивал, куда проще заниматься раздеванием бессознательного тела. Ты замерзнешь в этом. Снимай.

Она упрямо мотнула головой. На всплеске адреналина тело не понимало, что весенняя прохлада опасна. Наоборот, Смоль казалось, что она горит. Плавится в вареве из страха, унижения и злости на собственную неосмотрительность. Глядя на неё, он фыркает. Закатывает глаза и поднимается с земли. Её рваное дыхание начинает выравниваться, покусывая напоследок, удаляется страх, остается тревожная пустота.

Катя не находит сил подняться, так и лежит, ощущая, как гадкий сучок впивается в позвонок где-то ниже лопатки. Смотрит на жалкие огрызки неба, которые видны через кроны деревьев и заново учится дышать. Пока его тень не падает на лицо, мужчина снова оказывается слишком близко. И то, что она увидела периферией зрения, заставляет резко повернуть лицо, распахивая губы в немом изумлении. Он был обнажен по пояс.

Высокий, поджарый, под неожиданно смуглой кожей проступают литые изгибы мышц, но качком он не кажется. Это скорее изящная красота, хищная и стройная. Незнакомец швыряет свой свитер ей на лицо резким движением, а сам разворачивается, принимается убирать мокрые волосы в косу. Почувствовав взгляд, поворачивает голову и снова смеется.

– Ты смотришь так, что теперь мне нужно нервничать?

– А, прости… И спасибо. Я Катя. – Она краснеет до корней волос, но взгляд от широкой спины с ямочками на пояснице отводит нехотя. Собственная одежда сдирается тяжело, слишком увлеченная этим занятием, Смоль не замечает, как меняется взгляд мужчины, усевшегося на траву рядом. Неспешно скользит по аккуратной груди, углублению пупка и мурашкам на светлой коже. О чем-то размышляя, он откинулся на вытянутые руки и сосредоточенно щурил глаза.

– Щек.

Его свитер был огромным, теплым и пах осенней листвой. Мерно выстукивая зубами трель, Смоль взялась за штаны. Уж лучше быть голой, чем в мокрой остывающей ткани. Как нельзя кстати вспомнилось, что она взяла не только теплые носки на смену, но и колготки. Одень одно на другое, будет не так зябко. Жаль, что о потере обуви она не подумала. Босиком идти будет слишком сложно. Бросив косой взгляд на коротко представившегося спасителя, она по-мужски протянула ему руку.

И его это снова позабавило. Открыто улыбаясь, он слегка сжал её пальцы, тряхнул пару раз и выпустил. А она плюхнулась со спущенными штанами рядом, принялась развязывать одинокий ботинок. Второй оставался где-то в воде и с ним она легко простилась. Это меньшая из возможных сегодня потерь.

– Ты местный? Ни разу тебя не видела.

– Можно сказать и так. Я живу недалеко.

– Соседняя деревня? – Она запнулась, поднимая на него голову. Говорил Щек нехотя, будто отмахиваясь от сыплющихся на него вопросов. А затем перешел в наступление.

– Ага, вроде того. Что ты здесь забыла, девочка Катя?

– Девочка? Посмотри на себя, у нас разница максимум в пять лет. Тогда ты мальчик? – Щек щурит опасно лукавые глаза, прикусывает губу. Ещё немного и снова обидно рассмеется, она тушуется и поспешно переводит тему. – Мы хотели посмотреть на курганы. Пишем научную работу по славянским мифам и нежити, тут местечко подходящее.