— Не может быть… — Граф был поражен. — Но ведь вы…

— Я, конечно, сумел выбраться наружу. Но дело не в этом. Граф, опасность очень близка, может быть, рядом с нами, в самом дворце. Я не доверяю этому человеку ни на грош. Нельзя ли выставить его отсюда?

Граф беспомощно развел руками:

— Пост гофмейстера наследственный. С Геделем ничего нельзя поделать. Но я думаю, можно ввести параллельную систему управления… Такие вещи требуют тонкого подхода. Позвольте мне подумать об этом.

Джим хотел что-то ответить, но в этот момент раздался стук в дверь. Барон фон Гедель вошел — бледный, но по-прежнему самоуверенный.

— Ее величество назначило меня своим личным секретарем, — выпалил граф. (Это была откровенная ложь, но Гедель не мог этого подозревать.) — Впредь до ее следующих распоряжений порядок во дворце не меняется. Мистер Тейлор будет моим особым представителем, прошу оказывать ему всяческую помощь. Вы поняли? Никоим образом ни в чем ему не препятствовать. Какие распоряжения были сделаны по сегодняшнему приему?

Гедель напряженно сглотнул и доложил:

— Все в порядке, граф Тальгау. Ввиду трагических обстоятельств я распорядился, чтобы оркестр Орлиной гвардии не играл во время приема. Ее величество будет принимать гостей в Большом зале. Я полагаю, что гости примут во внимание ситуацию и, засвидетельствовав свое уважение, вскоре удалятся.

— Проследите за этим. Как только прием окончится, ее величество будет совещаться со мной и мистером Тейлором в своем кабинете. Будьте готовы выполнять любые распоряжения, какие могут последовать.

— Разумеется, граф.

Гофмейстер щелкнул каблуками, вежливо поклонился и вышел.

— Вы думаете, он будет подчиняться? — спросил Джим.

— На первых порах несомненно. Стараясь при этом понять, откуда ветер дует… Черт возьми, сейчас самое опасное время. Думаю, в нашем распоряжении не больше недели. За это время мы должны установить твердый контроль над правительством и над страной. Если не управимся к следующему понедельнику, все зашатается и рухнет. А пока, Тейлор, идите и переоденьтесь. Чем скорее, тем лучше.

Через несколько минут, уже при полном параде, Джим присоединился к гостям, ожидающим в Большом зале. Там собрались представители всех слоев рацкавийского общества: практически вся аристократия, мэры городов, сенаторы, спикер Верхней палаты парламента, государственные советники, видные юристы, банкиры, церковные деятели, профессора… даже один поэт и, кажется, актер. Настроение у всех было подавленное, торжественно-сдержанное, но всем до единого не терпелось взглянуть на новую королеву.

Прошло не больше пятнадцати минут, как раздались звуки труб и по парадной лестнице к гостям сошла Аделаида. Она была в изящном траурном платье; слева от нее держалась графиня, справа, ступенькой позади, Бекки (Джиму удалось поймать ее взгляд и подмигнуть).

По предварительному плану они с королем должны были спуститься вниз и приветствовать подходящих к ним гостей по очереди, согласно протоколу. Вместо этого Аделаида остановилась, не дойдя одной или двух ступенек до подножия лестницы, так, чтобы всем было ее хорошо видно, и произнесла на своем неуверенном, но ясном немецком языке:

— Добро пожаловать во дворец. Мой дорогой супруг желал бы, чтобы я приветствовала каждого из вас лично, и я это исполню, но сначала разрешите мне сказать несколько слов, обращаясь ко всем вместе. Когда мой муж был принцем, я поклялась перед Богом быть хорошей принцессой. Когда он стал королем, я поклялась чтить его и преданно ему служить. Теперь, когда на меня легли бремя и великая честь править страной, я перед всеми вами клянусь служить Рацкавии верно и до последних сил. Пусть ни у кого не останется сомнения: у Рацкавии есть королева, и эта королева будет защищать и любить свою страну до тех пор, пока она дышит. Да здравствует Красный Орел! Да здравствует Рацкавия!

И тогда они все признали ее — признали своей.

В тот же вечер, когда волнение дня немного улеглось, Джим отправился разыскивать Карла фон Гайсберга. Было несколько вещей, которые его очень беспокоили, и он решил посоветоваться с Карлом.

