Все это явно означало, что он привык врываться сюда без приглашения, что хозяйка ему друг и что он предполагал застать ее одну.

– Прости, Элис. Зайду попозже, – сказал он.

– Не валяй дурака, Мал. Садись.

Их деймоны (ее – пес и его – кошка) уже терлись носами с большим дружелюбием и приязнью. Пан сердито смотрел на них, его шерсть под рукой Лиры потрескивала от антарного разряда.

– Нет, – отказался доктор Полстед. – Дело терпит, я зайду позже.

Очевидно, присутствие Лиры смущало профессора, а его деймон, что было удивительно, пристально смотрел на Пана, который по-прежнему сидел у Лиры на коленях и дрожал всем телом. Потом доктор Полстед повернулся и вышел, едва вписавшись своей огромной фигурой в дверной проем. Его деймон выскользнул следом. Дверь за ними закрылась, и Лира почти сразу почувствовала, как антарный заряд утекает из Пана, словно вода из раковины.

– Пан, что случилось? – прошептала она. – Что с тобой такое?

– Потом скажу, – пробормотал он.

– Элис? Мал? – Лира повернулась к миссис Лонсдейл. – Что это значит?

– Не твоего ума дело.

Никогда раньше Лире не случалось видеть миссис Лонсдейл растерянной – она бы даже не поверила, что такое вообще возможно. Между тем домоправительница даже покраснела и, отвернувшись, принялась поправлять огонь в камине.

– Я даже не знала, что вас зовут Элис, – сказала Лира.

– Если бы ты спросила, я бы тебе сказала.

– И Мал… я не догадывалась, что он Мал. Начальная буква «М», да, но я думала… он какой-нибудь Мафусаил.

К миссис Лонсдейл вернулось самообладание. Она откинулась на спинку кресла и сложила руки на коленях.

– Малкольм Полстед, – твердо сказала она, – самый храбрый и достойный человек в целом свете, девочка. Если бы не он, тебя бы сейчас в живых не было.

– Что вы такое говорите? – оторопела Лира.

– А ведь я ему столько раз говорила, что нужно тебе все рассказать. Но все было как-то не ко времени.

– Рассказать о чем?!

– О том, что случилось, когда ты была еще совсем маленькой.

– Да о чем же?

– Сначала я должна поговорить с ним.

– Если это обо мне, я имею право знать, – нахмурилась Лира.

– Совершенно с тобой согласна.

– Тогда почему…

– Предоставь это мне, я с ним договорюсь.

– И сколько времени это займет? Еще лет двадцать?

Прежняя миссис Лонсдейл сказала бы: «Не смей так со мной разговаривать, дитя!» – и отвесила бы ей крепкий шлепок, но нынешняя, та, которую звали Элис, лишь покачала головой.

– Нет. Я могу тебе все рассказать, но не стану, пока он не даст согласия.

– Ему, наверное, неловко. Хотя и не так, как мне. Мне – хуже. Нельзя хранить от человека в секрете то, что напрямую его касается.

– В этом нет ничего недостойного, поверь мне. Ну как, проповедь закончена?

Лира еще немного посидела, но дружеское настроение бесследно испарилось. Она поцеловала домоправительницу на прощанье и ушла.

Пересекая темный квадрат двора, она хотела немедленно отправиться к доктору Полстеду и потребовать ответа, но не успела даже додумать эту мысль до конца, как почувствовала, что Пан мелко дрожит у нее на плече.

– Так, – сказала она, – ты сейчас же, прямо тут, объяснишь мне, в чем дело. Учти, выбора у тебя нет.

– Давай сначала зайдем внутрь.

– Это еще зачем?

– Никогда не знаешь, кто может подслушивать.

Колокол пробил шесть, когда она заперла дверь своей старой комнаты, уронила Пана на ковер, упала в продавленное кресло и включила настольную лампу. Комната наполнилась теплом и жизнью.

– Ну?

– Вчера, когда я уходил… ты ничего не почувствовала? Не проснулась?

Лира мысленно вернулась к событиям прошлой ночи.

– Почувствовала. Буквально на секунду. А когда ты рассказал, что случилось, подумала, что в этот миг ты как раз увидел убийство.

– Нет. Это было не тогда, потому что я бы знал, что ты проснулась. Позже, когда я уже возвращался в колледж с бумажником того человека. Я… Меня… Меня кое-кто видел.

