— Ладно. Но как ты собираешься ее искать?
— Найду ученого, который о ней знает.
— Что, первого попавшегося?
— Нет. Мне нужен специалист по экспериментальной теологии, — ответила она. — В нашем Оксфорде этим занимались как раз они. Значит, в вашем Оксфорде должно быть то же самое. Сначала отправлюсь в Иордан-колледж, потому что в нем самые лучшие ученые.
— Никогда не слыхал про экспериментальную теологию, — сказал Уилл.
— Они знают все про элементарные частицы и фундаментальные силы, — пояснила она. — И про антаромагнетизм и всякое такое. В общем, про атомы.
— Какой-какой магнетизм?
— Антаромагнетизм. От слова антарный. Вон те лампы, — пояснила она, указывая на декоративный уличный фонарь, — они антарные.
— У нас их называют электрическими.
— Электрические… похоже на электрум. Это такой полудрагоценный камень, он получается из древесной смолы. Там еще иногда бывают мухи.
— Ты имеешь в виду янтарь, — догадался он, и они оба, хором, сказали: — Антар…
И каждый из них увидел на лице другого свое собственное выражение. Потом Уилл еще много раз вспоминал этот миг.
— Ну да, электромагнетизм, — продолжал он, отведя взгляд. — Наверное, ваша экспериментальная теология — это то же самое, что наша физика. Выходит, тебе нужны физики, а не теологи.
— Может, ты и прав, — осторожно сказала она. — Но все равно я их найду.
Стояло погожее утро, на гладкой воде гавани мирно сверкало солнце, и каждый из них мог бы задать следующий вопрос, потому что оба умирали от любопытства; но вдруг они услышали голос с набережной — с той стороны, в которой находилось казино и окружающие его сады.
Оба, вздрогнув от неожиданности, повернулись туда. Голос был детский, но они никого не видели.
— Напомни еще раз, давно ты здесь? — тихо спросил Уилл.
— Дня три или четыре — сбилась со счета. И ни разу никого не встретила. Тут никого нет. Я почти все обыскала.
Но было уже ясно, что она ошибается. За поворотом показались двое детей — девочка Лириного возраста и мальчик помладше. Они спустились на набережную по одной из поперечных улочек — оба рыжеволосые, с корзинками в руках. До них было еще около сотни метров, когда они увидели за столиком кафе Уилла и Лиру.
Пантелеймон превратился из щегла в мышонка и, пробежав по руке Лиры, спрятался в кармане ее рубашки. Он заметил, что эти новые дети такие же, как Уилл: у обоих не было видимого деймона.
Неторопливо, словно прогуливаясь, дети подошли и уселись за соседний столик.
— Вы из Чи-гацце? — спросила девочка.
Уилл покачал головой.
— Из Сант-Элиа?
— Нет, — сказала Лира. — Мы из другого места.
Девочка кивнула. Этот ответ ее устроил.
— Что происходит? — спросил Уилл. — Куда подевались все взрослые?
Глаза девочки сузились.
— Разве в ваш город Призраки не приходили? — спросила она.
— Нет, — сказал Уилл. — Мы сами только что здесь появились. И ничего не знаем о Призраках. Как называется этот город?
— Чи-гацце, — настороженно ответила девочка. — Вообще-то, Читтагацце.
— Читтагацце, — повторила Лира. — Чи-гацце. А почему взрослые отсюда ушли?
— Из-за Призраков, — с усталым презрением сказала девочка. — Тебя как зовут?
— Лира. А его Уилл. А вас?
— Меня Анжелика. А брата — Паоло.
— Откуда вы пришли?
— С холмов. Тут был густой туман и буря, все испугались и сбежали в холмы. Потом туман рассеялся, взрослые посмотрели в подзорную трубу и увидели, что в городе куча Призраков. Поэтому им нельзя возвращаться. Но нам, детям, Призраки ничего не сделают. За нами придут еще дети, просто мы первые.
— Мы и Туллио, — гордо сказал маленький Паоло.
— Кто это, Туллио?
Анжелика рассердилась: очевидно, Паоло не должен был называть это имя, но теперь тайна вышла наружу.
— Наш старший брат, — сказала она. — Его с нами нет. Он прячется — ждет, пока можно будет… В общем, прячется.
— Он хочет достать… — начал было Паоло, но Анжелика дала ему затрещину, и он тут же замолчал, крепко сжав дрожащие губы.