Он нашел его в кафе «Флорестан» сидящим за столиком с несколькими приятелями. Они встретили Джима с любопытством: что же произошло во дворце? Джим ответил на их вопросы, а потом сказал:

— Насколько я знаю, полиция пока никого не нашла. И, честно говоря, я не верю, что найдет. Уверен только, что Шварцберг тут ни при чем, это не его стиль.

— Что же тогда он делал на скале? — спросил Густав. — Мне показалось, он собирался сбить королеву с ног и вырвать у нее флаг.

— Я думаю, он просто хотел к ней присмотреться. У него даже не было намерения ее напугать. Давайте попробуем разобраться с тем, что произошло сегодня утром. Насколько близко к королю вы стояли, когда он начал спускаться по ступеням?

Карл отвечал без промедления:

— Я был у подножия лестницы, Антон, кажется, подальше к мосту… Я все ясно видел.

— Что же ты видел?

— Ну… сначала я услышал выстрел, потом увидел, как он упал.

— В какую сторону он упал?

— Назад. Или… погодите-ка… Нет! — воскликнул Карл. — Сперва он повернулся влево… правильно?

— Упал-то он назад, — подтвердил Антон. — Но сначала, я помню, он повернулся влево.

— И я так помню, — согласился Джим. — Пуля ударила его в грудь в тот момент, когда он поворачивался, и опрокинула его навзничь. Иначе Аде… иначе ее величеству не удалось бы подхватить падающий флаг.

— Клянусь честью, так оно и было! — воскликнул Густав. — Королева стояла рядом… он падал в ее сторону.

— Итак, — резюмировал Джим, — что это нам дает? Можем ли угадать, откуда прилетела пуля?

Все задумались. Потом Карл решительно подвинул к себе помятый листок меню и вытащил карандаш. На этом листке он набросал приблизительный план площади, обозначив на нем ступеньки собора и пометив крестиком то место, где упал Рудольф.

— Как сильно он повернулся? Он стоял, кажется, на четвертой ступеньке?

— Нет, выше! — уверенно сказал Антон. — Я был на другой стороне площади, но ясно видел всю его фигуру. Думаю, он находился на десятой примерно ступеньке снизу. И повернулся он не полностью, а вполоборота.

— На сорок пять градусов, скажем так? — уточнил Карл.

— Нет, немного больше. Примерно вот так.

Густав взял карандаш и наметил примерный угол. Джим удовлетворенно кивнул.

— Я стоял сбоку, — сказал он. — Ее величество была точно между мной и королем, и я помню, что флаг стал падать в мою сторону. Думаю, что этот угол правильный. Продолжим эту линию и посмотрим, куда она ведет.

Карл так и сделал.

— Что там такое? — спросил Густав. Карл пожал плечами:

— Кажется, доходный дом. Точно не помню.

— Кажется, в нем живет мой дядя, — неуверенно произнес Антон. — По крайней мере, в одном из домов с этой стороны.

— Так чего же мы ждем? Встанем и нанесем ему визит, — решил Джим.

Дядя Антона, процветающий зубной врач по фамилии Вайль, был обрадован приходом племянника с друзьями. Как и все их соседи, они с женой стояли на балконе, завешанном флагами, когда прогремел выстрел, и в ужасе смотрели, как прямо перед ними падает их убитый король.

— Выстрел был очень громкий, помнишь, Матильда? Мне показалось, что он донесся откуда-то сверху.

Их квартира была на третьем этаже. Фрау Матильда не могла ни подтвердить, ни опровергнуть слова мужа.

— Не знаю… Это было так неожиданно… Казалось, что громыхнуло со всех сторон сразу. Как гром! — сказала она. — А кстати, кто у нас живет наверху? Мадам Черны слишком стара, ей восемьдесят девять лет — представьте себе! — вряд ли она будет в кого-нибудь стрелять. А герра Эггера в тот день вообще не было дома.

— Кто этот герр Эггер? — поинтересовался Джим.

— Коммерсант. Он торгует сигарами. На Рождество всегда угощает меня прекрасной «Гаваной». Я ему предлагаю в обмен вытащить какой-нибудь зуб бесплатно, но он всегда отказывается: «Нет-нет, для христианина приятнее давать, чем получать». Я точно знаю, что его не было в то утро, потому что я его встретил вчера вечером в баре отеля «Европа», и он рассказал мне, что сдал свою квартиру на этот день двум журналистам.