Прислонясь к капоту машины, я достал из кармана ветровки письмо. Последняя весточка от Модеста Павловича, полученная мной вчера. Три месяца дядя ничего не давал знать о себе, и вот… Наверное, он предположил, что именно столько времени понадобится мне, чтобы разобраться в его таинственной гибели.

«Очень хочу надеяться, дорогой Эд, что ты жив и здоров. Это самое главное — чтобы ты был жив. Если честно, не однажды каялся, что ввязал тебя в эту страшную и опасную игру. Но моей рукой будто водил кто-то со стороны. Наверное, мне просто хотелось, чтобы кто-то, если со мной что-то случится, понял, как я ушел из жизни. Если у тебя это получилось, если ты отомстил моим обидчикам, то я благодарен тебе, как никогда ранее. Я ведь знаю, ты упрямый и никогда не отступишься ни от себя, ни от начатого дела. Помнишь, когда-то я отговаривал тебя от поступления в военное училище? Мне казалось, что из тебя может выйти хороший искусствовед. Но ты прислушивался только к самому себе. Наверное, это правильно.

Ты, без всякого сомнения, догадался, кто бросает в почтовый ящик мои письма. Да, это мои верные друзья, для которых я четко расписал время отправки каждого письма. Кто они? Ты их не знаешь, да это и неважно.

Последняя просьба к тебе, Эд — расскажи правду о моей смерти Ксении. И еще передай ей, что я ее сильно любил. Очень-очень сильно…»

Я посмотрел на конверт — изображение церкви святых страстотерпцев Бориса и Глеба в Вышгороде…

Я вздохнул, сунул письмо обратно в карман и направился к берегу близкой реки. Выбрав совершенно безлюдное место, огляделся несколько раз по сторонам, вынул из заднего брючного кармана «Беретту» и бросил ее подальше в воду. Она мне не пригодилась. К счастью или к несчастью, не знаю. Окажись она при мне в ту ночь, когда я стоял в холле у стойки портье «Приюта пилигрима», я, может, всадил бы пару пуль в мерзавца Фомина, и Зоя осталась бы жива. Она была бы сейчас рядом со мной, если бы Фомин не усек, что в кабинете Осмоловского горит свет. Ах, если б человеку знать, что впереди…

А впереди у меня сегодня была встреча с Алиной. Я увидел ее в летнем кафе на Львовской площади, близ которого с трудом припарковался — мне захотелось промочить горло «спрайтом».

Она сидела за столиком одна и, видимо, уже долго, потому что в пустой наполовину чашечке кофе уже не дымилось.

Я подошел и без разрешения уселся напротив нее.

Она подняла глаза. И не удивилась, будто ждала меня именно в этот день, именно в это время.

— Эд, я тогда сказала тебе правду.

— Я знаю.

Мы молчали и смотрели друг на друга. На мгновение мне показалось, что передо мной Зоя. В ее темных глазах — печальное понимание. Она улыбнулась мне так, как когда-то впервые улыбнулась в «Пирах Лукулла» и кивнула головой — ничего, мол, не поделаешь, Эд…

Видение отступило, и я снова увидел перед собой Алину.

— Если кофе тебе уже не хочется, то поднимайся и… И пойдем.

— Куда? — спросила она.

— Домой, — ответил я.