— Что вы сказали насчет города? — спросил Уилл. — В нем куча Призраков?
— Да, в Чи-гацце, в Сант-Элиа — во всех городах. Призраки идут туда, где есть люди. Сами-то вы откуда?
— Из Уинчестера, — сказал Уилл.
— Никогда про такой не слышала. Там что, нет Призраков?
— Нет. Я и здесь ни одного не вижу.
— Конечно! — насмешливо воскликнула она. — Ты же не взрослый! Мы сможем их увидеть, только когда вырастем.
— А я не боюсь Призраков, понял? — сказал малыш, гордо выпятив грязный подбородок. — Убью гадов.
— Значит, взрослые совсем не собираются возвращаться? — сказала Лира.
— Да нет, вернутся через несколько дней. Когда Призраки уйдут куда-нибудь еще. Нам нравится, когда приходят Призраки: можно бегать по всему городу, залезать куда хочешь, и никто ничего не скажет.
— Но почему взрослые боятся Призраков? Что они могут им сделать? — спросил Уилл.
— Ну… если Призрак поймает взрослого, на это страшно смотреть. Он высасывает из него жизнь прямо на месте, поняли? Я не хочу стать взрослой, нет уж, спасибо. Сначала они замечают, что с ними делается, и пугаются, кричат и кричат, а после смотрят куда-то далеко, как будто ничего не происходит, но это неправда. Уже слишком поздно. И никто к ним не приближается, они сами по себе. Потом они бледнеют и перестают двигаться. Они еще живые, но внутри у них как будто все съедено. Смотришь им в глаза и видишь стенку затылка. Там пусто, понятно?
Девочка повернулась к брату и вытерла ему нос рукавом его же рубашки.
— Мы с Паоло пойдем искать мороженое, — сказала она. — Хотите, пошли с нами.
— Нет, — ответил Уилл. — Нам надо кое-что сделать.
— Ну, тогда пока, — сказала она, а Паоло воскликнул:
— Убей Призрака!
— Пока, — сказала Лира.
Как только Анжелика с малышом исчезли, Пантелеймон вылез из Лириного кармана. Шерсть на его мышиной головке была взъерошена, глазки сверкали.
— Они не знают об окне, которое ты нашел, — обратился он к Уиллу.
Уилл впервые услышал голос деймона, и это поразило его едва ли не больше всего, что случилось с ним до сих пор. Лира рассмеялась при виде его изумления.
— Он… он сказал… разве деймоны говорят? — пробормотал мальчик.
— Конечно! А ты думал, он что — вроде домашней зверюшки?
Уилл потер ладонью лоб и сморгнул. Потом покачал головой.
— Да, — сказал он Пантелеймону. — Наверно, ты прав. Они про него не знают.
— Поэтому нам надо пользоваться им осторожней, — заметил деймон.
Разговаривать с мышонком казалось Уиллу странным только в первые мгновения. Потом это стало так же естественно, как говорить в телефонную трубку, потому что на самом деле он говорил с Лирой. Но мышонок существовал отдельно: в его выражении было что-то от Лиры, но было и что-то свое. Вокруг одновременно происходило столько удивительных вещей, что у Уилла голова пошла кругом. Он попытался собраться с мыслями.
— Прежде чем идти в наш Оксфорд, тебе надо найти, во что переодеться, — сказал он Лире.
— Это еще зачем? — мрачно спросила она.
— Потому что в моем мире ты не сможешь обратиться к людям в таком виде: они тебя и близко не подпустят. Ты должна выглядеть так, будто живешь там. Тебе нужна маскировка. Уж я-то знаю, поверь мне: я притворяюсь не первый год. Ты лучше слушайся меня, иначе тебя поймают, а если они пронюхают, откуда ты, и про окно, и про все остальное… Понимаешь, этот мир — отличное убежище. Дело в том, что я… Мне надо кое от кого спрятаться. А о таком удобном месте, как этот мир, я и мечтать не мог, и мне не хочется, чтобы его обнаружили. Поэтому я не хочу, чтобы по твоему виду кто-нибудь догадался, что ты чужая. У меня в Оксфорде есть свои дела, и если ты меня выдашь, я тебя убью.
Она сглотнула. Алетиометр никогда не лжет: этот мальчик действительно убийца, а если он убивал прежде, ему ничего не стоит убить и ее. Она кивнула с неподдельной серьезностью.