– Что это у тебя? – Теодор с интересом потянулся к кулону Милада, доставая его из-под ткани. – Артефакт какой магический? Откуда ему взяться у тебя? Да и энергия странная… на магию обычную непохоже.

Теодор нахмурился. Камушек уже мерк, но кристалл выглядел необычно. Вспомнились всякие рассказы о ведьмах и колдунах, ведающих древние обряды да заговоры, которые на обычную магию непохожи.

Милад сцепил зубы и тупо молчал. Да хоть резать его будут, ничего не скажет больше! Кто ж знал, что этот чертов артефакт на слово «сын» отреагирует?

– Не трогай, не твое, – резко дернулся Милад, зазвенев цепью, в глазах виднелся настоящий испуг. – Ты… ты же пришел зачем-то в подземелья! – в отчаянии бросил Милад, вызывая огонь на себя.

Милад почти вцепился в руки Теодора, которые сжимали плеть. Боли, конечно, боялся… но лучше боль, чем допрос. Милад не выдаст Драго! Мальчик его попросил!

– Мучить ты меня хотел? – продолжал Милад. – Поквитаться? Так давай, начинай, вот он я перед тобой! Дерзкий, злой, враг твой… чего ты медлишь?

Еще немного – и Милад умолять начал бы о том, чтобы избили его до потери сознания. Но правда была в том, что боялся… боялся он до дрожи, что узнает как-то Теодор правду. Поверит ли? Неизвестно… но Милад не хотел этого! Драго его и только его. И не нужны ему больше никакие доказательства, которыми с Теодором делиться нужно!

– Темнишь ты что-то, Милад! – вскричал Теодор, вздергивая Милада за рубашку на ноги.

«Наверняка, побрякушка от какой-нибудь ведьмы деревенской, на удачу или чтобы враг не сразил! Делают такие, хотя и чушь это зачастую… Хотя выглядит богато. Значит, готовился Милад к вылазке этой. Неужели только ради того, чтобы Драго увидеть? Или все-таки… отобрать?» – недоверчиво подумал Теодор.

Теодор толкнул его на одну из решеток. Рядом висели цепи, на которые крепились кандалы. Но он не стал защелкивать оковы. Просто ловким движением пропустил цепь в клетках решетки, фиксируя Милада. Теперь некуда ему было деться.

– Хочешь знать, чего я на самом деле хотел? Не поквитаться, о нет. А урок тебе преподать… – в глазах загорелся опасный огонь, Теодор понизил голос, придвигаясь ближе, будто сообщая секрет, который стоит знать лишь им двоим.

Внутри Милада все похолодело от страха, когда Теодор припечатал его к решетке. Еще и цепью сковал. Дернулся Милад было хотел, чтобы вырваться, да поздно оказалось. Кожу неприятно жег ледяной металл решетки, откуда-то сверху капала вода. И Теодор выглядел… грозно. Но в это же время улыбнулся Милад немного безумно, будто радостно. Получилось! Отстал от него Теодор с камнем на груди. В безопасности Драго. А там… с Миладом наиграется и о сыне больше не спросит.

– Делай то, что должен, – безразличным голосом ответил Милад, потушив безумный блеск глаз, и отвернулся. – Надеюсь, ты получишь удовольствие от мести.

Губы его сложились в бесцветной улыбке. Разум будто отделился от тела. И пока тело в страхе перед Теодором дрожало, сознание и сердце ликовали. Больше не спросит ни о чем. Не выведет больше! Наверное, Милад – первый пленник на веку Теодора, который так радовался собственным пыткам. Но никогда королю не узнать правду от него. Никогда!

– О нет, – Теодор перехватил Милада за подбородок, заставляя посмотреть в глаза. – Это ты должен… усвоить мой урок!

Глаза Милада в слабом свете факела казались темнее из-за расширенных от страха зрачков. И светлая обычно зелень сейчас казалась болотной. Со странным огоньком торжества на донцах блестящих зрачков.

«Что? Думает, выведет меня дерзостями, и не трону?» – по-своему расценил это Теодор.

Одним резким движением он хитро повернул цепи. Милад оказался спиной к нему. Теодор выхватил кинжал из поясного чехла, с треском вспарывая грубую рубашку, а потом отходя на шаг. В его руке затрещала плеть, наполнилась магией, засветилась так, что по стенам темницы заплясали холодные блики, совсем не похожие на отсветы факела.

– Чувствуешь? – усмехнулся Теодор, хотя Милад мог почувствовать лишь холодок воздуха по спине да прохладный капли воды, упавшие на плечо и волосы. – Чувствуешь ты? Как ты беспомощен… Перед тем, кто сильнее и опаснее тебя. Кто может сделать с тобой абсолютно все, что пожелает, – причинить любую боль.

