Работа пошла ловко, чирикнула зажигалка и к поленьям отправился горящий комок газеты. Она шла вымыть руки, когда доска под половиком у стола протяжно скрипнула. Пусто и как-то гулко. Смоль замерла, сделала шаг назад, а затем снова на широкий бордовый половик. Скрип повторялся, заставив её наклониться и отодвинуть ковер в сторону. Под ним оказалась дверца с западающей внутрь железной ручкой и тонким, почти неощутимым стальным засовом. Она быстро догадалась - погреб.

Люк был тяжелым и массивным, пришлось ухватиться обеими руками и потянуть, зло ворча на женский недостаток мощи. Тот неохотно поддался и открыл темный проход, ведущий узкой деревянной лестницей вниз, в темноту. Ладони трусливо вспотели. Нагнал непрожитый детский страх темных незнакомых пространств.

И внутренний голос так искренне убеждал в опасности, так ярко рисовало её воображение. Вот Смоль начнет спускаться по ступеням и там раздастся шорох, а за ним смех. Низкий, истеричный, нечеловеческий. Она не замешкается, сорвется с места и побежит наверх, но руки кошмарного нечто уже вцепятся в лодыжки и резко дернут. Это существо без лица, тела, обосновавшееся в воображении, затянет её в глубь подвала. Крышка громко захлопнется.

Поддаваясь этому порыву, Смоль шепотом ругнулась, задом попятилась от люка, находя на узкой полке над столом старую керосиновую лампу. Внутри еще болтыхалась жидкость. С четвертой попытки она её зажгла и вернулась к зияющей темноте. Присела на корточки, опираясь ладонью о пол, заглянула внутрь. Сердце трусливо поджималось к ребрам, готовое ухнуть в желудок при любом шуме. Из темноты проступили высокие стеллажи с банками, на каждую приклеена неровная бумажка с подписью – широким сложно разборчивым почерком. Катя решилась и принялась спускаться. Неспеша, прислушиваясь к скрипам и шорохам. И когда на голову громко мурлыкнув соскочил кот, честное слово, она почти потеряла сознание. Громко вскрикнув, разжала руки и приземлилась на задницу, отбив копчик об твердый земляной пол. Животное бессовестно мяукнуло и, виляя пушистыми окороками, с задранным гордо хвостом двинулось вдоль стеллажей. Несмотря на пережитое, вдвоем стало не так страшно, Катя поднялась.

Оставалось радоваться, что лампу она так и сжимала сведенной от ужаса рукой – керосин не вылился, огонь не потух. А открывшаяся картина вдохновляла на мародерства. Весняна была настоящей хозяйкой – старательной и запасливой. На стеллажах высились литровые банки с вареньем, трешки с засолками, половины из которых она не знала даже по названиям. У дальней стены в приподнятых над землей ящиках пахла сыростью морковь, свекла и картошка.

Она разбирала почерк женщины на компотах, когда дверца люка с шумом захлопнулась, оставляя её в круглом пятнышке света от лампы.

Страх попытался с наскока забраться на плечи, но по ноге мазнул усатой мордой кот, и тот нехотя отступил. Спрятался в темном углу, куда не добирался свет лампы. Кровожадно притаился, поджидая момент. А Катя шла и деловито подсчитывала богатства, у которых больше нет хозяина. На месяц им хватало, они возьмут куда меньше половины.

В темноте Смоль пробыла совсем недолго – она оживленно растирала плесень на бумажке, содержимое которой не могла прочесть. Внутри мутно плескалась белесая жидкость, но ни ягод, ни фруктов там не наблюдалось. Заскребся у лестницы кот, пронзительно мяукнул, глядя на закрытый люк, она лишь вяло отмахнулась:

– Ожидайте, сударь, сейчас я осмотрюсь здесь как следует и выйдем.

Голосить от этого сударь не прекратил. На третьем кошачьим проклятии люк со скрипом открылся. Быстро и резко, чуть не слетел с петель. Не нужно было думать, чтобы понять кто приложил к нему богатырскую силушку. В темноту просунулась короткостриженая голова Славика и бесхитростно улыбнулась:

– Вот те на, а если б я домой не заскочил? Искали бы Катю долго и старательно.

– С чего бы? Люк вверх легко идет, он, конечно, тяжелый, но я бы вытянула.

Тот хмыкнул, повис на руках и качнувшись, спрыгнул на пол. Тут же матюкнулся и похромал к ней. Вот уж где видано, сила есть ума не надо. Смоль готова была поклясться, что услышала хруст его коленных чашек.

– Девочка, тебя кто-то бережно на крючок прикрыл. Подшутить, наверное, вздумал.

– Тут и думать долго не надо кто.

