Я огляделся по сторонам. Впереди начиналась аллея, ведущая в имение. Внизу поблескивало озеро, справа узенькая тропинка вела вверх, на Фогги Хилл. И я пошел по этой тропинке, надеясь снова установить мгновенно утраченный контакт.

Тропинка постепенно поднималась вверх, петляя среди высоких осин. Местность была пустынной. Только неподалеку виднелась четырехугольная трансформаторная подстанция, а чуть подальше — водокачка. Я дошел до хвойного леса, но не уловил никаких сигналов. Потом я вернулся назад тем же путем. Доносившиеся до меня звуки не имели никакого отношения к происшедшей истории.

Дойдя до имения, я был совершенно мокрый, но не от дождя, а от густого тумана.

Мне открыла дочь хозяина — молоденькая красивая девушка лет шестнадцати, я думаю. Кокетливо одетая, с длинными, светлыми, шелковистыми волосами и тонкими бровями. Она выглядела необычно, ведь современные девушки привыкли одеваться небрежно. Представь себе, у некоторых моих племянниц вообще нет платьев! Они повсюду разгуливают в брюках!

(Прочитав это, Эллен покраснела. У нее и самой-то было всего одно платье, когда она устроилась на эту фатальную работу в гостинице «У старой переправы». Ей следовало иметь в виду, что Натаниель питает слабость к типично женской одежде.)

Маурина — так ее звали — пригласила меня в гостиную. Там меня встретил хозяин имения Фрай. Он показался мне пародией на английского помещика: с седыми висками, прямой осанкой, одетый в твидовый пиджак и брюки гольф, в грубошерстных носках. Его жена холеная, сдержанная, чопорная и совершенно неинтересная. Она держится как самая знатная дама здесь. Разумеется, они очень переживают за Алекса. Из разговора с ними я кое-что узнал.

Когда родители Алекса умерли несколько лет назад (его мать болела той же болезнью, что и Алекс, у нее были поражены сердце и легкие), помещик Фрай пообещал взять Алекса к себе.

Никто не рассчитывал на то, что мальчик проживет долго. Фрай был назначен опекуном своего племянника и получил за это солидное вознаграждение плюс возможность распоряжаться состоянием мальчика.

В случае смерти Алекса его состояние переходило к родственникам по материнской линии, откуда это состояние и было получено. Фрай не имел на него никаких прав. Поэтому семейство Фрай было заинтересовано в том, чтобы мальчик получал надлежащий уход, что и было на самом деле. Они просто сдували с него пылинки, как сказал мне один их сосед, которого я посетил позже в тот же день.

Все очень скептически относились ко мне, не веря в такие «штучки». Но я уже к этому привык, ведь людям нашей «профессии» приходится испытывать много унижений, дорогая Эллен.

(Этот намек на какую-то общность между ними приятно тронул Эллен, и она восторженно засмеялась, прочитав эти строки.)

Но они терпеливо отвечали на все мои вопросы, тем более, что полиция спрашивала у них чуть раньше о том же самом.

Тебе, наверное, интересно, что я чувствовал, находясь в этом доме? В доме у Кена все было нормально. Здесь же что-то было не так. Было бы нормально, если бы эти люди излучали озабоченность, растерянность, беспокойство. Но я уловил только страх. Вот это и не было нормальным.

Но позволь мне изложить нашу беседу, насколько я ее запомнил.

Меня не интересовали чисто полицейские аспекты: что было у Алекса при себе, в какое время он ушел и так далее. Об этом я уже узнал в полицейском участке.

— Алекс знаком с Кеном Брауном? — спросил я.

— Алекс никого здесь не знает, — ответила фру Фрай. — Большую часть времени он проводит в доме, когда живет здесь, а вообще-то он лечится в одной швейцарской больнице и бывает на курортах в других странах.

Увидев легкий румянец на щеках девушки, я обратился непосредственно к ней:

— Возможно, ты знаешь Кена?

— Этого лоботряса? — засмеялась она. — Который целый день околачивается в конюшне? Он корчит из себя важную персону и делает вид, что знает все о лошадях. Нет уж, увольте, это не моего поля ягода!

— А Лиз Томпсон ты знаешь?

