Катерина Смоль никогда не считала себя особой, способной на спонтанные поступки. Дух авантюризма и приключений благоразумно обходил её по широкой дуге, суетливо оглядываясь и крестясь. На всякий случай. Ей нравилась размеренная жизнь и устоявшийся склад. Тихая, серьезная и спокойная. В одиночестве ей было комфортно.

И сейчас эта одиночка прислонилась виском к холодному стеклу автобуса и рассеянно придерживала рукой постоянно падающую с её плеча голову друга. Ощущая себя полнейшей идиоткой.

А автобусу и его водителю, ровно, как и щебечущим за её спиной студентам были неизвестны её переживания и мрачное настроение. Старая машина скрипела и подпрыгивала на каждом ухабе, натужно ревела двигателем поднимаясь выше в горы.

Профессор Соколов был довольно убедителен. Еще более эффектным он стал казаться, когда вошел в список комиссии, принимающей её работу для поступления в магистратуру. Садясь на край стола и рассеянно листая журнал её группы, он делал короткие заметки карандашом, не прекращая разговор:

– Смоль, ты должна понимать, на журналистике немало студентов, куча на самом деле выдающихся. В магистратуру целят многие… Я предлагаю тебе беспроигрышный вариант. Пока другие будут представлять затертые до дыр заголовки «Токсичность производства на мясокомбинатах», «Падение рок-звезды, убийство или несчастный случай», я предлагаю тебе что-то свежее, оригинальное, понимаешь?

Она понимала, но сама мысль о том, чтобы долгие сутки трястись в дороге, а затем месяц жить вне цивилизации её угнетала. Соколов видел её сомнение, но продолжал давить, кося на неё хитрым глазом:

– Я не отправляю тебя одну, туда едут двое студентов этнографов и, между прочим, ещё один будущий магистрант – Александр Бестужев. Я слышал у вас с ним гармонично налаженная коммуникация. Скучно не будет, а тема-то какая, Смоль! «Мифы и легенды Уральских гор». Опроси население, напиши вдохновляющую статью, сделай несколько мрачных снимков и оставшиеся две недели сиди, закинув ногу на ногу, шашлычки жарь. Чем не шикарный опыт?

И она согласилась. Язык начал шевелиться ещё до того, как мозг успел переварить и усвоить информацию. Мысленно она согласилась уже тогда, когда услышала фамилию Бестужева. В голове просто перегорели все тумблеры. Выключение мозга.

О, у них была не просто налажена коммуникация. Катерина сохла по бывшему однокласснику качественно, долго, самозабвенно. За этим мальчишкой с ясно-голубыми глазами и растрепанной светлой вьющейся копной бегали все девчонки класса. И неизвестно, дело в его обаянии, красивом профиле и ямочках на щеках или поджарой высокой фигуре, но она бегала наравне со всеми. С готовностью протягивала домашнюю работу и обмирала, когда он благодарно улыбался, отвешивая шутовской поклон. Этим Катенька его благосклонности и добилась – умом и готовностью помочь. К окончанию одиннадцатого класса за золотыми медалями выходили два человека. Два лучших друга, один из которых был патологически влюблен во второго, второй этого старательно не замечал.

Так и началось её досадное приключение. С зажатыми между ног сумками. Потому что в автобусе, ездящим в деревню со смешным названием «Козьи кочи» верхних полок не было, а проход между сиденьями был настолько узким, что идти приходилось, задевая бедрами сиденья. Монотонно окрашенная в грязно-коричневый дорога вызывала скуку и тянула в сон, но ядреный запах бензина, пропитавший весь салон, ей уснуть не позволял – болела голова.

Когда Смоль впервые увидела это доисторическое чудо техники, она подумала, что жизнь над нею шутит слишком жестоко. Это было просто невероятно. Удивительно, что эта консервная банка на колесах – проржавевшая и чихающая черным выхлопным газом из трубы, вообще способна ехать. Внутри наверняка был не мотор, а посиневшие, как и сам водитель от пьянок, икающие гномы. Они абсолютно точно сидели внутри и крутили колеса… Поддерживая мрачную атмосферу, в которую студенты начали плавно погружаться наблюдая автобус, из него вышел покачивающийся неряшливо одетый водитель. Ударил заевшую на полпути к открытию дверь и выругался крепким матом.

