— Потому что она боится Пляма и решила отыграться на тебе, — объяснил я.

— Но почему на мне? — негодовал он. — Я самый лох, что ли?

— Попал под горячую руку, — похлопал его по спине Памфилов. — Сам не пойму, как можно тебя бить, когда у тебя есть собственное мнение! И ваще, Санек, спасибо за поддержку! Мы ваще как революционеры! Свергаем супостата!

Последними вышли Рая с Инной.

— Что теперь? — спросила угрюмая Лихолетова, покосилась на Гаечку, утешающую Ниженко.

— Я не писала… никаких… — всхлипывала она.

— Знаем, — сказала Саша.

— А что было в том стихе? — полюбопытствовала Лихолетова. — Че она так взъелась? И кто писал?

— Мы все, — снова взял на себя вину Минаев, покосившись на Сашу с такой гордостью, что до меня дошло, почему он взялся ее выгораживать.

— Говорю ж: коллективное творчество, — подтвердил я.

— А расскажи, — подошла ко мне Заячковская, сверкая глазами. — Ну, стих.

— Мы не помним, — разочаровал ее я.

То, что знает Зая, узнает весь мир, автора открыть — подставить Сашу.

— Так делать что будем? — повторила вопрос Лихолетова.

Я глянул на сгущающиеся за окном тучи. Ни зонта не взял, ни дождевика.

— Пойдем в столовку.

— Я о другом! — от досады она аж топнула.

Потерев переносицу и собрав мысли в кучу, я сказал:

— Для начала хочу сказать спасибо за поддержку. Просто до слез. Дальше что? Подговорим родителей написать заявление, что из-за часто возникающего непонимания просим сменить учителя русского языка на Веру Ивановну. Слышал, такое делают.

— Круто было бы! — улыбнулся Карась. — Она прикольная.

— А сработает? — с сомнением проговорил Илья.

— Теперь — да. Джусихе разве надо нервы портить? Это раньше она не согласилась бы.

— Садистка, блин, — проворчал Илья. — Она ж и правда садистка!

Инна сказала:

— Тетка, мамина сестра, работает учительницей младших классов. Она говорит, что директора будут убирать, а поставят или Джусиху, или химозу.

Заячковская размашисто перекрестилась и воскликнула:

— Лучше уж дрэк!

— Я не о том, — махнула рукой Инна. — Это ж надо расписание переписывать, делать, чтобы совпадало…

— Ничего, перепишут, — припечатал Памфилов. — А че, толковый план, мне нравится. И училка будет классная. — Он зашагал к лестнице. — Ну что — в столовку?

По гулкому пустому коридору мы направились за ним. Было так тихо, что каждый невольно пытался ступить бесшумно. Полчаса — и тишина взорвется криком и топотом бегущих на перемену детей. Когда мы спустились на лестничный пролет, то услышали шаги идущих навстречу. Я остановился, только хотел скомандовать, чтобы остальные тормозили, и тут навстречу вырулил всклокоченный и красный дрэк в сопровождении двух неизвестных мужчин в пиджаках и женщины. Всем, кроме женщины, похожей на гестаповку, было больше пятидесяти.

«Комиссия», — промелькнуло в голове, но дать команду к отступлению я не успел: дрэк нас увидел. Замер, побледнел, резким движением ослабил галстук, словно тот его душил. Вот это подстава! Теперь его точно посадят на кукан и прощай, Геннадий Константинович, здравствуй, Людмила Кировна. От неожиданности случилось то, чего меньше всего хотелось: я впал в ступор, мысли разлетелись, осталось только «ай-я-яй!» и паника.

— Вы… вы что тут? — хрипнул дрэк.

— Здрасьте, — поприветствовали мы их вразнобой.

— Мы к вам идем! — пробормотал Памфилов. — Людмила Кировна Саню, — он кивнул на Карася, — избила. Сперва назвала этим… олигослоном.

— Олигофреном, — пришла на помощь Гаечка.

— Вот! А потом избила.

Карась выкатил глаза, и казалось, что они у него выпадут, как у напуганного мопса, и невольно приложил руку к красной щеке.

— А вы тут все чего? — косясь на плешивого сопровождающего, пробормотал дрэк.

— Мы за него вступились, так ведь нельзя! — воскликнул Рамиль. — Она нас всех и выгнала.

