— И сестры! — возмутилась Гаечка.

Осмелела Сашка, уверенности набралась. Из прошлой жизни она вспоминалась угрюмой и нелюдимой — и все стараниями Барановой, которая определила ее в недостойные и натравила толпу шестерок.

Чечурина подняла кулак, и девчонки удалились. Н-да, Наташку по-прежнему тянет к девам… специфическим. И возрастной Андрей — очень и очень хорошо, хоть немного будет дисциплинировать сестру.

Класс был открыт, и все уже находились в кабинете. Едва войдя, я спросил:

— Ну что? Какие новости? Кто открывал кабинет?

— Джусиха, — ответила Желткова, подперев голову рукой.

— Тьфу, твою мать! — Памфилов, стоящий позади меня, так громко возмутился, что обрызгал мне шею.

— Это ничего не значит, — не хотела расставаться с надеждой Гаечка, усевшись на свое место. — Может, ваще урока не будет. В расписании никаких изменений нет.

— Долой Джусиху! — крикнул Карась, переворачивая стул.

— Доло-о-ой! — Плям запрыгнул на стол, как на броневичок.

— Ну и придурки! — закатила глаза Баранова.

Прозвенел звонок, и мы замерли, сосредоточившись на закрытой двери. Воцарилась такая тишина, что было слышно, как воркуют голуби на подоконнике за стеклом.

Рамиль пропел мелодию из имперского марша:

— Пам-пам-парам-пам-парам! — и завершил дробью ладонями по столу.

Обернувшись, Гаечка шикнула:

— Тш-ш, не накличь беду!

Донеслись шаги. Ближе. Еще ближе.

Во рту пересохло от волнения.

Скрипнули петли, и в класс вошла Джусиха с видом Наполеона, въезжающего в пылающую Москву. Криво усмехнулась, швырнула на стол журнал.

— Что, не ожидали?

Широко улыбаясь, Баранова поднялась, приветствуя русичку. Семеняк тоже встала, и Райко. Белинская окинула взглядом класс и осталась сидеть, показывая, что она с нами.

— Ну, здравствуйте, ребята. Вижу — не ожидали. Не рады, да? — О, до чего ядовитую улыбку она нам подарила! Улыбку садиста-палача, идущего с ножом к закованной жертве.

— Вы надеялись, что меня снимут, да? Ой, зря. Теперь я решаю, кого снимать. Не будет вам такой радости. И о хороших оценках можете забыть. Кляузы на меня написали, родителей подговорили, да? И кажется, я знаю, кто инициатор.

Она остановила взгляд на мне. Я прикусил язык, пусть и хотелось блеснуть красноречием. В кои то веки неожиданность не дезориентировала меня, а заставила работать разум на пределе возможностей. Можно было бы спровоцировать ее, а потом свалить всем классом, но у меня был план поинтереснее и поэффективнее, козыри и аргументы следовало приберечь. Ведь если ее не сняли, а на лице столько злорадства, значит, она защищена. Не исключено, что она уже исполняющая обязанности директора, если не хуже. Возможно, она уже и есть директор.

Такой расклад меня не устраивал.

Вот так создаешь гармоничное сообщество, все получается, все счастливы, кроме пары гнилушек, которые мутили воду. И тут появляется Палпатин в юбке, и все летит в бездну.

Целым классом перевестись в другую школу вряд ли получится, да и неохота ездить в такую даль, драгоценное время терять, потому нужно отстаивать свои интересы.

Как? Наглядный пример каждый день перед глазами. Если на наши жалобы забили на уровне школы, нужно идти дальше. Если их проигнорируют и в Гороно, то мы заставим себя слушать. Вряд ли Джусиха на посту директора так важна, что из-за нее будут терпеть поднятую шумиху.

— Что, нет желающих покинуть класс? — усмехнулась Джусиха.

Все наши, плюс Карась, Желткова и Белинская смотрели на меня. Фадеевой, вернувшейся после заработков с дороги, было все равно. Джусиха тоже сосредоточила внимание на мне. Илья легонько толкнул меня ногой под столом. Я медленно, так, чтобы все видели, положил ладонь на стол, подавая нашим знак: сидим. Измором берем.

На лицах — разочарование и растерянность. Ничего, воспрянут, когда расскажу им свой план. Но сперва нужно удостовериться в том, что директора снимают — вдруг можно обойтись малой кровью.

