Дед пригладил вилкообразную бородку, ответил:

— Друзья помогли.

09 часов 32 минут 57 секунд.

— Хорошие у тебя друзья, — усмехнулся Боб, — богатые. Наверное, миллионеры. Познакомишь?

Дед лукаво прищурился, хохотнул:

— Так ведь ты с ними знаком. — Жестом указал на парочку русских, до этого момента не вмешивающихся в беседу родственников.

Бобу казалось, что после «возвращения» Деда с того света удивить его сегодня уже ничто не сможет. Оказалось, он ошибся.

Пушкиндт поднялся из кресла, стянул дурацкую бандану, весь как-то подтянулся, посерьёзнел. Сказал:

— И всё-таки нам не мешало бы познакомиться. Повторно. На этот раз по-настоящему. — Подошёл, протянул Бобу крепкую, жилистую руку: — Михаил Борисович Тарасов. Директор кинопродюсерского центра «Одна девятая».

Боб потерял способность удивляться. Пробормотал:

— То есть вы не Пушкиндт? Не Варсонофиевич?

— Нет, — раскатисто рассмеялся Тарасов. — Роль взбалмошного литературоведа-сенсационщика я примерил специально для нашей Игры. Есть у меня такой пунктик — как у Эльдара Рязанова, или у того же Питера Джексона, например. Люблю порою сыграть маленькую рольку в каком-нибудь своём проекте. Да и проект, честно сказать, выдался больно ответственный — как-никак лучший друг попросил. Я решил лично держать руку на пульсе. Так сказать, быть в гуще событий, на передовой. Вот и превратился на пару дней в одержимого книжного сыщика, этакого Паганеля от литературоведения. Кстати, хочу попросить у вас прощения.

— За что?

— За то, что воспользовавшись вашими недостаточно глубокими познаниями в русской литературе…

— Вы мне льстите, — усмехнувшись, перебил Тарасова Боб. — Следует говорить не о недостаточно глубоких познаниях в русской литературе, а об абсолютном незнании мною оной.

Оба — и француз, и русский рассмеялись.

Тарасов продолжал:

— В общем, злоупотребив вашей доверчивостью и недостаточной информированностью, я позволил себе весьма некорректно украсить ваши органы слуха первосортными спагетти.

— В смысле?

— В смысле, что от имени Мишеля Пушкиндта я килограммами вешал вам на уши лапшу. Есть у нас в России такое выражение. Означает, водить за нос.

— За нос?! — ещё больше удивился Боб и потрогал себя за кончик органа обоняния. — Интересный у вас язык. Вешать на уши макароны — тоже самое, что и водить за нос.

— Иными словами, я вас дурачил, разыгрывал, — решил более не мучить француза русскими фразеологизмами Тарасов. — Естественно, я никакой не потомок Пушкина, и абсолютно не имею никакого отношения к Лейбе Давидовичу Бронштейну. Как, впрочем, и сам Лев Троцкий вряд ли имеет какое либо отношение к светочу русской поэзии.

— То есть вы всё это выдумали?… Про Пушкина.

— Ну, не всё (кое-что из того, что я вам рассказывал о Пушкине, является истинной правдой), и не я. А ряд литературоведов так называемого сенсационного направления, тяготеющих к громким разоблачениям и к публикации не до конца проверенных гипотез. Я решил немного над ними — поверьте, не над вами — подтрунить. Надеюсь, зрители нашей программы сумели отделить зёрна от плевел.

— А что делать тем, кто всё-таки не сумел? — полюбопытствовал Боб.

— Перечитать Тынянова, Вересаева и Лотмана, — улыбнулся в ответ Тарасов.

Боб перевёл взор на Аннет, несколько смутился.

— Раз вы не Пушкиндт, то и… — трюкач замялся, — …Анна — не Анна?

Тарасов яростно замахал руками:

— А вот Анна и взаправду Анна. И даже, в некотором роде, Богданова. Вот только к Анри Летюрку она имеет ровно такое же отношение, как я к Пушкину. Или Пушкин к Троцкому. Или же сам Летюрк к Буссенару. Одним словом — ни-ка-ко-го.

— Как никакого?

— Так. Абсолютно никакого отношения.

— Но вы же сами говорили, что Летюрк и Буссенар — один и тот же человек. И всё-то у вас так ровно и гладко складывалось. Прямо как пазл.

