— Отец, если он был из рода Людей Льда, у него должно остаться потомство! В Эльдафьорде! Там должно быть множество родственников первого Йолина! Там полно темноволосых! И Маленький Йолин — прямой его потомок!

— Да, я тоже думал об этом. Вот почему мне интересно, кто он такой. Между прочим, я не думаю, что он из рода Людей Льда. Вспомни слова Ханны! О том, что Тенгель Добрый и его маленькая семья — единственные наследники Людей Льда. Конечно, есть еще какие-то родные в Таран-гае, но она говорила только о Норвегии. К тому же он такой огромный! Тогда как первые Люди Льда, прибывшие в страну, были маленького роста! Как, например, Тенгель Злой.

— Но он пришел из долины Людей Льда. И он понимал древний сибирский язык!

— Я знаю. Мы должны разобраться во всем этом.

Они стояли во дворе дома, где находились их лошади. Эскиль поблагодарил хозяина за лодку, а Хейке заплатил за сверхурочные дни. Они сели на коней, для Маленького Йолина Хейке купил фаэтон. Вернувшись на пристань, они расплатились с Элисом и попрощались.

Первый этап их долгого путешествия был завершен. Но хотя Хейке утверждал, что самое трудное еще впереди, Эскиль не был согласен с ним.

Они решили переночевать на постоялом дворе, потому что Йолин совершенно выбился из сил.

В эту ночь Хейке и Винга поняли, что переживают подлинные трудности.

Хейке не мог заснуть. Он постоянно просыпался от каких-то непонятных сновидений.

— Что тебе снилось, Хейке? — спросила Винга, когда он проснулся в очередной раз, уже под утро.

Он сидел на постели, обливаясь потом и тяжело дыша. Винга страшно удивилась, когда он повернулся к ней, и она увидела, что его желтые глаза злобно сверкнули.

— Это тебя не касается, — ответил он незнакомым ей голосом. — Будешь ты еще вмешиваться в мои сны! Мне и так нет от тебя покоя в жизни!

Винга онемела. Она ничего не понимала, Хейке никогда не был таким. Никогда!

И весь последующий день вел себя в том же духе. Был нетерпелив, растерян и озабочен чем-то. Никто не узнавал его. Атмосфера все более и более сгущалась.

Фаэтон их поднимался на заснеженный горный перевал, лошадям приходилось помогать. Из-за неровной дороги — если здесь вообще можно было говорить о какой-то дороге — у Маленького Йолина начались сильные головные боли. Но Хейке не приходил ему на помощь. Хейке пребывал теперь в своем собственном мире, куда никто не имел права проникать.

Но когда они снова спустились на заросшую весенней травой тропинку, настроение у всех стало лучше. Во второй половине дня они сделали привал, было тепло и сухо.

Когда они поели и немного отдохнули, Винга затронула вопрос, волновавших всех.

— Я вижу, что в данный момент ты успокоился, Хейке, — сказала она. — Поэтому я прошу тебя объяснить, в чем дело. Кто-то из нас тебе не нравится?

— Господи, нет! Но ты права, Винга, именно в данный момент это жуткое наваждение немного отпустило меня. Я понимаю, что вел себя сегодня как свинья, и пусть все простят меня за это, но это был не я… Мне кажется… Нет, я не могу этого объяснить.

Положив ладонь на его руку, Винга сказала:

— Нет, ты должен все объяснить! Это имеет какое-то отношение к твоим снам?

Им снова овладела угрюмость, было заметно, как он сдерживает себя, чтобы не наговорить грубостей. Нетерпеливо вздохнув, он сказал:

— Я не знаю, что это такое, Винга. Во сне кто-то звал и манил меня. Какой-то дружелюбный голос, желавший мне добра. Тем не менее, я был смертельно напуган.

— Мне кажется, я понимаю, в чем дело, — печально произнесла она. — Я думаю, мы прихватили с собой труп!

Хейке уставился на нее подозрительно, со страхом…

— Нет, Хейке, ты сейчас сам не свой, — сказала Винга. — Не желаешь ли ты острых ощущений?

— Я бы не прочь.

— Не желаешь ли ты, чтобы мы привязали тебя к этой березе?

Он усмехнулся.

— Какая вам от этого польза? Но я не против. Привязывайте!