— Подготовились к уроку? — криво усмехнулась Джусиха, напоминая злобную надзирательницу, открыла журнал и сказала, даже не отметив отсутствующих Синцова и Попову. — Отвечать будет Каретников. Вопрос… — Она потерла подбородок, улыбаясь своим мыслям. — Композиция произведения «Герой нашего времени». Для начала расскажи, какой это жанр.

Пришлось вставать и спасать Илью, пока он «кол» не схлопотал:

— Вопрос некорректен. Поскольку о жанровой принадлежности до сих пор ведутся споры.

— Мартынов, садись, «два» за подсказку.

И тут меня взяло зло. Нарываешься? Ладно, будет тебе. А провокации придержу.

— Не сяду. Потому что жанры мы не проходили.

— Да неужели? А ведь должны были. И чем же вы в прошлом году занимались? Что такое рассказ, повесть, роман, — злорадствовала Джусиха.

Черт! Вот тут память взрослого оказала медвежью услугу, в будущем понятие жанр в народе приобрело более широкий спектр значений. Сейчас же Джусиха спрашивает про структуру произведения, что тоже нечестно, потому что проходили мы это очень вскользь, и с Верой Ивановной.

— Садитесь, оба — двойки.

— Нечестно, вы его завалили! — крикнул Карась. — Такого вопроса в учебнике нет!

— Это есть в пройденной школьной программе. Что еще раз доказывает: вы или не учились, или являетесь тупыми бездарями.

Я молча принялся собирать рюкзак. Все встали и тоже начали собираться. Улыбаясь, Джусиха с нескрываемым злорадством перечислила всех саботажников, кто сегодня получил «двойки», и добавила:

— Поверьте, родные мои, для меня отчислить вас не составит труда. Если надо будет всех — отчислю всех.

Трясущийся от негодования Карась, выходя, плюнул под ноги и бросил Джусихе в лицо:

— Дура бульдожья!

Джусиха лишь плечами пожала. Мы столпились у окна напротив кабинета. Заячковская и Белинская остались, решив не рисковать.

— Надо было сразу ее послать, — еле сдерживая гнев, сказал Рам. — Только увидели ее — и валить. Смысл унижаться?

Рассвирепев, он оставил отпечаток ноги на стене.

— Разнести тут все к херам!

Илья схватил его за плечо.

— Стой! Убирать-то все равно техничке.

Наши пригорюнились, особенно — Лихолетова с Подберезной, которые хорошо учились и, по сути, из-за меня нажили себе проблемы. Только Желткова аж сияла: что так «пара», что эдак. Но если эдак — то хотя бы весело тусоваться и участвовать в саботаже.

Я посмотрел на дверь кабинета, на учительскую и сказал:

— У меня есть план, как выгнать Джусиху. Давайте пойдем в столовую и все обсудим. Хороший план, должен сработать, но прежде надо к дрэку заскочить, выяснить, сняли его с должности или нет.

— Да че ты тут сделаешь? Если она — теперь директриса, — пробормотала Гаечка обреченно.

— Еще как сделаешь! Просто поверь. Давай сперва я — к дрэку, и тогда уже станет ясно, как действовать дальше, я все вам расскажу.

— Точно сработает? — голосе Подберезной проскользнула надежда на благополучный исход.

— Точно, — кивнул я. — Но придется напрячься.

Я рванул к лестнице, одноклассники потянулись за мной.

На первом этаже я постучал в кабинет директора и вошел, не дожидаясь приглашения. Кабинет делился на две части: бОльшую, где заседала секретарша, и небольшую обитель дрэка. Сейчас секретарши не было, и на столе в беспорядке громоздились папки, а в кабинете стоял плотный коньячный дух.

Директор, видимо, снимает стресс.

Прошлый я поостерегся бы к нему заходить, и на пару мгновений меня охватило оцепенение, но я справился с неловкостью, постучал в дверь и заметил, что она чуть приоткрыта.

— Занят! — рявкнул дрэк.

Я сглотнул вязкую слюну и решительным шагом вошел к нему. Дрэк сунул под стол коньяк, шевельнул надбровными валиками, придавая себе грозный вид, но выглядел он жалко, как человек, у которого выбили из-под ног опору. Пока он не взбесился, заговорил я:

— Геннадий Константинович, от лица всего девятого «Б» выражаю наше несогласие с тем, что вас сняли с директорской должности. Если нужна помощь, мы готовы вас поддержать.