Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Апрель в этом году радовал теплыми ясными днями, в городе снег успел сойти окончательно, а грязные дороги подсохнуть. Но это было в городе. А здесь их встречала предгорная местность, с жалкими клочками сугробов под деревьями, грязь под ногами и холодный ветер, метко бьющий в лицо.

Автобус резко затормозил, голова Бестужева дернулась и соскочила с её плеча, глаза тут же распахнулись.

– Приехали? – Он рассеянно оглядел вид за окном и потянулся всем телом, заводя руки за голову. – Выглядит неплохо…

Хриплый прокуренный голос водителя жизнерадостно подтвердил догадку:

– Выгружаемся, молодые люди, вам топать налево, обогнете озеро и наткнетесь на первые дома. Там от силы десятка два избушек. Дальше машина не проедет. – Он похлопал мозолистыми руками по рулю, громко прочистил горло и сплюнул в приоткрытое окно, цокнув языком по зубам. – И это бы… Неплохо за бережную транспортировку заплатить. Как это вы городские говорите? Чаевые.

– Бережную? Из меня чуть желудок не вывалился, – манерно растянутый голос Нади был пропитан возмущением.

– Будь она не бережной, ты бы не желудок потеряла, а все петли кишечника высрала. – Водитель грубо хохотнул, за ним рассмеялись и парни. Павел, впрочем, очень быстро осознал свою ошибку. Подруга ловко вскочила с сиденья и, шлепнув крупный чемодан на его колени, гордо направилась к выходу, задирая подбородок.

– Ну Надь, – он всё ещё посмеивался, поднимаясь следом. В руки водителя легла тысячная купюра, тот довольно присвистнул.

Дождавшись, когда проход покинет Вячеслав, Смоль поднялась, со стоном разминая затекшие от долгого сидения ноги. Саша тоже встал, сжал её руку, поднимающую сумку за широкий плетеный ремень.

– Давай, она тяжелая. Не знаю как ты с таким весом ножки по земле переставляешь.

Она неловко рассмеялась, разжала руку, чтобы он перехватил удобнее сумку, повесил на свободное плечо, выпрыгивая из автобуса следом за ней.

Снаружи их встретил запах влажной травы, тины и леса. Катя улыбнулась, вдыхая полной грудью. Сняла с шеи фотоаппарат и пару раз щелкнула затвором – даже на фотографиях чувствовалось это умиротворение, очаровательность мягких красок. В кадре показалась кудрявая голова, Саша по-мальчишески улыбнулся, лукаво щуря голубые глаза, она поспешно сфотографировала и его, убирая фотоаппарат от лица.

После гула городов это место оглушало тишиной – лишь ленивое перекрикивание пушистых воробьев на ветках и шум ветра, путающего короткие черные пряди. Находиться здесь было страшно, непривычно, волнительно. Но эти эмоции сворачивались в приятный клубок и мягко щекотали внутренности. Природа Катерине всегда нравилась.

Надя была более категорична:

– Дыра…

Это словно отрезвило замершую компанию. Хохотнув и закинув руку Гавриловой на плечи, Павел пошел по тропинке. Остальные двинулись следом, поскальзываясь на весенней грязи и перешучиваясь. По поводу жилья им предстояло договориться самим, профессор Соколов со смешком напомнил, что их возраст прилично перевалил за дошкольный, достаточно того, что изолированную деревню и тему для работы им подсказал преподавательский состав.

Сейчас это казалось единственной их проблемой, для подстраховки Саша предлагал взять с собою палатки, но они отказались.

Вот так их разношерстная группа и оказалась в том самом месте, которое не захочет их отпускать живыми.

Глава 2

Приметная узкая дорожка уже через пятнадцать минут вывела их из подлеска к деревне. Избушки расположились в три неровных ряда в низине – расстояния между некоторыми едва достигало двух метров. Между другими раскидывались широкие перепаханные поля, окруженные хлипкими деревцами и жухлой прошлогодней травой. Катерина остановилась, рассматривая вид, от которого перехватывало дух.

Не было скоростных магистралей и вечного шума двигателей, не было суетливо семенящих людей, толкающих друг друга плечами и грозно шипящих. Тишина, небывалое умиротворение. Это был совершенно другой мир, сошедший с уютных картин Бусыгина или Решетникова. Мир, который легко можно было увидеть на старых черно-белых пленках, но вот так… Вживую? Само существование этого места не укладывалось в её голове, сознание относилось с недоверием. Руки сами потянулись к фотоаппарату. Ещё несколько долгих мгновений она с благоговением рассматривала сделанное фото.