Милад замер, выпрямив спину, вжимаясь грудью в решетку изо всех сил. Обычная плеть его так не испугала бы, как эта магическая. Далек он был от магии, и казалось ему всегда, как ребенку, что такой артефакт и ожить может. Да сам наброситься на человека.

– Чувствую, – хриплым и сорванным голосом проговорил Милад, не в силах больше терпеть пытку низким звучным голосом Теодора и его магии, что хвостами скользила так близко. – Только чего ты от меня хочешь? Повинился я уже в грехах своих. Думаешь, больнее мне сделаешь, чем я сам себе? – негромкий, больной смех по подземельям разнесся. – Наказал не ты меня, Теодор, а небо, за жестокость, черствость и слепоту. Отняло семью. Живы они, жена и сын, но не мои больше. Жестче ты не накажешь. Но можешь попытаться. Я же знаю, давно ты об этом мечтаешь.

Страха не было. Навалилась тупая усталость, от которой Милад прислонился к решетке горячим лбом и прикрыл глаза. Скорее бы кончились мучения. Но Теодор не наиграется быстро! Хуже кошки, поймавшей мышонка, играть станет, наверняка. А камень магический все жег грудь Милада. Уже без свечения, но жег все сильнее невидимой своей магией, заставляя его все глубже погружаться в пучину отчаяния и безысходности.

Теодор замахнулся плетью. Она затрещала, яростная, гибкая. В плеть передавались его эмоции, его магия. Вот и своевольничал артефакт. Змеей завился в воздухе, норовя дотянуться до уязвимой кожи. Но Теодор не позволил. Направил замах так, что плеть и кончиком не зацепила. Только магией кольнуло, будто холодной легенькой молнией прошлось. Не больно совсем. Зато страшно.

– Не слышишь ты меня! – зарычал Теодор. – Глаза закрой, не то хуже будет! Подумай, что ты беззащитен передо мной. А я все сделаю, и ничего мне не будет! И день за днем могу ходить сюда, над тобой измываться, не защитит тебя никто от боли и страха! Подумай об этом! Подумай… так Драго себя чувствовал в доме твоем. Маленький. Беспомощный. Уже не надеющийся на твою пощаду каждый раз, когда ты голос повышал.

Теодор не знал, чего добивался. Только плеть плясала в умелой руке, так ни разу и не задев. Лишь трещала, бесновалась, просила крови магия, трепеща колючими холодными молниями вокруг тугого плетения из черной кожи. А он… хотел, чтобы Милад и вправду ощутил это! Понял, каково малышу Драго с ним было. Не для того, чтобы отомстить даже, а глаза открыть. Не мог Теодор за мальчика своего Драго не расплатиться с Миладом.

Милад всегда считал себя мужественным и стойким. Настоящим мужчиной! Немало испытаний выпало на его пути. И в лесу один на один со стаей волков схлестывался, победителем выходил. И ногу пропарывал до кости так, что лекарь говорил, что ходить не получится больше. И с парнями по юности дрался без жалости каждый вечер, девок у них отбивая. Но сейчас… сломалось будто что-то. Когда Милад вскрикивал не то от ужаса, не то от ощущений прохладной и в то же время жгучей магии по коже. Пугали цепи. Полная обездвиженность. Беспомощность. А еще вина… она отравляла все внутри. Винил Милад себя за Драго, особенно теперь, когда наверняка узнал, что он сын родной ему. И что зря и его, и Дану подозрениями изводил да гнев свой выплескивал. Добился своего король окаянный. Не от боли рыдал Милад, как мальчишка, а от тоски беспросветной и глухой. Что потерял он их навсегда: и Дану, и Драго. Что эта встреча с сыном последней окажется. Не потому, что убьет его Теодор, нет. Отпустит, как пить дать. Как собаку бешеную, вышвырнет за порог. Развод с Даной потребует, а Милад и отказать не посмеет. Как и правду сказать Теодору, хотя тошно его обманывать, будто девка, которая понесла от одного из любовников и выбирает, кого надурить, кто побогаче будет. Ведь достоин правды, Теодор, достоин! Да на второй чаше весов Драго. Его благополучие и спокойствие. И не мог Милад благородно правду королю сказать да камушек показать. А то вышвырнет Драго, а мальчик страдать будет. Привязался мальчишка к Теодору. Зла от него не видел… да и не увидит, к счастью. Поэтому сберечь Миладу нужно их семью новую. Не проговориться о правде горькой. Что Драго на самом деле его сын. Настоящий сын.