Дрэк закатил глаза. Если бы он знал, как все на самом деле, или если бы мы бросились врассыпную и не придумали оправдания, было бы гораздо хуже, а так, получается, Ден превентивно нейтрализовал его конкурентку. Интересно, сам понял, что сделал, или нет?

— А еще она меня дурой обозвала! — пожаловалась Желткова.

Члены комиссии переглянулись. Гестаповка вытянула в нитку и без того тонкие губы.

— Дети, возвращайтесь в класс, ты, Павел, — он указал на меня, — вызывай завуча…

Я покачал головой.

— Только вы найдете на нее управу. Пойдемте с нами, Геннадий Константинович! Пожалуйста.

Способность мыслить здраво быстро вернулась. Сейчас начнут разматывать клубок, и все вернется к стиху, следует сделать его помягче. Ну а, в принципе, за свои действия надо отвечать. Вот и ответим, порадуем родителей очередным вызовом в школу.

При виде комиссии, вваливающейся в кабинет, Джусиха аж позеленела. Как бы мы ни были виноваты, выгонять детей с урока она не имела права, это непедагогично. Оскорблять и тем более бить — вдвойне непедагогично.

— Что тут произошло, Людмила Кировна? — строгим голосом спросил дрэк. — Почему дети без присмотра ходят по школе?

На пару секунд повисло молчание. Баранова поняла, что это ее звездный час, встала и сказала:

— Они довели учительницу!

— Да! — кивнул Райко.

Ощутив поддержку, Джусиха воспрянула, дрэк же, наоборот, растерялся.

— Это она нас довела! — крикнула Желткова, и на ее губе повисла слюна. — Обзывалась!

Подавая другим пример, я сел на свое место. Когда все расселись, дрэк обратился к Людмиле Кировне:

— Проводите урок. — Он обвел взглядом класс и сказал: — После шестого урока не расходиться! Будем разбираться.

Когда за его спиной закрылась дверь, Людмила Кировна грузно опустилась на стул, рукой вытерла лоб и сказала:

— Учим на выбор любое стихотворение Лермонтова.

Мы уткнулись в учебники и молча просидели до конца урока. На перемене прибежала классная, наорала на нас и объявила седьмым уроком классный час. Интересно, что будет? Просто ор Еленочки, или дрэк решит заморочиться и станет разбираться, кто прав, а кто виноват?

На его месте я бы постарался устранить конкурентку, которая всеми силами пытается его утопить, а значит, стоит готовиться к настоящему допросу с очными ставками. Если, конечно, дрэк не дурак.

Я не ошибся. На классном часе присутствовали Людмила Кировна, директор, завуч, наша классная и 9 «Б» полным составом. Комиссия уже уехала. Надеюсь, мы не сильно подставили дрэка. Спикером от оппозиции выбрали меня, и потряхивало от предвкушения.

Первой заговорила Елена Ивановна, кивнув на Джусиху, с разнесчастнейшим видом сидящую за учительским столом.

— Вы что мне тут устроили? Ни недели не проходит, чтобы вы куда-нибудь не вляпались! Драка, поножовщина, теперь, вот, Людмилу Кировну чуть до инсульта не довели. Как вам не стыдно!

Все молчали. Но не виновато прятали глаза, а смотрели на классную, надеясь, что дадут высказаться. Я прокручивал в голове заранее приготовленный текст выступления. Как бы не оцепенеть в самый неподходящий момент.

Джусиха сделала несчастное лицо. Получилась морда обиженного бульдога.

Слово взял директор:

— Итак, что случилось?

— Саботаж, — пожаловалась Джусиха. — Отлично организованный саботаж!

— Это понятно. Но что послужило его причиной? Людмила Кировна?

— Причиной послужило неподобающее поведение практически всех учеников девятого «Б», — ответила она. — Которое началось с первых чисел сентября. Неизвестный сочинил оскорбительную эпиграмму, пустил по классу и сделал так, чтобы она попала ко мне.

— Вранье! — крикнул Карась, который был на нее особенно зол. — Вы сами ее отобрали!

Джусиха развела руками.

— Что и требовалось доказать. К тому же каждый раз ученики этого класса испытывали мое терпение, и сегодня, признаю, оно дало сбой.

— Вы меня ударили! — вскочил Карась. — Ни за что! Щека еще болит!

Директор, который сам грешил рукоприкладством, с осуждением покачал головой, но отчитывать учительницу в нашем присутствии было непедагогично.