Первым пришел в себя Славик. Взъерошил пятерней короткие волосы и удобнее перехватил ремень сумки, направляясь вниз широким шагом:

– Налюбовались? Быстрее, я жрать хочу.

Сказочность момента спала. Очнувшись, она поспешила за группой – вниз, с пригорка. Чем ближе они подходили к избам, тем больше в них находилось отличий. Каждая строилась под нужды собственной семьи – с душой. Неказистые домики, слепленные на скорую руку и покосившиеся со временем, соседствовали с широкими, прочно стоящими на земле ровными срубами. Из печных труб в небо поднимался белый дым, вырисовывал причудливые формы и рассеивался. Ничего удивительного – весна Урала отличалась от той, которую знала Смоль. Она была жестче, бросала вызов живущим здесь людям. Оттого и избы приходилось прогревать даже под конец апреля.

Вверху, на пригорке, Смоль насчитала двадцать шесть домов. Оттуда они казались небольшими, как и сама деревня. Теперь же она убедилась, что улица делает широкий загиб и к последним избам придется идти добрых десять минут. У ближайшей избушки стоял широкий, почти вдвое больше её самой, сарай к которому небрежно прислонили пару ржавых грабель и вилы. На деревянной двери едва заметно покачивался небольшой замок. Ветерок, будто дразня новых гостей, приносил за собою запах дыма и свежего хлеба.

Неожиданно громко ахнула Надя, попятилась от плетенного забора, по которому мгновение назад выбивала задорную мелодию алыми ногтями. Подрагивающий палец поднялся, указывая чуть вперед – на добротную низкую калитку.

Недалеко от калитки стояла коза, которую раньше ребята не приметили. Животное медленно и меланхолично пережевывало ногу дохлой вороны, в кривых желтых зубах методично похрустывало. Горизонтальные зрачки с равнодушием взирали на обмерших людей, в бурой бороде, по которой пузырями стекала слюна, запутались слипшиеся черные перья. С каждым движением челюстей вороний труп дергался, клюв гулко и тихо бил по забору. Прохладный порыв ветра мазнул по щеке, донося душащий сладковатый запах разложения. К горлу подкатила тошнота. Надя испуганно попятилась, Саша с отвращением сплюнул на землю вязкую слюну.

Их страх был иррационален, подобен детскому страху монстров под кроватью. Но он был – ненавязчиво покусывал за ребра, заставлял медленно отступать назад, увеличивая пространство. Вот из-за забора видна уже одна голова, вот глаза, а дальше лишь кончики рог. Ребята не заметили, как с левой обочины перешли на противоположную сторону широкой дороги, изрезанной колесами тяжелых телег.

– Спокойно. У неё просто авитаминоз, животные поедают даже себе подобных, когда в организме не хватает витаминов. Вряд ли зиму её баловали. – Катя не смогла сказать это спокойно, голос дрожал. Павел молча кивнул, открывая рот, чтобы согласиться с предположением. В такой нелепой гримасе он и застыл, когда сзади раздался незнакомый голос.

Тонкий, бесполый, говорящий странно тянул слова, а их смысл заставил крутануться на месте, вжимаясь в грудь Саши. Парень инстинктивно дернул её за руку ближе к себе – перед ними стоял незнакомец.

– Чужаки, чужаки, зачем прибыли? Ездят, ищут, рыщут, а обратненько уже ни-ни, обратненько их хозяева не пускают. Чужаки не уважают, чужаки обижают, лю-ю-юто страдают, лю-ю-юто.

Даже рядом с Сашей и ею, отличавшейся немалой высотой, он казался великаном. Молодой, наверное, их возраста. Но рост его переваливал за два метра – тонкие руки и ноги казались непрочными прутьями, торчащими из такого же неказистого тощего тела. Одет незнакомец был не по погоде – легкая хлопковая рубашка перевязана грязным затертым шнурком, короткие штаны из-под штанин которых выглядывали тонкие лодыжки, на коленях зияли дырами. Удивительно, но обут он был в достаточно неплохие новые кроссовки, бросающиеся в глаза так же сильно, как морковно-рыжие волосы и яркие веснушки на бледном носу. Голова его неестественно подергивалась, а взгляд рассеянно блуждал по их лицам, пока не наткнулся на Надю. Он улыбнулся – неестественно широко, радостно.

2
{"b":"908472","o":1}