— В президиуме — известные деятели…

Я ошибся, показали не митинг демократов, а полный зал того самого конгресса. То ли сторонники Ельцина еще не собрались, то ли их целенаправленно игнорировали, взращивая в людях негодование.

Все это жутко бесило, а значит, надо тормозить. Значит, манипуляторам удалось вовлечь меня в конфликт. У кормушки, по крайней мере сейчас, нет положительных лидеров, там сидят люди, одержимые властью и готовые на все, паразитирующие на желаниях и комплексах электората. Че Гевар выпиливают на начальном этапе или сперва используют, а потом убивают.

Возможно ли это остановить? Как это остановить? На ум приходило только одно — идея из фильма «Дивергент», где правящую элиту взращивали, с детства приучая жертвовать амбициями ради общего блага.

— Вечером на конференции лидеры конгресса заверили журналистов, что воссоздание СССР будет длительным, однако без репрессий. После чего в обновленном Союзе восторжествует истинное народовластие и советы. Председатель сегодняшнего собрания, писатель Тимур Пулатов, разъяснил, что конгресс народов СССР готов провозгласить себя постоянно действующим органом, и в перспективе он станет чем-то типа ныне действующего Совета Федерации.

— И где война? — спросила Наташка. — Вот эти дебилы пойдут на Ельцина?

— Ельцин за народ, — сказала мама прям лозунгом. — Он на метро ездит, слышала. Ходит сам рынки проверяет!

Вторая рука потянулась к лицу, и стало вдвойне обидно, что мои родичи оказались столь внушаемыми.

— Ладно. Давайте проанализируем то, что вам только что скормили, — не выдержал я. Отстаивать свою точку зрения было бесполезно. — И что вы почерпнули из этого новостного ролика.

— Что и правда может быть война! — встревоженно проговорила мама, Наташка кивнула.

— Не совсем. Это верх айсберга. Истинная цель — сделать так, чтобы вы выбрали сторону конфликта и, если понадобится, подохли ради тех, кто вами манипулирует.

Девочки выкатили на меня глаза, не понимая, куда я клоню.

— Вспомните, что вам говорили и показывали, и подумайте, зачем выбрали именно такие кадры. Беззубый сумасшедший дед, придурошные тетки, беснующиеся бабки, обещания выпороть и прочий бред.

— Ну да, — кивнула Наташка. — Отвратительно.

— Теперь вопрос: почему сказали именно то, что вы слышали, выбрали именно эти кадры? Неужели вы и правда подумали, что в той толпе не было нормальных людей с нормальными лозунгами? Почему не пустили в эфир речь Пулатова, который наверняка сказал что-то дельное?

Ни у Наташки, ни у мамы не нашлось, что ответить.

— Вы думаете, что выпуск новостей — это голые факты? Хрен там! Их главная задача — сформировать симпатии народа, демонизировать одних и обелить других. И я вас поздравляю, им это удалось.

— С хрена ли ты так решил? — уперлась Наташка. — Андрей много рассказывал про гэбистов, у него дед на каторге погиб!

— Жаль деда. Но причем тут это и то, что происходит сейчас? Из людей делают лохов, стравливают, чтобы во всей стране полыхнуло. Вы это понимаете? — Я постучал себя по лбу. — Поздравляю, вы сожрали блевотину, которую вам скормили. А скормили вам вот что, если вы еще не поняли: «Посмотрите на этих придурков, фу такими быть!»

— Да гонишь ты! — уперлась Наташка.

Хотелось рассказать им про сценарий, который развернется прямо по классике: толпа на толпу, неизвестные снайперы, которые прольют первую кровь и поставят жирную красную точку на возможности решить проблему мирно. То, что не вспыхнула гражданская война — чудо. Но я не стал этого делать. Хотелось думать, что я выше конфликта. Прошлый я был вовлечен настолько, что от бессилия даже написал травой на белой остановке «Ельцин — чмо» и продолжал борьбу за правое дело, оставляя агитационные надписи на партах и выцарапывая карикатуры.

Как можно все остановить и можно ли?

Кто-то как будто шепнул на ухо: «Они — манипулируют, а ты — внушай». И меня словно молнией поразило. Было только одно крошечное «но» — мой дар действует только на очень слабых людей. Или он станет сильнее, если больше практиковать?