Эскиль с удивлением увидел, как Винга достала из коляски пару веревок. В долине перед ними расстилалась большая, красивая деревня. Все вокруг дышало миром и теплом. А они должны были крепко-накрепко привязывать к дереву его всегда такого сдержанного отца! Что это, игра или…

Но решительное выражение лица Винги не настраивало на игру.

Удрученно покачав головой, Хейке все же дал себя привязать к березе. Он усмехнулся, когда Винга отобрала у него его большой нож и пошла нарезать ветки, чтобы посильнее разжечь костер.

Йолин, не выносивший яркого света, лежал в фаэтоне. Сольвейг стояла чуть поодаль, не понимая, что они затеяли. Надо сказать, что Эскиль тоже не понимал, в чем дело.

Когда костер разгорелся, Винга подошла к Хейке, чтобы проверить, крепко ли завязаны веревки. Потом она сказала:

— Ты уверен в том, что не ощущаешь больше прежних симптомов? Того упрямства, которое приносили тебе твои сновиденья?

— Нет, на что ты намекаешь?

— На флейту, — холодно произнесла Винга. — На флейту и Тулу!

Хейке втянул носом воздух. Он ничего не сказал, но глаза его сердито сверкнули.

— Так вот какой труп мы прихватили с собой… — сказал Эскиль. — Эту старую, почерневшую от времени флейту?

— Вот именно.

Взгляд Хейке скользнул к костру и обратно. И совершенно другим мягким, не похожим на его собственный, голосом он сказал:

— Разрежь эти веревки, Эскиль!

— Не делай этого! — тут же произнесла Винга.

— Дай мне флейту, мальчик!

— Не делай этого!

— Она лежит среди реликвий Людей Льда, в коляске, под моим сидением.

— Не делай этого, Эскиль!

— Попридержи язык, Винга! Эскиль, разве ты не знаешь, что должен слушаться своего отца?

Эскиль стоял неподвижно, не зная, что думать.

— Теперь ты сам можешь убедиться в том, как мы были не правы, ничего не рассказав Эскилю о Туле, Хейке! Мальчику ничего не известно! Так вот, с помощью той флейты, которая была у нее, она могла пробудить к жизни Тенгеля Злого. И теперь наш злобный предок пытается сделать то же самое: заставить Хейке поиграть на флейте, чтобы разбудить его.

— Я и не думал этого делать! — сердито возразил Хейке. — Ты сошла с ума!

— Но ведь в мире имеется столько флейт! — возразил Эскиль. — Почему же именно эта…

— Потому что та флейта, которая была у Тулы, оказалась испорченной, заколдованной. Скорее всего, эта тоже заколдована, раз она оказалась среди реликвий Людей Льда. Принес ее, Эскиль! И брось ее в огонь!

— Не делай этого! — закричал Хейке.

Между тем Сольвейг уже подбежала к фаэтону и, порывшись под сиденьем, нашла флейту. Но она тут же выпустила ее из рук, закричав от боли.

— Она жжется! — прошептала Сольвейг, широко раскрыв глаза. Хейке злорадно захохотал.

И только тут Эскиль очнулся от оцепенения. Пока Хейке пытался высвободиться из пут, Эскиль схватил флейту, несмотря на боль, и бросил ее в огонь. Он промахнулся, но это его не смутило. Хейке дико протестовал, но Эскиль не обращал на это внимания. Он снова подбежал к флейте, схватил ее рукавом куртки, чтобы не обжечься, и на этот раз флейта оказалась в огне.

Куртка Эскиля загорелась, и Сольвейг принялась поливать его водой из деревянного ведерка. Тем временем пламя костра взметнулось вверх и обхватило березу.

— Сделай что-нибудь, Хейке! — воскликнула Винга.

Пламя погасло так же быстро, как и взметнулось вверх. Все дрова сгорели, но флейта была цела и невредима среди кучи пепла!

Все уставились на нее.

— Теперь мы знаем, что это такое, — сквозь зубы произнесла Винга. — Хейке… тебе известно, что никто из нас, кроме тебя, не обладает колдовской силой. Ясно, что Тенгель Злой тоже об этом знает, поскольку он выбрал именно тебя. Если бы он, к примеру, заставил бы Эскиля выполнять его приказы, ты мог бы воспрепятствовать ему в этом. Тебя же никто защитить не может.

Лицо Хейке совершенно переменилось. Глаза его сверкали ненавистью к Винге.