— А если он невиновен? Если обвинение сфабриковано и его хотят выслать по политическим мотивам?
— Суд здесь не может решать, виновен он или нет; этим должен заниматься венгерский суд. Но если станет очевидно, что обвинение политическое, экстрадиция будет неправомерной.
— Вы хотите сказать…
— Ее не применят. В таком случае его не имеют права высылать из страны.
Салли почувствовала огромное облегчение. Она откинулась на спинку и прикрыла глаза, осознавая, как же нервничала все это время. Когда она вновь посмотрела на мистера Вентворта, то увидела, что адвокат спокойно наблюдает за ней.
— Хорошенько подумайте, прежде чем что-либо говорить мне, — предупредил он. — Помните, что я сам обязан подчиняться законам.
Салли пристально оглядела адвоката. Она заметила, что у него истрепанные манжеты и грязный воротник, но глаза его — ясные и спокойные — излучали уверенность, которую Салли всегда ощущала рядом с людьми, знающими свое дело.
Она вздохнула и рассказала все, что знает о Голдберге. Он молчал, лишь изредка переспрашивал о чем-либо и записывал все карандашом в видавшем виды блокноте.
Когда рассказ был закончен, мистер Вентворт резко захлопнул блокнот и взглянул на Салли, его лицо, похожее на лицо гнома, было серьезным.
— А другое дело, ваше? Вы уверены, что не хотите ничего предпринять?
— Я… Мне сначала нужно кое-что выяснить. Думаю, я знаю, кто стоит за всем. Но если начать дергаться сейчас, можно его спугнуть, тогда он найдет другой способ разделаться со мной.
Адвокат скептически смерил взглядом свою собеседницу. Салли продолжала:
— Это человек, который обманывает и эксплуатирует иммигрантов. И… И вовлекает девушек в проституцию. Я познакомилась с мистером Голдбергом, потому что он как раз расследует это дело.
— Хм… — Адвокат на секунду задумался. — Я повторю то, что сказал мисс Хэддоу: я не могу помочь вам, пока вы скрываетесь от полиции. Если быть откровенным, должен сообщить: полиции выдан ордер на ваш арест за похищение ребенка, и, если я не донесу на вас, меня могут привлечь к ответственности как соучастника. Я не донесу, хотя должен. Хорошо, вы знаете, где находится мой офис. Вот моя визитная карточка, если понадобится разыскать меня дома. Я пока полистаю свои книги и изучу законы, касающиеся экстрадиции. Если что-нибудь случится, скажем, если Голдберга арестуют, свяжитесь со мной, и мы предъявим иск, сославшись на Habeas corpus. [78]
— При чем здесь habeas corpus?
— Закон обязывает доставлять задержанного в суд для рассмотрения вопроса о законности его ареста. Если суд решит, что оснований для этого было недостаточно, его отпустят. В нашем случае это поможет затянуть процесс и выиграть время, чтобы установить политическую подоплеку дела.
Он встал и торжественно пожал руку Харриет.
— Кстати, как я уже говорил, — обратился он к Салли, — сегодня на улицах что-то слишком много полиции. Вот и все.
Адвокат пожал ей руку, кивнул и вышел так же стремительно, как и вошел. Салли вдруг подумала, что он ни разу не обмолвился о том, каким трудным будет это дело и как ему неловко за него браться, и о том, что она причиняет ему кучу неудобств. Он был полной противоположностью беспомощному мистеру Эдкоку.
Помня о его предупреждении, она выскользнула из церкви через боковой выход и осмотрелась по сторонам, прежде чем свернуть налево на Лайм-стрит и отправиться в сторону Спайталфилдс.
В миссии Салли ждала работа. Принесли большой ворох старой одежды, и Анжела Тернер хотела, чтобы кто-нибудь рассортировал ее и выбрал вещи, которые еще можно носить. Пока Харриет сосредоточенно играла рядом, Салли занималась разбором этих тряпок, думая о мистере Вентворте, экстрадиции и habeas corpus, но главным образом кое о чем другом.
Пообедав хлебом и сыром, помыв затем тарелки за тремя-четырьмя женщинами и детьми, которые трапезничали с ними, Салли отвела Харриет в комнату поспать. Когда девочка уже лежала в постели, она села рядом с ней и погладила по голове.