— Согласен, принять правду сложно, неприятно и местами больно, потому нафиг она нужна, — улыбнулся я.

Прощай, несытая, но относительно спокойная жизнь! Все лето доллар держался в пределах тысячи, а теперь начнет скачки и остановится очень нескоро. Да и сама жизнь будет напоминать родео: кто не удержался, тот сдох.

— Ты за старых пердунов, что ли? — не унималась Наташка.

— Я за здравый смысл и пытаюсь донести, что раз ты «за кого-то» и на собственного брата готова кинуться, значит, тебя отъюзали.

— Чего⁈

— Поимели.

Наташка собралась что-то гневно ответить, но потом вдруг побледнела, лицо ее вытянулось, и она захлопнула рот, посмотрела на меня со страхом и молча ушла в свою комнату. Мама же задумалась, разглядывая свои пальцы.

А что, если попытаться ей сейчас внушить иную точку зрения?

Нет! Манипуляция сознанием близких — табу. Это только кажется, что все для их блага.

Я глянул на часы: было начало девятого. Безумно захотелось позвонить деду и попросить его отложить поездки в центр, если таковые запланированы. Как сложилась его судьба и когда он умер, я не знал. Знал только, что он советский человек, его могла зацепить пропаганда и погнать на площадь.

На базу я прибежал до девяти, наши как раз доигрывали, и за джойстиком был Илья, который дал добро на звонок. В квартиру меня отвел Ян. Родители Ильи смотрели телевизор, дверь в зал была закрыта. Очень хотелось поговорить о происходящем с людьми, способными проанализировать ситуацию, но я не стал тревожить Каретниковых.

По памяти набрал номер деда и сказал:

— Деда, привет. Я посмотрел телек, что там у вас в Москве?

Грянула длинная тирада, какой предатель Ельцин, дед вспомнил выступление президента перед Конгрессом США в июне прошлого года, посетовал, что народ сошел с ума. Понадеялся, что получится возродить Союз. До чего же наивно звучали его слова! Сколько в них было веры!

Ровно столько же, сколько в словах его оппонентов. Любая гражданская война это, по сути, война двух религий.

Я слушал его, и кулаки сжимались.

Твари, какие же твари! Что же вы делаете⁈

Когда наконец дед закончил, я сказал:

— Дед, пообещай мне одну вещь.

— Что? — Он сразу остыл.

— Я понимаю и разделяю твою злость. Но, пожалуйста, не ходи на площадь, что бы ни случилось. Ты нужен нам живым.

Выругавшись — впервые при мне — он повесил трубку. Я тяжело вздохнул, снова набрал его, чтобы, хрен с ним, рассказать про неизвестных снайперов, которые наверняка подключатся в кульминации конфликта, как это происходило во всех аналогичных заварухах, но дед, видимо, посчитал меня предателем и не отвечал.

Хорошо, что он Наташку не слышал, они разругались бы смертельно. Тоже мне, врага нашел. Только бы дела не дали ему переться в самое пекло! Нагрузить его дополнительно, что ли? Завтра поеду к Каналье, пусть составит список автомобильных деталей, которые точно пригодятся в ближайшее время — чтобы деду было, чем заняться.

Я с надеждой посмотрел на закрытую дверь, за которой находились родители Ильи. Как же хотелось поговорить с умными людьми, которые понимают, что происходит. Но из прошлой жизни я помнил, что умный — не гарантия того, что человек не подвержен манипуляциям.

Стало обидно за человечество, а потом вдруг — страшно. Вдруг идея, которую я считаю истинной, — на самом деле не моя, а подсажена в разум, как личинка в яйцо?

С друзьями я решил на эту тему не разговаривать, чтобы не ангажировать их и не сеять раздор.

Когда вернулся домой уже с Борисом, каждый занимался своим делом: Наташка читала, мама намывала комбайн. Вот и хорошо, пусть живут своей жизнью, а не чужой, это у меня выбора нет.

Утром я больше всего боялся, что наши следят за новостями, начнется срач и все перессорятся, но, слава богу, друзей политика не интересовала. Хотя я слышал от московских приятелей, что у них в классах разгорались нешуточные ссоры, мы — не Москва.