— Да. Существовала некогда подобная версия: мол, Летюрк — это псевдоним Луи Буссенара. И в доказательство этой самой версии литературоведы приводили все те доводы, коими я вас так усердно потчевал. Но всё в одночасье изменилось. Не далее как этой весной. Когда замечательная исследовательница — кстати, не имеющая никакого отношения к сенсационному литературоведению — Елена Трепетова наконец-то раскрыла тайну Анри Летюрка[44]. Елена доказала, что Анри Летюрк — настоящее имя писателя, а не какой-то там псевдоним. Просто так получилось, что романист был незаслуженно забыт и отодвинут более успешными коллегами по цеху на обочину. Кстати, Летюрк, как и Буссенар, тоже бывал в Южной Америке — здесь я нисколечко не лукавил. И ещё. Наш Летюрк — земляк нашего же Буссенара, он тоже босеронец. Его родная деревушка Шамбон-ла-Форе находится неподалёку, всего каких-то двенадцати километрах отсюда. При желании мы можем туда заскочить. Правда, там нет ни улицы имени Анри Летюрка, ни памятника сочинителю. Жители коммуны даже не знают о своём прославленном земляке. Думаю, со временем мы исправим и эту несправедливость… А пока вернёмся от забытого романиста к его прелестной «прапраправнучке». — Тарасов расхохотался. — Господа, разрешите представить — Анна Богданова. Что называется, студентка, комсомолка, спортсменка, и просто красавица!

«Студентка-комсомолка-спортсменка-красавица» отвернулась от мужчин, быстро проделала над своим лицом некие манипуляции, повернулась, улыбнулась.

О, чудо!

Улыбка, не зарешеченная брекетами, была способна очаровать и стоявший на улице бюст Буссенара. Не зубы — скатный жемчуг! Да еще с бриллиантовым напылением.

А уши-то, уши! Что стало с чебурашковыми ушами? Они исчезли!.. Нет, конечно же, уши — вернее миниатюрные изящные ушки — остались на месте. Но они стали куда как меньше и перестали смешно оттопыриваться.

— Но, чёрт возьми, как?! — Челюсть у Боба отвалилась, как ковш неисправного экскаватора.

Аннет переливчато рассмеялась (словно зазвенели знаменитые валдайские колокольчики), показала ладошки.

На ладонях у девушки лежали ужасные брекеты и латексные накладки на уши.

— Пластический грим, — прокомментировал ситуацию Тарасов. — Я думаю, вы сталкивались с подобным явлением на съёмочных площадках.

Боб кивнул и громогласно расхохотался.

Надо же, его, каскадёра с пятилетним стажем, профессионала, знающего всю подноготную мира кино, провели как дошкольника. Ай да гримёры, ай да молодцы! За такой грим и «Оскара» не грех дать!

А Тарасов продолжал петь Аннушке дифирамбы:

— Между прочим, мадмуазель Богданова — ваш коллега, она каскадёр. Все трюки в кино всегда исполняет сама. Аня у нас специалист широчайшего профиля. Мастер спорта по прыжкам с парашютом, фехтовальщица, наездница, эксперт по рукопашному бою — чёрный пояс по тхэквондо.

— Это много объясняет, — улыбнулся Боб.

— А ещё, — заливался певчим птахом Михаил Борисович, — Анечка — прекрасная актриса.

— И это я заметил. Поверил в простушку с брекетами и смешным пучком на макушке. А тут — вон оно как оказывается… Одного не пойму: зачем вам понадобился весь этот маскарад? К чему было девушку Джеймса Бонда гримировать под… — Боб замялся, не зная, какое слово подобрать, чтобы не задеть Аннет.

На помощь галантному французу пришла сама «девушка Джеймса Бонда». Сказала со смехом:

— Пугало.

Все расхохотались.

— И всё-таки — почему? — повторил вопрос Боб.

— Чтобы не отвлекать вас от поиска сокровищ, — пояснил Тарасов.

Боб промолчал. Ибо не хотел признаваться, что, несмотря на все старания гримёров, он всё одно постоянно отвлекался на прелестницу Аннет. Ну, разве могут эти голубые глаза, эти стройные ноги и аппетитные округлости оставить равнодушным хотя бы одного мужчину? Да ни в жизнь!

— К тому же, — продолжал директор кинопродюсерского центра, — в таком виде Анне было гораздо проще страховать вас от разных неурядиц. Ведь вы даже не заподозрили в ней надёжного каскадёра.