Словно камень лег Лире на сердце. Рано или поздно это должно было случиться. Пан внимательно следил за выражением ее лица.

– Но это был не человек, – закончил он.

– Что ты такое говоришь? А кто тогда?

– Деймон. Другой деймон, тоже отдельный, как я.

Лира покачала головой. Какой-то бред.

– Таких, как мы, больше нет – за исключением ведьм. И еще того мертвеца. Это был деймон ведьмы?

– Нет.

– Где это случилось?

– В парках. Она…

– Она?

– Да. Это была кошка доктора Полстеда. Забыл, как ее зовут. Вот поэтому я сейчас…

У Лиры перехватило дыхание. С минуту она не могла вымолвить ни слова.

– Не верю, – произнесла она наконец. – Просто не верю. Они могут разделяться?

– Ну, она точно была одна, сама по себе. И она меня видела. Но я не был уверен, пока они не вошли в комнату миссис Лонсдейл. Помнишь, как она на меня посмотрела? Возможно, тоже не была уверена, пока снова меня не увидела.

– Но как они могут…

– Люди вообще-то знают о разделении. Другие люди. Тот человек, на которого напали… когда его птица подозвала меня, она ему сказала, что я отдельный. И он сразу понял, что это значит, и сказал, чтобы я взял бумажник и отнес моей… тебе, короче.

И снова Лиру будто молотом ударило в грудь. Вот, оказывается, что видела кошка доктора Полстеда!

– Значит, она видела, как ты мчишься в колледж с бумажником! И, возможно, подумала, что ты его украл. Теперь они думают, что мы с тобой воры.

Она упала обратно в кресло и закрыла лицо руками.

– Ну, с этим мы ничего поделать не можем, – сказал Пан. – Мы-то знаем, что это не так, а им придется нам поверить.

– Значит, все так просто? И когда же мы им скажем?

– Мы скажем миссис Лонсдейл. Элис. Она нам точно поверит.

Лира вдруг почувствовала себя слишком усталой, чтобы продолжать спор.

– Я знаю, время сейчас не самое подходящее… – начал Пан – но не закончил.

– А ведь ты не шутишь. Ох, Пан.

Лира в жизни не была так им разочарована, и Пан ясно прочел это у нее на лице.

– Лира, я…

– Ты вообще собирался мне об этом сказать?

– Конечно, собирался. Я просто…

– Ладно… Нет, не надо больше ничего говорить. Я должна переодеться. И я бы прекрасно, просто прекрасно без всего этого обошлась.

Она ушла в спальню и стала выбирать платье. Впереди еще ужин у магистра, и пока он не закончится, можно больше не разговаривать.

На каникулах и в подобные вечера ужины в Иордан-колледже были не такими официальными, как во время учебного семестра. Иногда, в зависимости от количества присутствующих, его даже подавали не в большом зале, а в столовой, расположенной над кладовой.

Лира все равно предпочитала есть со слугами. Это была одна из привилегий ее уникального положения в колледже: она могла вращаться в любом из кругов, составляющих сложную экосистему этого места. Обычный преподаватель или студент наверняка почувствовал бы себя не в своей тарелке в компании привратников и поваров – или ему дали бы понять, что тут для него не самое подходящее место. А вот Лира была совершенно как дома и среди них, и у садовников с разнорабочими, и у старших слуг вроде мистера Коусона и миссис Лонсдейл, – и у магистра с его именитыми гостями. Иногда эти гости – политики, бизнесмены, высокопоставленные чиновники, придворные – приносили с собой знания и опыт, выходившие далеко за рамки того учебной программы колледжа – предметов, безусловно, очень глубоких, но вместе с тем и узких.

Немало посетителей из внешнего мира удивлялись присутствию на ужине юной особы, столь уверенной в себе и жадно внимающей их рассказам о жизни за стенами университета. Со временем Лира отлично научилась слушать, отвечать и заставлять собеседника рассказать гораздо больше, чем он собирался. Она сама не ожидала, что столько хитрых и искушенных мужчин (да и женщин тоже) с радостью готовы поделиться множеством мелких секретов, рассыпать бисер намеков на то, что на самом деле за кулисами того или иного политического маневра или делового соглашения. Из полученных таким образом сведений Лира не извлекала никакой выгоды, но прекрасно отдавала себе отчет в том, что сидящий рядом ученый – экономист, философ или историк – очень признателен ей за несколько внезапных откровений, каких сам он ни за что не добился бы.