А Ульвар? А Сёльве? У них у обоих родились дети. А разве они были «хорошими»?

Значит, и для нее не все еще потеряно.

Да, но одно дело — быть мужчиной, другое — безобразной девушкой, которая никому не нужна.

Проклятая! Не то, чтобы ей так уж хотелось иметь детей, но умереть, не оставив по себе никакого следа?

Между прочим, как долго ей еще ждать нового воплощения? Новой эпохи, нового измерения…

С ней же ровным счетом ничего не происходит. Ее окружает светлая, прекрасная, успокаивающая атмосфера. Но это и все.

Итак, она между смертью и новой жизнью. Семьдесят лет ожидания, пока душа ее не обретет новое тело.

Что ж, придется все-таки попробовать вернуться в 1075 год. Остается надеяться, что на этот раз она попадет в цель! Что Тенгель Злой еще не родился, но родители его живут и здравствуют!

По крайней мере, во всем этом есть одно преимущество: поскольку я все время перемещаюсь по восходящей линии, моему воплощению не нужно разыскивать места обитания Людей Льда. Оно и так с ними — в качестве одного из них.

Так путь это будет 1075 год, ради всего святого!

Вот оно… Наконец-то!

Она находилась в необычайно красивой, просторной комнате. Стенами ее служили передвижные перегородки из рисовой бумаги. На черном гладком полу стоял низкий столик с лакированными, искусно расписанными чашками. В комнате преобладали черный, белый и красный цвета.

«Я в Японии, — подумала Тува. — Почему я очутилась так далеко?

Я ожидала увидеть примитивное становье с юртами на склонах алтайских гор.

А вместо этого перенеслась в Японию.

В глубокую старину… Да, это, несомненно, 1075 год. И… Тенгель Злой наверняка еще не родился, ибо я не отмечена его проклятием. Я нисколько не безобразна. Я красивая молодая японка, о, какое же это блаженство — знать, что ты красива!

Судя по всему, я лицо услужающее. И вместе с тем высокопоставленное, — как это может быть? Одно с другим как-то не вяжется. Я занимаюсь приготовлениями к чаепитию…

Я — благородного происхождения? Придворная дама? Да! Состоящая при дворе императора…

Нет, не императора. А тёриё. Это воин, которого возвысили до положения правителя. Но мой тёриё — прямой потомок самого первого тёриё в этом клане. А тот, в свою очередь, был потомком императора Камму, его звали… Хейке!

Хейке! Я член клана Хейке!

Мысли Тувы скакнули в сторону. В свое время она прочла, что Сёльве был вынужден в спешке дать своему сыну первое попавшееся имя. И первое, что пришло ему на ум, было — Хейке. Тогда его сочли не очень-то подходящим, поскольку такое же имя существовало и в немецком, но только женское. А что если…

Что если в Сёльве вдруг заговорил голос предков, и в глубине его души вдруг ожило, пусть на миг, воспоминание о далеких корнях… И имя Хейке — родовое, и существует с незапамятных времен?

Да нет, это глупости, какие у Людей Льда могут быть корни в Японии! Это полнейшая чушь!

Ладно, может быть, ей удастся теперь это выяснить.

Наконец-то ей повезло. Ей не угрожала никакая опасность со стороны Тенгеля Злого, потом что он еще не родился. Она находилась в роскошном дворце, который вовек бы не покидала. Ее звали Мачико. Знание о том, кто она, где она, пришло к ней само собой, без каких-либо с ее стороны усилий. Она была благородной дамой, наделенной многими дарованиями и достоинствами.

Обделенная судьбой Тува испытывала блаженство.

Но вот Тува Бринк постепенно сошла на нет, уступив место Мачико из клана Хейке.

Она действительно занимала высокое положение. У нее было хорошее перо, при дворе же императора изящные искусства всячески поощрялись, в том числе среди женщин. А то, что было принято при дворе, было принято и в домах знатных сановников.

Мачико, весьма сведущая в истории, писала исторические записки.