Надя Гаврилова категорически отказалась ехать в «этом корыте». Внутри Кати что-то гомерически захохотало, она не сдержалась и закатила глаза. Это было в стиле Наденьки – манерно снять несуществующую пылинку с короткой кожанки и обиженно оттопырить нижнюю губу, поворачиваясь спиной к автобусу, чтобы поправить макияж, щелкнув круглым маленьким зеркальцем. Она вся была манерной: жеманная мимика с тягучими нотами, неестественные позы, в которых она замирала абсолютно уверенная в своей сексуальности и яд, который постоянно выливался из подведенного алым широкого рта. Они друг другу не нравились. И если молчаливую Смоль просто отталкивала гадкая натура, то Надя не скрывала своего отношения: с воодушевлением вещала другим о физических изъянах противницы.

Слишком высокая, слишком тощая, губы у Кати, как оказалось, были слишком пухлыми и слишком маленькими (наверняка были ещё и тонкими, эта мышь просто накачала их инъекциями). Короткие волосы по мнению Нади были лишь у лесбиянок, а прическа Кати напоминала ей Гоголя или воронье гнездо. Карие глаза стандартные, такие у пол страны, ей бы стоило носить линзы. И одеваться иначе, и говорить, и желательно умереть.

Катя молчала, выразительно кривила губы, слушая очередной совет от Гавриловой. Оставалось лишь удивляться, как та сумела найти подход к одногруппнику Павлу – полноватому простодушному золотому мальчику. Должно быть для неё хорошим стимулом был его толстый кошелек и содержащий родное чадо богатый папа.

Гаврилова и стояла бы влитой статуей, дуя губы и недовольно щурясь, требуя такси (которые туда не ездили из-за постоянно размытых дорог и боязни водителей на них увязнуть). Мягкие увещевания Павла на неё не действовали, Надя нервно сбрасывала его руку с плеча и продолжала стоять. Пока не заговорил Славик:

– Тогда разворачивайтесь, Надежда Степановна, берите свою сумочку и идите обратно на вокзал. Чух-чухайте отсюда, не нервируйте.

Чух-чухать Надежда не захотела. Наблюдая за тем, как в автобус скользнула Катя с Сашей, а следом направились Славик и Павел, она ещё немного постояла, переминаясь с ноги на ногу, громко нарекла предпоследнего свиньей и пошла следом. Колесики её ярко-желтого чемодана громко стучали по выщербленной дороге.

Кроме студентов в Козьи кочи никто не ехал. По памяти хамоватого простодушного водителя, пассажиров он не подбирал уже около четырех лет – лишь подвозил почту селянам. Автобус его ездил раз в месяц. На вопрос Павла, а как же оттуда выбраться пораньше он откровенно рассмеялся - кроме него в деревню наведывались лишь палатки с хозтоварами и продуктами, они приезжали раз в два месяца. Остальное в деревне растили и заготавливали селяне сами.

Ни связи, ни электричества, ни водоснабжения. Зато, цитируя Соколова, настоящий кладезь мифов, легенд и сохранившихся с древности обычаев. Ей оставалось надеяться, что в подобном месте не практикуют жертвоприношения и кровавые ритуалы. В воображении отчужденная деревня выглядела зловеще, Катерину передернуло.

Первую половину дороги они провели в блаженной тишине, на второй активизировалась Надя. Вскоре, оживленные нахлынувшим на Гаврилову воодушевлением, к её скудному монологу присоединились Павел и Слава. Иногда вклинивался и Саша, лениво бросая короткие реплики. Все ждали от поездки чего-то невероятного. Павел и Славик – приключений и острых ощущений, свободы от морали и ещё не до конца ослабшего родительского контроля, Надя – романтики. Саша надеялся на невероятный материал, который позволит ему стать выдающимся магистром. А Катя просто считала себя круглой дурой, которая тратит свои весенние каникулы в попытке поймать журавля.

Узкая неасфальтированная дорога нырнула в подлесок, они проехали ещё с полкилометра и остановились под раскидистым исполинским дубом. По левую сторону от автобуса игриво блестело под лучами весеннего солнца большое озеро с живописным берегом. По холодной глади проплывала серая невзрачная утка, покачиваясь на едва заметных волнах, которые гнал к бережку ветер.