Когда мы всей компанией, включая Кабанова, пришли к кабинету географии, нас встретила напряженная тишина, как будто одноклассники нам перемывали косточки, а мы явились, прервав обсуждение. Памфилов прибился к Райко, который его радостно принял. Картина маслом «Возвращение блудного вассала». Денчик сразу же отвернулся и сделал вид, что нас нет.

Интересно, что он наговорил про бойцовский клуб? И как объяснил факт собственного изгнания? Он даже потренироваться с нами не успел. Скорее всего, сказал, у нас там авторитарная секта, и он сам ушел.

— Есть скатать? — спикировал к нам Чума, выхватил протянутую Чабановым тетрадь и примостился на подоконнике, высунув язык.

К нему пристроились Плям и Барик, Карася они прогнали, и он обратился ко мне:

— Мартынов, дай скатать алгебру, будь человеком!

— Ты чего не подготовился? — строгим тоном отчитал его я.

— Не смог. Нифига не вдуплил.

Сжалившись, я отдал тетрадь. Желткова попыталась вместе с ним припасть к сосцу знаний, но Карась ее отпихнул. Заславский паразитировал на Барановой, списывал у нее. В принципе, сейчас география, и есть еще урок, чтобы скатать.

Боковым зрением я следил з Памфиловым, который вместо того, чтобы встречать любимую учительницу, вился вокруг Подберезной и Лихолетовой. Инна же с интересом поглядывала на меня, в то время как Райка — сверлила взглядом.

В коридоре появилась Карина Георгиевна в сопровождении Минаева, которому больше никто не мешал оказывать ей знаки внимания.

День прошел спокойно. Баранова и Райко не пытались подкалывать никого из наших, и Памфилов не юморил. Чума не беспредельничал, чуть поогрызался физюле, но в конфликт это не переросло.

А перед последней физкультурой возле стенда, где красовались Борины работы, нас с Ильей перехватила Подберезная. Подплыла лебедем, проговорила томным голосом, облизнув губы:

— Павел. Я знаю, что вы проголосовали против того, чтобы мы с Раей к вам приходили.

— Денис рассказал? — спросил я, глядя на оцепеневшего Илью.

— Неважно, — улыбнулась она. — Я понимаю, что сама виновата и так не делают.

— Так — это как? — уточнил я — надо было убедиться, что она осознала.

— Играла в приставку без очереди, и все обиделись. Я поняла и хочу извиниться. И попроситься к вам! С вами так круто! Это как мафия! Я тоже хочу. Вы такие крутые!

Тщеславие материализовало корону и водрузило мне на голову. Мы — крутые! Но я скрипнул зубами и сбросил корону, вспомнив про любимый грех.

Глаза Ильи загорелись. Я знал, о чем он сейчас думает: «Вот! Она все понимает и больше так не будет! Нужно дать ей еще один шанс, ты же обещал!»

Обещал. Потому что не ожидал, что она прибежит извиняться. Думал — насмерть разобидится. А теперь придется принимать ее, чего уж. Первым порывом было передать право решать Илье, но я счел нужным Инну немного напугать.

— Да, у нас закрытый клуб. Мы занимаемся единоборствами, учим уроки. И, чтобы стать частью коллектива, нужно доказать свою лояльность.

Инна аж подпрыгнула от возбуждения и воскликнула:

— Что мне надо сделать?

— Тянуть физнагрузку, делать уроки, ни с кем не ссориться, не выносить сор из избы. Играем мы, поверь, очень мало. И поначалу ты играть не будешь.

Интересно, насколько она искренна? Ей и правда хочется стать частью большего, или — примазаться к крутым ребятам? Посмотрим, сам пообещал Илье взять ее, если она попросится, а девушка даже нашла в себе силы извиниться. Вдруг и правда ее судьба изменится?

— Значит, мне можно приходить? — Она виновато посмотрела на Лихолетову, спускающуюся по лестнице, и вздохнула. — Раю вы все равно ж не возьмете? Неудобно перед ней… Можно я и за нее попрошу?

Этот ее порыв немного меня успокоил: не только о себе печется, но и о подруге думает, что вселяет надежду: Инна — не законченная эгоистка.

Рая Лихолетова остановилась в стороне, как бедная родственница. Я сказал:

— У нас не авторитарное сообщество. Прежде, чем принять решение по тебе и Рае, нам нужно посоветоваться с остальными членами команды.

