Андре, разумеется, искал то, о чем упоминали Ванья и Бенедикта: связь с родом Людей Льда. Но он не находил этого — пока, хотя речь шла о Трондхейме. Имел ли какое-то отношение к роду Петры Дидерик Сверд, направлявшийся в Тренделаг?

И Андре принялся читать дальше.

«Крестьянин вопросительно посмотрел на третьего из них.

— А этот, — игриво заметил Дидерик Сверд, — приблудился к нам по дороге. Беспутный вояка, служивший наемником где-то в Европе. Теперь он мой телохранитель, ведь одному небезопасно странствовать в безлюдной местности.

Эльвдальский крестьянин встал и произнес на своем почти непонятном диалекте:

— Господа, если вам нужно в Свег и в Трондхейм, возвращайтесь назад в Моору, а оттуда следуйте на север! Здесь же вы поедете наугад, по пустошам и окружным путям.

— Нам известно, что лучше всего ехать на север, — кивнул Дидерик. — Но мне хотелось бы проехать по этой долине. Мои предки родом из эльвдаленских деревень, и два дня я уже пытаюсь найти следы их пребывания здесь, но бесполезно.

— Я же хочу воспользоваться этой поездкой, чтобы донести слово Божье до одичавших душ, живущих в этих пустошах, — сказал священник Натан. — Однако все мои проповеди до сего дня не доходили до их ушей. Люди не хотят внимать угрозам Господа, ниспосланным ожесточившимся душам. Они слышать не хотят о муках ада, ссылаясь на то, что земная жизнь — настоящий ад.

— Почему бы в таком случае не говорить им о Божьей милости, ниспосланной тем, кто следует его заветам? — предложил крестьянин.

— Этого они не заслужили, — огрызнулся священник. — Только после того, как они падут передо мною ниц, страшась гнева Господня и будут умолять меня об отпущении грехов, только тогда я смогу заговорить с ними о рае.

Крестьянин ничего на это не ответил, но его раздувающиеся ноздри явно свидетельствовали о его помыслах. И снова он бросил взгляд на третьего, сидящего в темном углу, подальше от печки. Теперь этот человек снял с себя плащ и шляпу, его темные волосы обрамляли маловыразительное лицо. Он не был стар, скорее, он слишком молод для того, чтобы воевать на кровавых полях сражений в Европе, но вид у него был достаточно суровый, хотя на лице его невозможно было прочесть никаких мыслей и чувств. Это был статный молодой мужчина с такими густыми и темными бровями, что его зелено-карие глаза казались светлыми.

Дидерик Сверд был лет на десять старше остальных, волосы у него были пепельно-русые, губы красиво очерченные. Он был одет, как и подобает придворному, в сапоги с отворотами, в бархатную куртку с кружевами на вороте и на рукавах».

Андре снова отложил рукопись. Откуда все это было известно писательнице? Тем более, то, что они говорили! Нет, наверняка она все это выдумала: с такими подробностями предания не рассказывают.

Но было трудно сказать, что было старинным преданием, а что — выдумкой самой Герд.

Во время чтения у него созрела одна мысль: та, что написала все это, любила писать. И многие в роду Людей Льда обладали таким даром.

Не являлось ли это первым признаком того, что в ее жилах текла кровь Людей Льда?

Это была лишь туманная и необоснованная гипотеза. Но мысль эта понравилась Андре. У него возникло желание читать дальше.

«— И как же вы думаете проехать из долины Эстердала в Свег? — спросил крестьянин.

— Мы поедем напрямик.

— Нет, нет, — сказал крестьянин, качая предупредительно головой. — Мы никогда не ездим этим путем, это очень опасно. Возвращайтесь в Мору, пока еще не поздно, и не думайте поехать через лес, тянущийся от нас к Херьедалену! Вы никогда не выберетесь оттуда.

— Детские сказки! Двое воинов и священник! Думаешь, мы испугаемся волков? Или медведей? В разговор вмешалась жена крестьянина.

— В этих лесах следует опасаться другого, господа, — сказала она.

— Разбойников?

— Речь идет не о них.