Императора звали Ширакава. Дворец его находился в Киото. В северной Японии, населенной народностью айну, правил клан Абе. В западной части страны — клан Фудзивара, но здесь с ним соперничал клан Хейке, или же Тайра, как его иногда называли — в честь одного из выдающихся потомков Хейке.

На востоке же страны усилился клан Гэндзи, называемый также Минамото. Эти соперничающие кланы боролись друг с другом за власть и почести, в то время как императорский дом держался особняком, избрав благородное уединение, и не обращал внимания на то, что творится в пределах империи.

Мачико еще раз оглядела комнату — не упущено ли чего-нибудь в приготовлениях к чайной церемонии?

Среди изысканных предметов, украшавших комнату, были изделия, привезенные из Китая — подарки Танской императорской династии, а также из северной Маньчжурии. Некогда сообщение с материком было прекрасным, и между странами были налажены многосторонние связи. Япония получала из Китая немало импульсов, в том числе, что касалось религии и культуры.

Но Танская династия прекратила свое существование сто пятьдесят лет назад. Связи с Китаем успели ослабнуть. Плаванье по морю стало небезопасным, и дипломатические отношения с Маньчжурией и царством Силла на корейском полуострове были прерваны.

Результатом этого было то, что японская знать, вращавшаяся исключительно в кругу своих собственных интересов, стоявшая неизмеримо далеко от простонародья и так называемых низших сословий, сумела создать свою собственную, высочайшую, утонченнейшую культуру. Дома вельможных сановников были откровением красоты; все в них было продумано до мельчайших деталей, чтобы служить усладой для глаз. Аристократы строили и собственные часовни, чтобы уже на земле достичь «Непорочной страны». Вера в «Непорочную страну» также пришла с материка, это была религия таинственная, возвышенная и восторженная.

Но в силу своей изоляции знать, а также императорские династии неизбежно подверглись влиянию застоя. Они не следили за событиями, которые разворачивались в стране. Они не заметили, как подняло голову военное сословие.

А военное сословие представляли именно вышеупомянутые большие кланы. Абе, Фудзивара, Хейке или Тайра, Гэндзи или Минамото, и некоторые другие.

Хейке и Гэндзи — кланы, названные по именам своих родоначальников, — были заклятыми врагами. Будучи преемниками каждый своего императора, оба они хотели повелевать всей империей.

Этого им было не дано. Но они могли уничтожить друг друга. А еще они могли выдать своих дочерей замуж за сыновей императора и увидеть на императорском троне своих собственных внуков.

В комнату, где находилась Мачико, с громкими стенаниями вошла другая благородная дама. Она была намного старше Мачико, но очень на нее похожа.

— Что такое? — спросила Мачико. — Дорогая моя старшая сестра, что случилось?

— Ах, — простонала та, заломив крошечные ручки. Ей было нелегко удерживать равновесие, ибо ее ножки были туго-натуго перебинтованы. Лицо ее было белым как мел, вполне возможно, что и от страха, но скорее всего потому, что она сильно набелилась, желая выглядеть как можно более привлекательной. — Ах, мой сын сбежал!

— Не может быть!

— Да! А он еще так молод!

— Но почему? Да нет, что я спрашиваю. Как это ужасно для тебя, дорогая!

Сын ее сестры был отпетым сорванцом. Но сейчас он совершил неслыханное преступление — он соблазнил во дворце молоденькую девушку, и она понесла. Юноше, Тейносуке, грозило суровое наказание, тем более что за последние годы за ним набралось немало проступков. И вот теперь он сбежал. Мачико не видела в этом ничего странного. Он ко всему еще занимался и колдовством.

— Но куда же он делся? Как ему удалось ускользнуть?

— А вот так! Уплыл на лодке на материк. Я получила известие о том, что он добрался до берегов не то Силлы, не то Маньчжурии, и намеревается двинуться вглубь необъятной страны, — он уйдет с караваном на запад, туда, где огромные степи. Как можно дальше от Японии.

— Но он же еще так молод!