— Нет, мы с ней не знакомы! Она из тех, кто пробует всех мальчиков подряд. Меня ничуть не удивляет, что с ней случилась беда, фактически она сама напросилась на это.

— А Алекс ее знал?

— Конечно, нет!

Возможно, Маурин покажется тебе весьма несимпатичной в моем описании, но на самом деле это не так. На губах ее играет невинная улыбка, голос мягкий и приветливый. Фактически, я питаю слабость к таким светловолосым, хрупким существам.

(Спасибо! — фыркнула Эллен и посмотрела в зеркало на свои пышные черные кудри и жизнерадостное лицо.)

Натаниель продолжал:

«Пришлось взяться за дело осторожнее. Я спросил:

— Скажи мне… В вашей местности известно что-нибудь о шабаше ведьм?

Они переглянулись. Наступила неловкая пауза. Наконец хозяин нерешительно произнес:

— Думаю, вам нужно спросить об этом моего глубокоуважаемого соседа. Он знает об этом намного больше, чем мы.

И поскольку он произнес это весьма кислым тоном, я понял, что рыба клюнула, и спросил:

— И что же это за сосед?

— Думаю, Вы не могли не заметить его строения из стали, стекла и камня. Его зовут Дуглас Бигбай, и он сам называет себя писателем. Наверное, написал одну статейку в какой-нибудь газете в тридцатые годы.

— Да нет же, папа, он не такой старый!

— Это не имеет значения, одному богу известно, на что он живет. Может быть, торгует колдовскими и приворотными зельями?..

Было ясно, что им не хочется больше говорить о господине Бигбае, поэтому я, сократив ход беседы, спросил напрямик:

— Чем вы так напуганы?

Все разом вскочили и с ненавистью уставились на меня.

— Разве не естественно быть напуганным, когда пропадает мальчик? — сердито сказала жена.

— Я имею в виду не этот страх, — сказал я. — Вы боитесь за самих себя.

Они замерли. Слышалось только сопящее дыхание хозяина.

Наконец дочь горячо воскликнула:

— Я не знаю, кто вы такой, может быть вы мошенник, Бог вас знает! Но сделайте что-нибудь! Найдите Алекса ради нашего блага! Это для нас жизненно важно.

— Я сделаю это ради самого мальчика, — сухо ответил я. — Но вы имеете особый интерес в том, чтобы его нашли, не так ли?

Наконец заговорил хозяин:

— Да, это так. Его исчезновение — больше несчастье для нас. Через несколько дней приедет сестра его матери, она приезжает раз в год, чтобы проверить, хорошо ли ему здесь. Это очень влиятельная дама, и она не очень доверяет нам — ведь я брат того ужасного человека, за которого вышла замуж ее удивительная сестра — да, именно так считают у них в семье. Но я подозреваю, что она просто-напросто положила глаз на деньги Алекса. Ведь это ее родня унаследует его состояние.

— В том случае, если он умрет раньше их. Фрай вздохнул.

— Боюсь, что это может произойти. Его жизнь висит на волоске.

Я переменил тему разговора.

— У вас есть фотография мальчика? — спросил я. Фру Фрай принесла альбом.

— Здесь есть фотография пятилетней давности. Она сделана у фотографа. Это лучшая из всех наших фотографий.

В десять лет Алекс был тоненьким темноволосым мальчиком с брюзгливым выражением лица. Он производил впечатление самоуверенного и замкнутого ребенка. Его сходство с Маурин было поразительным. И еще больше он был похож на нее — несмотря на то, что носил очки — на любительской фотографии, сделанной примерно год назад. Алекс был темноволос, брови у него были гуще, чем у нее, а щеки круглее, во всем же остальном они были очень похожи. Но ведь так и должно было быть, они были двоюродными братом и сестрой.

— Сколько времени он пробыл на этот раз дома? — спросил я.

— До своего исчезновения он пробыл здесь всего две недели, — сказала фру Фрай. — В первый же раз, когда он вышел погулять, он пропал. До этого была слишком сырая погода, чтобы отпускать его. О, как все это ужасно, как ужасно! Мы искали везде!

Маурин горячо произнесла:

— Если Вы обладаете сверхъестественными способностями, то скажите, где теперь Алекс? Жив ли он?