— Если ты хочешь запугать нас ведьмами и водяными, ничего не получится! Мы не суеверны. А в случае чего нам поможет священник.

Слова, сказанные славным Дидериком Свердом, свидетельствовали о том, что он не чужд был мифических представлений о действительности.

— Священник может вам пригодиться, — согласилась жена крестьянина. — Но ведьмы не любят, когда их тревожат.

— Ну хорошо, тогда скажи нам, чего мы должны опасаться. Не можем же мы ходить вслепую.

— Вы можете заблудиться, — сухо заметил крестьянин.

— Это нас не пугает. Мы не дети.

Но крестьянин упрямо настаивал, на своем эльвдальском диалекте, стараясь говорить как можно более внятно:

— Тропы там заколдованные. Мы сами никогда не ходим в тот лес. Ведь даже если человек думает, что знает, куда ведут эти тропинки, неведомые силы все равно поведут его по той тропе, на которую не следует ступать людям.

— Мы будем ориентироваться по солнцу и по деревьям.

— Солнца в чаще не видно, и ветры туда не долетают, так что на стволах деревьев нет никаких следов. Его жена встала и, обращаясь к своему мужу, произнесла на диалекте, который никто из присутствующих толком не понимал, ведь это был один из самых трудных диалектов в Швеции:

— Снова начался дождь, пойду-ка я схожу в хлев.

Муж кивнул, и она ушла. Никто из приезжих не понял ни слова.

После ее ухода на некоторое время воцарилось молчание. Дидерик Сверд потянулся, сидя за столом. Его ноги высохли и согрелись возле печки и снова обрели чувствительность. Ступни ног у него были мозолистыми и костистыми, и к тому же грязными. Но эти ноги всегда выручали его в долгих походах, в битвах и на ночном дежурстве.

Дидерика клонило в сон от резкого, брюзгливого голоса священника, звучавшего у него над ухом.

— Так какая же опасность подстерегает там людей? — спросил тот.

Крестьянин внимательно посмотрел на него и сказал:

— Разве вы никогда не слышали о девственницах Варгабю?

— Нет, а что это такое? — с усмешкой спросил Дидерик Сверд. — Слово «девственница» меня очень привлекает, надо сказать. Они молоденькие и хорошенькие?

— Если вам дорога жизнь, вам следует держаться подальше от этих дев. Они не предназначены для земных мужчин.

— Стало быть, они годятся лишь для троллей и леших?

— Возможно. А может быть и нет. Варгабю существует и поныне, а стало быть — и эти девы. Но ни один разумный человек добровольно не отправится туда.

Священник недоверчиво засопел носом.

— Нет, на сегодня хватит! Давайте-ка поговорим начистоту. Есть ли в чаще леса селение или нет?

— Кое-где видны горные пастбища, — уклончиво произнес крестьянин. — Возможно, там есть и селение…

— Ты бывал там? — спросил королевский посланник.

— Я видел его. Оно очень красиво. Со всех сторон лес…

— Оно большое?

— Нет, восемь-десять дворов всего лишь.

— Наверняка дома там скверные. Ты знаешь кого-нибудь из тех жителей?

— Нет. Услышав наш диалект, вы должны были понять, что деревни здесь совершенно изолированы одна от другой.

— Хорошо, и что же, в таком случае, тут дурного?

Крестьянин не спеша уселся на скамью. Пламя печки освещало время от времени красивый резной шкаф местной работы, деревянные лари и деревянные ведра с крышками, стоящие вдоль стен, спальные скамьи по углам. Дом зажиточного крестьянина.

— Это всего лишь предание, — неторопливо начал он. — Но мы относимся к нему с почтением.

— Давайте послушаем, — сказал Дидерик Сверд, и презрительная усмешка в его голосе не скрылась от крестьянина.

Чуть поодаль, в полутьме, сидел их молчаливый спутник. Его молчание подчеркивало его подчиненное положение; а еще больше — презрительное отношение к нему со стороны Дидерика Сверда.

Крестьянин начал:

— Это случилось, когда жителей местных долин стали обращать в христианство. Надо вам сказать, что крестьяне добровольно не шли на это. Вера в языческих богов по-прежнему процветала в глухих деревушках.