К Лихолетовой подошел Памфилов, потянул за руку, что-то зашептал на ухо, стреляя в нашу сторону глазами. Похоже, правило «не говорить о бойцовском клубе» больше не работает, Денчик по всей школе разнес, и Райко с Барановой растрепал. Но, может, это и к лучшему: черный пиар — тоже пиар. Пусть думают, что мы мафия, и боятся.

А вот Денчика надо сразу загасить, чтобы не гадил.

— Давайте пойдем переодеваться, а то не успеем! — радостно предложил Илья.

Он был не просто счастлив, он парил! А всего-то следовало с самого начала по-взрослому со всеми поговорить и внести ясность. Чувствую, скоро люди к нам потянутся, и нужно сочинить устав сообщества, чтобы кандидаты читали, расписывались и чувствовали ответственность за свои поступки.

На физре мы отрывались — тело соскучилось по физнагрузке, ведь тренировки в выходные не получилось. Физрук восхищенно смотрел на мою команду, которая негласно соревновалась с Чумой, а точнее с Бариком. Но теперь не чувствовалось враждебности с их стороны, это была здоровая конкуренция, а яд гопники обратили против Райко: кукарекали, пинали его. Он огрызался, но неубедительно. И примкнувший к нему Заславский думал, правильную ли он сторону принял.

В раздевалке, когда мы остались тесной мужской компанией, я прилюдно обратился к Памфилову:

— Ден, к тебе есть серьезный разговор.

Все притихли, в том числе наши, навострили уши. Чума и Барик так прям стойку сделали, почуяв кровь, зашептались.

— Кажись, Ден, тебе хана, — резюмировал Чума.

Видно было, что Памфилов трусит, но он всеми силами старался этого не выдавать.

— Чего тебе? Какие-то предъявы? Так валяй!

— Хах, ссыкунишка! — потер ладони Плям.

Распахнулась дверь, и в пропахшую потом раздевалку ворвались шестиклассники, оторопели и прижались к стенке.

— Пошли вон отсюда, — рыкнул Чума. — Не видите: братва проблемы решает.

— А че это мы… — огрызнулся коротко стриженный рыжий пацан и получил подзатыльник от Барика.

— Барик, харэ! — крикнул я. — Тоже мне герой, мелкого пинать. Идем на улицу, а то что-то мы задержались.

Памфилов встал, затравленно оглядываясь. Чума похлопал его по спине.

— Не знаю, брат, в чем накосячил, но, похоже, тебе хана.

Из раздевалки мы высыпали толпой, только Райко ушел раньше. Даже Карасю хотелось посмотреть, как будут бить Денчика. Пришлось их разочаровать, и я сказал:

— Знаете, какая драка самая лучшая?

— Стенка на стенку! — блеснул глазами Барик.

— Кунг-фу, — предположил Плям.

— Та, которую удалось избежать. Ден, серьезно, у меня к тебе просто разговор. — Я окинул взглядом остальных. — Расходитесь, кина не будет, электричество кончилось.

Одноклассники, кроме Денчика, нехотя поплелись в галерею, но я кое-что вспомнил:

— Хотя нет. Есть еще одна просьба.

Все обернулись. Я спросил:

— Вы хотите, чтобы директором стала Джусь?

— С хера ли? — возмущенно выдохнул Чума.

— Дрэка хотят сместить и ищут повод, — намекнул я.

— Так ему и надо, — сказал Карась и получил подзатыльник от Чумы, но не стал терпеть, отбил его руку и набычился, готовый давать отпор.

— Хлебало завали, тупень! Джусь хуже, — вызверился на него Чума

— Не устраивайте мочилово на территории школы, не давайте Джусихе шанс, — объяснил я. — Поняли?

Согласились даже гопники, потому что Джусь никто не любил, вот уж человек-понедельник!

— Я на улице подожду, — сказал Илья и направился по галерее, соединяющей спортзал и столовую с учебным корпусом, к выходу.

— Мы недолго, — уверил его я и кивнул на стойку с булочками. — Идем решать проблему, как цивилизованные люди, за едой.

Я взял себе компот и кекс, Ден наскреб мелочь на чай, он был самым дешевым, и поставил стакан на столик, что окружал колонну — чтобы не выдать дрожь в руках. Мы пару секунд помолчали, отхлебнули из своих стаканов, и я сказал: