Она снова пошла вперед.

— Нет, ничего. Мы ведь должны отыскать жениха Аделе.

Эта задача стала для нее важной, правда она не могла определить, почему. Если бы Бенедикте была более опытной, она сразу бы догадалась, что это ревность. Она хотела убрать Аделе с дороги, и жених бы оказался замечательным выходом из создавшегося положения.

Но у нее не было таких явно выраженных мыслей. Она была необычайно чувствительным человеком, почти по-детски чистосердечным. Если бы она поняла, что шевелилось в ней, она бы испугалась самой себя. Она не стала бы влиять на Сандера, чтобы заставить его выбрать «правильную» девушку!

Она ведь считала себя ничтожной!

Ливор остановился у первых домов.

— Здесь только один более-менее обжитой, вон тот, самый большой, — сказал он. — Я был здесь никак не меньше двух лет тому назад.

— Ты здесь с тех пор так ни разу и не был? — спросил Свег.

— Нет, здесь нечего искать. И то, я почти всегда грелся на солнышке и отдыхал на крыльце. Внутрь заходил один-единственный раз, да и что делать в нежилом доме, если на улице нет ни дождя, ни снежной бури?

— Но теперь дождь затянулся слишком надолго, — сказала Аделе и поглубже закуталась в свое пальто. — Мы попробуем зайти внутрь и развести огонь в очаге — если, конечно, он там есть, — закончила она недоверчиво и подавленно.

Она была в ужасном настроении. Сандер все более и более отдалялся от нее, ускользал из рук. Оказалось, что она допустила непростительную ошибку, переспав с ним. Но ей-то казалось, что она досконально изучила его, она знала многих мужчин его типа — и она могла действительно положиться на свою неотразимость в постели. Ведь это она постоянно говорила «спасибо» и «прощай» после одной или двух ночей с мужчиной. И все униженно просили о продолжении.

Но не Сандер Бринк! Что с того, что он по-прежнему был вежлив и любезен, вел светские разговоры и был слегка ироничен, в точности как она, но он не влюбился в Аделе! Все ее тонкие намеки на то, чтобы провести несколько вечеров наедине в ее комнате, он пропускал мимо ушей, как будто бы и не слышал их!

Проклятие!

Но ей приходилось признать, что он был необычайно мил и приветлив с этой бедной неудачницей Бенедикте, это было сильно заметно по нему. Только бы он теперь не внушил бедной девочке чего-нибудь, ведь она не сводит глаз с него! Когда-нибудь Аделе придется серьезно поговорить с ней, ведь не воображает же она, что Сандер хочет чего-то большего, чем просто поболтать? Насколько, собственно, эта девчонка глупа?

В душе Аделе разозлилась. Отчасти потому, что Сандер и Бенедикте взяли другую манеру для разговора друг с другом, и она не могла больше вмешиваться. Но главное потому, что, к своему ужасу, почувствовала, как сильно влюбилась в Сандера. И это она — всегда сохранявшая хладнокровие!

Нет, так нельзя! С раскаянием она вспомнила о своем собственном женихе, Мортене Хьортсберге. В последние дни она бессовестно мало думала о нем! Ее мысли все это время блуждали в другом месте…

Ливор привел их к входу в большой дом и вытащил щепочки из засовов на каждой половинке двери. Они распахнулись с неприятным скрипом.

Люди вошли внутрь. Ливор отпер внутреннюю дверь, и они очутились в комнате, они это заметили, хотя повсюду было темно.

— Уфф, — тихо вздохнул кто-то.

И был прав. Старый дом, простоявший долгое время незаселенным, вряд ли выглядит особенно привлекательно.

— Я зажгу свет и разведу огонь, — ободряюще сказал Ливор.

— Да, зайдя в холодный дом, не согреешься, — сказал Ульсен.

Они проследовали далее, в другие комнаты, по скрипящим, местами провалившимся половицам. Но Бенедикте осталась на месте. Сандер ждал вместе с ней.

— Что там, Бенедикте?

— Тихо! Я пытаюсь понять атмосферу этого дома. Он подождал, пока она опять расслабится. Слышались лишь слабые звуки голосов из дальних комнат.

— Ну?

Бенедикте провела рукой по лбу. Прошло некоторое время, прежде чем она ответила.

— Здесь нечто примечательное. Я с таким раньше никогда не встречалась. У дома нет вообще никакой атмосферы! Здесь так стерильно, как … в только что протопленной бане.

— Ну да. Да, но это же, наверное, хорошо?

— Нет, это совсем не хорошо. Мы в очень старом, запущенном доме, где должны были происходить сотни событий. Здесь рождались дети, в этом доме умирали старые и больные, здесь разыгрывались трагедии и бывали моменты радости. Здесь ужасно пахнет, но это не имеет никакого отношения к самой атмосфере дома. Здесь не чувствуется никаких следов прошлой жизни, никаких вибраций, никакого чувства смерти или чего угодно другого. Дом с такой длинной и богатой событиями историей — и ничего! Как будто бы…

—Да?

— Как будто бы дом испуган. Словно он умышленно скрывает подробности, прячет их от меня… Я не понимаю этого. Я не потеряла своих сверхъестественных способностей. Только они здесь не работают. Я ощущаю себя, ощущаю свои чувства и впечатления. Я чувствовала также огромную тоску во всей деревне, пока мы шли сюда. Но внутри дома… все мертво.

Она сделала знак, говоривший, что им надо присоединиться к остальным.

Пока она шла за Сандером, внутри возникла боль и тоска. «Он никогда ничего не узнает, — подумала она. — Он никогда не узнает, как я скучаю по нему, как я стремлюсь быть с ним день и ночь. Пока он ничего не почувствовал, я могу сохранить его дружбу. Затем — если он догадается — всему конец. Он отвернется от меня с отвращением. С удивлением и презрением.

Мне необходимо придерживаться нейтральной дружбы, чего бы мне это ни стоило».

В соседней комнате стояла Аделе и беспомощно озиралась вокруг. Они ее понимали. Весь дом говорил о запустении. В стенах можно было пробить дыру хоть пальцем, нависающий потолок, вздувшийся пол. Нет, последнее было не совсем верно, таким он был лишь в гостиной. В этой же комнате был только земляной пол.

— Здесь дурно пахнет, — пожаловалась Аделе. — Словно старой, забытой половой тряпкой.

Да, все это чувствовали. Запах гнилого, разложившегося тряпья.

Ливору удалось зажечь и очаг, и лампу, и теперь они соперничали между собой, освещая неверным, колеблющимся светом углы старого дома. Но свет местами не достигал их. Беспокойные тени лежали и двигались, крадучись, в дальних частях комнаты и внутри, в спальне, маленьком помещении, напоминавшем альков. Бенедикте стояла неподвижно и всматривалась в эту бесформенную, постоянно менявшуюся темноту, несшую отпечаток древности из-за этих невероятно толстых бревен, время от времени выступавших из мрака. Это должна была быть самая старая часть дома, остальное пристроили позже.

Почему? Откуда это чувство пустоты, стерильности в таком старом и много пережившем доме?

Теперь ей бы очень пригодился кто-нибудь из рода Людей Льда. Но ныне живущие не обладали особыми способностями. А к мертвым обращались лишь при крайней необходимости.

Ее глаза приобрели особый, резкий блеск, они словно буравили темноту в углах.

В результате она почувствовала исходящую откуда-то трепещущую настороженность и неусыпную бдительность. Но дом выдержал атаку. Не выдал ничего из своей истории.

Бенедикте показалось, что между ней и домом идет война. Или, может быть, она борется не с самим домом? А с чем-то, что скрывается среди его теней?

Внезапно она почувствовала себя беспомощно-юной и неопытной. Но она утешала себя тем, что такие же чувства должен был испытывать Хейке в тот раз, когда он сражался с ведьмой в Штрегешти. Ему было не намного больше лет, чем ей сейчас. И ему удалось победить, значит, она обязательно должна хотя бы попробовать решить загадку Ферьеусета.

Но у Бенедикте было нехорошее предчувствие, что на этот раз в игру вступили более могущественные силы. Ее амулет вращался с невиданной силой с тех пор, как они подошли к этому обреченному и покинутому месту.

Она глядела на мертвые, трухлявые стены и прислушивалась к звукам снаружи.