Он понимающе кивнул, подходя, нагло отодвинул её бедром от стеллажа и склонился над исследуемыми трехлитровыми банками. С каждым мгновением его голос все больше проникался нежностью, казалось он вот-вот растрогается и пустит скупую слезу.

– А это у нас что за радость? Смоль, ты наша спасительница, смотри, настоечки, самогоночка.

Интерес Кати к банкам тут же схлынул, фыркая, она зашагала обратно к солянкам и маринованным грибам, указывая на них с такой гордостью, с которой матерь показывает своё сверх меры умное дитя.

– Ты не на те полки смотришь, Слава.

– Обожаю я твою серьезность. Мне же больше достанется.

Он даже не оборачивается, с довольным пыхтением подхватывает светло-розовую трешку, которую Смоль приняла за вишневый компот, а по пути к люку загребает её второй рукой в объятия, вжимая носом в широкую грудь. Воздух перекрыло сразу, а парень звонко начмокивал её макушку, заканчивая гнусное дело, которое не завершил на улице ветер. Теперь абсолютно точно на голове у Смоль будет гнездо, расческа справится с ним нескоро. Возмущения звучали гнусаво, но очень искренне. Упираясь в плечи Елизарова, она попыталась оттолкнуть растроганную громаду мышц от себя.

– Вандал! Слава, дышать не могу!

Не известно, что произошло бы раньше: отпустил ее Вячеслав или она потеряла сознание от недостатка кислорода, но наверху зазвучал голос, заставивший его с блаженным вздохом разжать руку и начать подниматься по лестнице. На них выглядывали два лица. Одно Смоль с радостью б вовек не видела.

– Посмотри, Бестужев, она тебе уже изменяет. Стоило на день из виду упустить.

Саша проигнорировал, смерил Катю задумчивым взглядом и, подождав, пока Славик выскочит из люка, наклонился к ней:

– Погреб нашли? Молодцы. Давай руку.

К концу недели задание, которое казалось Катерине совсем несложным, начало напоминать трудновыполнимый квест. На каждом шагу встречались препятствия. Сначала их пребыванию в Козьих кочах воспротивилась погода – ветер рвал одежду и метал волосы в глаза. Впервые Смоль позавидовала толстым длинным косам деревенских красавиц – тугие, локон к локону, они не давали ни единого шанса местным ураганам их запутать. Она же потеряла свою четвертую резинку, осталась последняя – Катя бережно носила её на запястье, на случай, когда та действительно потребуется.

Этот злой колючий ветер согнал к одинокой деревне все тучи, которые блуждали у Уральских гор. Дождь хлестал немилосердно, лупил большими крупными каплями по отсыревшей крыше и окнам, мешал спать, думать, работать. Как бы смешно ни звучало, но про зонт не подумала даже Смоль. Её хлипкий городской дождевик не выдержал противостояния с шиповником, в который упала девушка, не удержавшись на скользкой от грязи дорожке.

Иногда непогода отступала – из-за туч выглядывало холодное, слабо греющее солнце. Но стоило студентам одеться полегче и выйти, прижимая к себе блокноты с заметками, оно трусливо ныряло за тучу. Где-то вдалеке многообещающе грохотал гром. Катя не любила грозы, не любила зловещие вспышки и разрывающий перепонки звук. В одинокой деревянной избе, стоящей на отшибе деревни у густого леса, в голову, как коварные крысы, лезли мысли: вдруг попадет шальная молния? Вдруг уронит ветром крышу? О существовании громоотводов здесь не знали, деревенские просто переносили работу на другую пору, а это уделяли совместным посиделкам за широким столом или на печи.

Бестужев начал нервничать на третий день простоя – на руках у них были лишь Краткие записки Смоль, из которых тему для истории полноценно не вытянуть. Славик бессовестно флиртовал с селянскими девчонками, а работу откладывал на потом, Надя и Павел «тяжело адаптировались». Сейчас они оставались ни с чем. Наличие моровых изб или курганов в такую погоду проверить невозможно – залило безопасные тропинки на болотах, поднялась стоячая, пропахшая сыростью и гнилью вода. В лес они зайти тоже не решались – дорожки размыло дождем, толстые сосновые кроны не пропускали и без того скудный свет. Первым в непогоду зашагал Бестужев, вернулся лишь через несколько часов, обдавая дождевой водой, сбрасывая с себя прилипшую одежду. Смоль почти поверила, что умерла и заново воскресла, когда подтянутый красавец в одних боксерах нырнул к ней на печь и лениво растянулся на коленях. На диктофоне щелкнула и пошла запись, скрипучий голос старика рассказывал о чудях здешнего болота. А глаза Саши горели воодушевлением.