— Хэтти?
— М-м?
— Ты очень хорошая девочка. А ты будешь смелой девочкой?
Харриет молча смотрела на нее, держа большой палец одной руки во рту, а другую руку приложив к уху, — она обычно спала в такой позе. Салли опустилась на колени, положила голову рядом с головкой дочки и зашептала:
— Когда мама была маленькой девочкой, как Харриет, папа водил ее в лес высоко в горах, мы жили в палатке, готовили еду на костре и пили воду из ручья. Нам приходилось быть очень смелыми — в лесу водились тигры, змеи и дикие обезьяны. Но даже когда мама не видела своего папу, она знала, что он где-то рядом, и ей не было страшно. Хэтти, радость моя, ты будешь такой же смелой? Потому что маме придется ненадолго отлучиться. Но мы отведем тебя к другу, который за тобой присмотрит. Мамы не будет рядом, но она все равно будет близко. А после этого скоро мы поедем домой…
Харриет уснула. Голос Салли дрогнул. Она нежно убрала волосы с лица дочери и смотрела на нее около минуты, пораженная сосредоточенностью ее личика. Даже во сне сосредоточенность была очень свойственна Харриет. Салли хотела бы разглядеть в ней черты своего отца, но их не было, потому что он вовсе не был настоящим отцом Салли, как она узнала лишь после его смерти. Все, что останется Харриет от него, — воспоминания Салли. И фирма, которую она основала на оставленные им деньги.
Однажды… Когда? Может быть, скоро.
Салли тихо поднялась, написала две записки — Анжеле Тернер и мисс Роббинс, и ушла в ванную.
— Салли, что ты сделала? Dein shones Haar… [79]
— Решила изменить внешность. Но просто подстричься недостаточно — цвет тоже надо изменить. Ты мне не поможешь?
Ребекка повернулась к миссис Катц и ее дочери Лее, державшей за руку Харриет, и они быстро заговорили по-немецки. Салли расслышала слова «Mit Henna farben » [80], миссис Катц закивала головой и вышла.
— Хна? Я не знаю этого слова. — Ребекка снова обратилась к Салли: — Миссис Катц покрасит твои волосы в рыжий цвет. Темно-рыжий. Да, мы можем тебе помочь. Но зачем? Зачем тебе все это?
Увидев, что Харриет увлеклась игрой с маленькой деревянной собачкой, Салли заговорила вполголоса:
— Твой рассказ навел меня на мысль. У меня появилась идея, только надо хорошенько замаскироваться. И оставить Харриет в надежном месте. На миссию я надеяться не могу — там все слишком заняты, некому будет за ней приглядывать. Но я подумала, может, вы за ней присмотрите… Миссис Катц и Лея так добры… Я не люблю просить об одолжении, но больше мне в голову ничего не приходит.
Первый раз в жизни Салли попросила кого-то об услуге, не имея возможности заплатить за нее. Она чувствовала себя голой, и не только из-за коротко остриженной головы. Ребекка взглянула на Лею, и та, маленькая и живая девушка, похожая на птичку, тут же кивнула.
— Конечно, — сказала она. — Конечно, мы поможем. Но что вы собираетесь делать?
Салли содрогнулась. Каждый раз, когда она думала об этом, ей становилось дурно, но она уже приняла решение и не пойдет на попятную.
— Я собираюсь проникнуть в дом Цадика. Хочу сама увидеть его. Если я могу что-либо сделать, чтобы остановить его, то я это сделаю. Но нужно выглядеть по-другому. Он знает меня в лицо, а если нет, то знает Пэрриш — они не будут ждать кого-то с темными волосами. Они вообще никого не будут ждать. Так что… Вот это я и собираюсь сделать.
Девушки молча смотрели на Салли. Ей даже показалось, что они ничего не поняли, но Лея хорошо говорила по-английски, к тому же Салли сама пыталась переводить по ходу того, как говорила. Нет, они все прекрасно поняли.
— Но как? — спросила Лея.
— Пока не знаю. Как-нибудь. Это может занять какое-то время, поэтому…
Она взглянула на Харриет, которая не замечала ничего вокруг, кроме деревянной собачки. Ребекка нагнулась, подняла девочку и посадила к себе на колени.
